Когда глаза судьи и аналитика привыкли к абсолютной темноте неосвещённого лестничного пространства, Аркадий Семёнович решительно устремился вперёд.
Молодой человек долго искал ключ. Потом никак не мог попасть в замочную скважину.
— Ну что вы возитесь! — не выдержал судья.
— Сейчас, сейчас,… — тихо отговаривался Константин. Наконец замок упруго щёлкнул, и дверь оказалась во власти пришедших. Застоялый запах ветхого барахла, высохших стен и вековой пыли ударил в нос. Горбовский зажёг спичку. Во всём здесь чувствовалось отсутствие хозяйки.
— Туда! — указал молодой человек.
Стопки старых журналов громоздились по углам комнат. Совершенно истлевшие занавески безжизненно свисали с антресолей. В глубину коридора впечатался плакатный лик популярной певицы.
Осторожно ступая по сухим половицам, ночные посетители пробрались к дальней комнате. Горбовский снова зажёг спичку. Её короткое свечение выхватило из темноты ничком лежащего человека. И одного взгляда было достаточно, чтобы понять: здесь всё кончено. Это был труп.
— Я пойду на кухню, уберу стакан.
— Что? — не понял судья.
— Стакан с моими отпечатками пальцев.
— Ах, да…
Натыкаясь на стены, Константин побрёл в противоположную часть квартиры. Всё, что могло падать и грохотать, попадалось ему сейчас под ноги. Горбовский выругался про себя. Теоретик начал его раздражать. А коридор перед молодым человеком провалился вправо, и он попал на кухню. Константин управился довольно быстро и когда вернулся в комнату, где оставил судью наедине с убитым, ему показалось, что Горбовский что-то ищет на полу.
— Ну что вы скажете?
— Что? — растерялся судья. — А-а, насильственная смерть. Ну, это ясно было бы и ребёнку. Видно, что рука сломана, проникающая рана головы. Насколько я понимаю, так счёты с жизнью не сводят.
— Его, должно быть, били, — предположил Аркадий Семёнович. — Чем-то вроде обломка водопроводной трубы.
— Может быть тростью?
— Мы не в девятнадцатом веке, господин теоретик. Где это в наше время вы видели трости?
— Представьте себе видел. Сегодня. Он сам приносил мне в гостиницу трость с тяжёлым бронзовым набалдашником. А браслет забыл дома растяпа. Потому и пришлось договариваться о визите.
— Значит, браслет — это не единственная ценность, которую он хранил у себя, — проговорил Горбовский. — А эту трость вы держали в руках?
— Держал, конечно… Но почему вы об этом спросили? — насторожился молодой человек.
— Просто так.
Константину вопрос не понравился. Он вдруг вспомнил, что набалдашник трости был перепачкан краской. Да краской ли? Аналитик стал действовать решительно.
— Что вы делаете? — почти закричал Горбовский.
— Хочу перевернуть труп на спину.
— Не нужно это делать, не нужно вообще ничего здесь трогать!
Возмущение судьи было бесполезным. Молодой человек, приложив некоторые усилия, добился своего.
— Зажгите спичку! — он.
Судья подчинился. У него дрожали руки, и спички ломались одна за другой.
— Да, так и есть! — констатировал молодой человек.
— Что есть? — не понял Горбовский.
В этот момент где-то на улице рявкнула милицейская сирена.
— У меня почему-то плохое предчувствие, — пробубнил Аркадий Семёнович поёживаясь. Константин склонился над убитым, пристально изучая его внешность.
— Ноги уносить надо, — заволновался судья.
— Давайте вернём его в прежнюю позу. Помогите же.
Во дворе дома хлопнула дверца машины.
— Всё, поздно. Что теперь? — заметался в мыслях Горбовский.
— Балкон.
— А дальше?
— Это всего лишь третий этаж. Правда, он равен по высоте четвёртому.
— Успокоили, нечего сказать, — вздохнул судья. — Мне, пожалуй, и с табуретки не спрыгнуть.
— Тогда антресоль на кухне. Они ведь не станут сейчас делать обыск.
— А если там полно барахла? — засомневался Аркадий Семёнович.
— Выбора нет!
И тут тишину разорвал звонок в прихожей. Горбовскому показалось, что у него лопнули барабанные перепонки. Оба искателя приключений ринулись на кухню. Молодой человек подсаживал судью на полати, напрягаясь всем телом, а судья тяжело и медленно втискивал себя в небольшое подсобное пространство под кухонным потолком.
— Здесь двоим не поместиться. Что делать?
— Она и не выдержит двоих. Ладно, дальше вы сами, — сказал Константин и устремился к окну.
В дверь ударили, да с такой силой, что задрожали стены. Константин освобождал шпингалеты от сцепления с оконной рамой. Они сидели крепко. Окно, видимо, не открывалось уже много лет. Ещё один удар в дверь заставил молодого человека поторопиться. Наконец он разорвал склейку оконных створов и шагнул на подоконник. Впереди, метрах в трёх, протянулась тяжёлая ветвь старого тополя. Константин на мгновение застыл, превращаясь в Радомира и вытянувшись на носках. В его глазах вдруг промелькнула качающаяся трапеция. Прыжок… и он летит вниз, в тяжёлые объятия каменного пола. Это было. Это осталось в нём навсегда.
Дверь слетела с замочного языка. В прихожей включили свет… Константин прыгнул. Руки уверенно встали в обхват ветки. Она качнулась, напрягаясь каждым волокном своей старой тополиной плоти, и удержала висящего. Бывший трюкач сполз по стволу дерева, огляделся и, прижимаясь к стене дома, устремился в ночь.
Горбовский не дышал. Внизу, под ним, ходили. Щёлкнул выключатель, и в узкую щель дверцы ударил кухонный свет. Минуту спустя он услышал голос:
— Нет, отсюда не допрыгнешь! Возможно использовали верёвку. Утром приедет эксперт — разберётся. Шаги переместились вглубь квартиры. Через какое-то время судья услышал, как всё тот же голос сказал:
— Пойди, сообщи дежурному, что сигнал подтвердился.
Константин потушил в себе пожар эмоций. Он не мог отказаться от удовольствия понаблюдать со стороны на захлопнувшуюся мышеловку. Жёлто-синий милицейский «УАЗ» прожигал фарами ночную пустоту двора. «А ведь как было задумано!» — оценил теоретик происшествие, невольным свидетелем которого сделала его судьба. Да, ему чуть-чуть не прищемило хвост в этой мышеловке. Подумать только! И всё-таки как верно сказано: «Прежде чем защищать других, научись сперва защищать самого себя!» Какой же ты, к чёрту, воин. Константин хорошо усвоил одну истину: «Воин — не тот, кто стреляет, а тот, кто сознательно идёт под пули.» Правда, загнать его под пули сегодня входило в чей-то расчётливый план. Константин не хотел признаваться себе в том, что его спасла случайность. Что всё могло закончиться совершенно по другому. Так или иначе, ему ещё предстояло нанести ответный удар, и до тех пор он не мог чувствовать себя победителем.
Константин опустил руку в карман и вдруг обнаружил, что потерял ключ от номера.
— Ну что ж, это только подтверждает мои предположения, — сказал сам себе аналитик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Молодой человек долго искал ключ. Потом никак не мог попасть в замочную скважину.
— Ну что вы возитесь! — не выдержал судья.
— Сейчас, сейчас,… — тихо отговаривался Константин. Наконец замок упруго щёлкнул, и дверь оказалась во власти пришедших. Застоялый запах ветхого барахла, высохших стен и вековой пыли ударил в нос. Горбовский зажёг спичку. Во всём здесь чувствовалось отсутствие хозяйки.
— Туда! — указал молодой человек.
Стопки старых журналов громоздились по углам комнат. Совершенно истлевшие занавески безжизненно свисали с антресолей. В глубину коридора впечатался плакатный лик популярной певицы.
Осторожно ступая по сухим половицам, ночные посетители пробрались к дальней комнате. Горбовский снова зажёг спичку. Её короткое свечение выхватило из темноты ничком лежащего человека. И одного взгляда было достаточно, чтобы понять: здесь всё кончено. Это был труп.
— Я пойду на кухню, уберу стакан.
— Что? — не понял судья.
— Стакан с моими отпечатками пальцев.
— Ах, да…
Натыкаясь на стены, Константин побрёл в противоположную часть квартиры. Всё, что могло падать и грохотать, попадалось ему сейчас под ноги. Горбовский выругался про себя. Теоретик начал его раздражать. А коридор перед молодым человеком провалился вправо, и он попал на кухню. Константин управился довольно быстро и когда вернулся в комнату, где оставил судью наедине с убитым, ему показалось, что Горбовский что-то ищет на полу.
— Ну что вы скажете?
— Что? — растерялся судья. — А-а, насильственная смерть. Ну, это ясно было бы и ребёнку. Видно, что рука сломана, проникающая рана головы. Насколько я понимаю, так счёты с жизнью не сводят.
— Его, должно быть, били, — предположил Аркадий Семёнович. — Чем-то вроде обломка водопроводной трубы.
— Может быть тростью?
— Мы не в девятнадцатом веке, господин теоретик. Где это в наше время вы видели трости?
— Представьте себе видел. Сегодня. Он сам приносил мне в гостиницу трость с тяжёлым бронзовым набалдашником. А браслет забыл дома растяпа. Потому и пришлось договариваться о визите.
— Значит, браслет — это не единственная ценность, которую он хранил у себя, — проговорил Горбовский. — А эту трость вы держали в руках?
— Держал, конечно… Но почему вы об этом спросили? — насторожился молодой человек.
— Просто так.
Константину вопрос не понравился. Он вдруг вспомнил, что набалдашник трости был перепачкан краской. Да краской ли? Аналитик стал действовать решительно.
— Что вы делаете? — почти закричал Горбовский.
— Хочу перевернуть труп на спину.
— Не нужно это делать, не нужно вообще ничего здесь трогать!
Возмущение судьи было бесполезным. Молодой человек, приложив некоторые усилия, добился своего.
— Зажгите спичку! — он.
Судья подчинился. У него дрожали руки, и спички ломались одна за другой.
— Да, так и есть! — констатировал молодой человек.
— Что есть? — не понял Горбовский.
В этот момент где-то на улице рявкнула милицейская сирена.
— У меня почему-то плохое предчувствие, — пробубнил Аркадий Семёнович поёживаясь. Константин склонился над убитым, пристально изучая его внешность.
— Ноги уносить надо, — заволновался судья.
— Давайте вернём его в прежнюю позу. Помогите же.
Во дворе дома хлопнула дверца машины.
— Всё, поздно. Что теперь? — заметался в мыслях Горбовский.
— Балкон.
— А дальше?
— Это всего лишь третий этаж. Правда, он равен по высоте четвёртому.
— Успокоили, нечего сказать, — вздохнул судья. — Мне, пожалуй, и с табуретки не спрыгнуть.
— Тогда антресоль на кухне. Они ведь не станут сейчас делать обыск.
— А если там полно барахла? — засомневался Аркадий Семёнович.
— Выбора нет!
И тут тишину разорвал звонок в прихожей. Горбовскому показалось, что у него лопнули барабанные перепонки. Оба искателя приключений ринулись на кухню. Молодой человек подсаживал судью на полати, напрягаясь всем телом, а судья тяжело и медленно втискивал себя в небольшое подсобное пространство под кухонным потолком.
— Здесь двоим не поместиться. Что делать?
— Она и не выдержит двоих. Ладно, дальше вы сами, — сказал Константин и устремился к окну.
В дверь ударили, да с такой силой, что задрожали стены. Константин освобождал шпингалеты от сцепления с оконной рамой. Они сидели крепко. Окно, видимо, не открывалось уже много лет. Ещё один удар в дверь заставил молодого человека поторопиться. Наконец он разорвал склейку оконных створов и шагнул на подоконник. Впереди, метрах в трёх, протянулась тяжёлая ветвь старого тополя. Константин на мгновение застыл, превращаясь в Радомира и вытянувшись на носках. В его глазах вдруг промелькнула качающаяся трапеция. Прыжок… и он летит вниз, в тяжёлые объятия каменного пола. Это было. Это осталось в нём навсегда.
Дверь слетела с замочного языка. В прихожей включили свет… Константин прыгнул. Руки уверенно встали в обхват ветки. Она качнулась, напрягаясь каждым волокном своей старой тополиной плоти, и удержала висящего. Бывший трюкач сполз по стволу дерева, огляделся и, прижимаясь к стене дома, устремился в ночь.
Горбовский не дышал. Внизу, под ним, ходили. Щёлкнул выключатель, и в узкую щель дверцы ударил кухонный свет. Минуту спустя он услышал голос:
— Нет, отсюда не допрыгнешь! Возможно использовали верёвку. Утром приедет эксперт — разберётся. Шаги переместились вглубь квартиры. Через какое-то время судья услышал, как всё тот же голос сказал:
— Пойди, сообщи дежурному, что сигнал подтвердился.
Константин потушил в себе пожар эмоций. Он не мог отказаться от удовольствия понаблюдать со стороны на захлопнувшуюся мышеловку. Жёлто-синий милицейский «УАЗ» прожигал фарами ночную пустоту двора. «А ведь как было задумано!» — оценил теоретик происшествие, невольным свидетелем которого сделала его судьба. Да, ему чуть-чуть не прищемило хвост в этой мышеловке. Подумать только! И всё-таки как верно сказано: «Прежде чем защищать других, научись сперва защищать самого себя!» Какой же ты, к чёрту, воин. Константин хорошо усвоил одну истину: «Воин — не тот, кто стреляет, а тот, кто сознательно идёт под пули.» Правда, загнать его под пули сегодня входило в чей-то расчётливый план. Константин не хотел признаваться себе в том, что его спасла случайность. Что всё могло закончиться совершенно по другому. Так или иначе, ему ещё предстояло нанести ответный удар, и до тех пор он не мог чувствовать себя победителем.
Константин опустил руку в карман и вдруг обнаружил, что потерял ключ от номера.
— Ну что ж, это только подтверждает мои предположения, — сказал сам себе аналитик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50