Но,
присмотревшись, я понял, что это все-таки человек. Хотя таких
людей не видел еще ни один житель Земли -- в этом я готов
поклясться.
Он был ненамного выше меня ростом, но значительно шире в
плечах и крепче сложен. Мышцы буграми покрывали его руки и
ноги. На незнакомце был накинут какой-то кусок ткани, похожей
на шелк, перепоясанный широким кожаным ремнем. На ремне висел
большой кинжал в кожаных ножнах. На ногах человека были
плетеные сандалии с высокой шнуровкой. Но все эти детали я
заметил лишь краем глаза, потому что мое внимание было
приковано к лицу незнакомца.
Вообразить или описать такое -- будет весьма нелегким
делом. Голова этого человека крепко сидела на короткой, почти
невидной шее, на широких плечах. Квадратный волевой подбородок
выдавался вперед, и когда тонкие губы незнакомца разомкнулись с
рычащим звуком, вырвавшимся из глотки, я разглядел у него во
рту длинные, острые, словно наконечники стрел, клыки. Короткая
густая борода росла на его подбородке, а над верхней губой
топорщилась щетка пышных усов. Приплюснутый нос едва выдавался
вперед; лишь широкие ноздри постоянно вздрагивали, принюхиваясь
к шедшему от меня запаху. Маленькие, налитые кровью глаза
вцепились в меня, сверкая ледяной серой сталью. Лоб незнакомца
был узок и покат, а с головы свисали космы густых черных волос,
прикрывавшие маленькие, плотно прижатые к черепу уши.
Борода и шевелюра человека были черными до синевы. Такого
же цвета волосы покрывали его тело и конечности. Он не был,
конечно, покрыт шерстью, как обезьяна, но был, несомненно, куда
более волосат, чем любой земной человек.
Я сразу же понял, что, случись мне вступить с незнакомцем
в бой, противник у меня будет не из легких. Его фигура словно
излучала силу -- грубую, первобытную мощь. Ни одной унции жира
или нетренированной плоти не было видно на могучем теле.
Покрытая волосами кожа казалась крепкой, как шкура дикого
зверя. Но не только его тело говорило об опасной силе, скрытой
в незнакомце. Взгляд, манера смотреть -- все демонстрировало
готовность встретить любого врага всей яростной мощью,
управляемой диким, необузданным разумом. Взглянув в эти глаза,
я физически ощутил исходящую от них волну агрессивного
недоверия. Мои мышцы инстинктивно напряглись.
В следующий миг на смену моей решимости пришло изумление:
я услышал речь на самом настоящем, отличном английском:
-- Тхак! Ты что за человек?
В хриплом голосе слышалось провоцирующее презрение. Все во
мне закипело, но я постарался сдержать свои чувства.
-- Мое имя -- Исау Каирн, -- коротко ответил я и запнулся,
не зная, как продолжить, объясняя мое появление на этой
планете.
Незнакомец с презрительной улыбкой оглядел мое безволосое
тело и уже совершенно невыносимо унизительно для меня спросил:
-- Тхак тебя побери, мужик ты или баба?
Ответом ему был удар сжатым кулаком в грудь, от которого
мой собеседник грохнулся на землю.
Мое действие было абсолютно инстинктивным. Опять
вспыльчивость подвела меня, оказавшись сильнее рассудка. Но
времени на самобичевание у меня не было. Взвыв от боли и
ярости, незнакомец вскочил на ноги и бросился на меня. Мы
сошлись лицом к лицу, горя одинаковым первобытным гневом,
сражаясь не на жизнь, а на смерть.
Впервые в жизни я, вынужденный вежде и всюду соразмерять,
сдерживать свою силу, оказался в тисках железной хватки
человека сильнее меня. Это я ощутил в первые же мгновения
драки, затратив неимоверные усилия, чтобы вырваться из этих
крушащих ребра объятий.
Бой был коротким и отчаянным. Меня спасло только то, что
мой противник понятия не имел о боксе. Он мог -- и при этом не
замедлил продемонстрировать это умение -- наносить мощные удары
кулаками, но они были беспорядочными, неприцельными и поэтому
не очень опасными. Трижды я уворачивался от таких оплеух, после
которых, достигни они цели, я уже никогда не встал бы. При этом
мой противник совершенно не умел сам уворачиваться, уходить от
ударов. Не думаю, что кто-либо из бойцов на земле остался бы в
живых, пропустив такое количество ударов, которые он получил от
меня. Но он продолжал атаковать меня, без устали орудуя руками.
Ногти на его пальцах были острыми, как звериные когти, и вскоре
из двух десятков порезов на моем теле уже сочилась кровь.
Почему он сразу не выхватил из ножен кинжал -- я не знаю.
Быть может, он посчитал, что вполне управится со мной голыми
руками. Не скрою, в этом предположении он был недалек от
истины. Но теперь, выплевывая выбитые зубы и чувствуя, как
кровь льется из разбитых ушей и бровей, он потянулся к рукоятке
кинжала. Это движение оказалось для него роковым и позволило
мне выиграть схватку.
Вырвавшись из клинча, в который я зажал его, он опустил
одну руку к поясу, где висели ножны. В этот миг я воткнул свой
левый кулак в живот, вложив в удар всю массу тела. Мой
противник замер, из его груди донесся хрип, глаза неподвижно
глядели в одну точку. В следующий момент я изо всех сил двинул
его кулаком в правую челюсть. Человек рухнул, как оглушенный
кувалдой бык; из его открытого рта на бороду потек ручеек крови
-- последний удар раскроил ему губу, разорвал часть щеки и
наверняка основательно переломал челюсть.
x x x
Стараясь успокоить дыхание, потирая содранные кулаки, я
смотрел на свою жертву, прикидывая, что наверняка сам подписал
себе приговор. Ведь теперь мне нечего было ждать
доброжелательного отношения со стороны жителей Альмарика. Но
эта печальная мысль не помешала мне снять с бедняги его
нешикарную одежку и, подпоясавшись его же ремнем, прихватить в
качестве трофея кинжал. В конце концов, семь бед -- один ответ.
Если меня поймают, то обвинение в воровстве будет лишь добавкой
к главному обвинению в покушении на одного из местных жителей.
А так, по меньшей мере, частично одетый и с каким-никаким
оружием, я чувствовал себя несколько уверенней.
Я с большим интересом осмотрел кинжал. Едва ли мне
доводилось видеть раньше столь внушительное, подходящее для
убийства оружие. Обоюдоострый клинок был дюймов девятнадцати в
длину и заточен остро, как бритва. У рукоятки он был широк и
постепенно заострялся к концу, тонкому, как игла. Гарда и
вершина ручки были серебряными, а сама рукоятка обмотана
чем-то, напоминающим змеиную кожу. Клинок, несомненно, был
стальным, но никогда раньше я не видел стали такого качества. В
общем, этот кинжал был настоящим шедевром оружейного дела и
свидетельствовал о высоком уровне, по крайней мере,
материальной культуры его изготовителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
присмотревшись, я понял, что это все-таки человек. Хотя таких
людей не видел еще ни один житель Земли -- в этом я готов
поклясться.
Он был ненамного выше меня ростом, но значительно шире в
плечах и крепче сложен. Мышцы буграми покрывали его руки и
ноги. На незнакомце был накинут какой-то кусок ткани, похожей
на шелк, перепоясанный широким кожаным ремнем. На ремне висел
большой кинжал в кожаных ножнах. На ногах человека были
плетеные сандалии с высокой шнуровкой. Но все эти детали я
заметил лишь краем глаза, потому что мое внимание было
приковано к лицу незнакомца.
Вообразить или описать такое -- будет весьма нелегким
делом. Голова этого человека крепко сидела на короткой, почти
невидной шее, на широких плечах. Квадратный волевой подбородок
выдавался вперед, и когда тонкие губы незнакомца разомкнулись с
рычащим звуком, вырвавшимся из глотки, я разглядел у него во
рту длинные, острые, словно наконечники стрел, клыки. Короткая
густая борода росла на его подбородке, а над верхней губой
топорщилась щетка пышных усов. Приплюснутый нос едва выдавался
вперед; лишь широкие ноздри постоянно вздрагивали, принюхиваясь
к шедшему от меня запаху. Маленькие, налитые кровью глаза
вцепились в меня, сверкая ледяной серой сталью. Лоб незнакомца
был узок и покат, а с головы свисали космы густых черных волос,
прикрывавшие маленькие, плотно прижатые к черепу уши.
Борода и шевелюра человека были черными до синевы. Такого
же цвета волосы покрывали его тело и конечности. Он не был,
конечно, покрыт шерстью, как обезьяна, но был, несомненно, куда
более волосат, чем любой земной человек.
Я сразу же понял, что, случись мне вступить с незнакомцем
в бой, противник у меня будет не из легких. Его фигура словно
излучала силу -- грубую, первобытную мощь. Ни одной унции жира
или нетренированной плоти не было видно на могучем теле.
Покрытая волосами кожа казалась крепкой, как шкура дикого
зверя. Но не только его тело говорило об опасной силе, скрытой
в незнакомце. Взгляд, манера смотреть -- все демонстрировало
готовность встретить любого врага всей яростной мощью,
управляемой диким, необузданным разумом. Взглянув в эти глаза,
я физически ощутил исходящую от них волну агрессивного
недоверия. Мои мышцы инстинктивно напряглись.
В следующий миг на смену моей решимости пришло изумление:
я услышал речь на самом настоящем, отличном английском:
-- Тхак! Ты что за человек?
В хриплом голосе слышалось провоцирующее презрение. Все во
мне закипело, но я постарался сдержать свои чувства.
-- Мое имя -- Исау Каирн, -- коротко ответил я и запнулся,
не зная, как продолжить, объясняя мое появление на этой
планете.
Незнакомец с презрительной улыбкой оглядел мое безволосое
тело и уже совершенно невыносимо унизительно для меня спросил:
-- Тхак тебя побери, мужик ты или баба?
Ответом ему был удар сжатым кулаком в грудь, от которого
мой собеседник грохнулся на землю.
Мое действие было абсолютно инстинктивным. Опять
вспыльчивость подвела меня, оказавшись сильнее рассудка. Но
времени на самобичевание у меня не было. Взвыв от боли и
ярости, незнакомец вскочил на ноги и бросился на меня. Мы
сошлись лицом к лицу, горя одинаковым первобытным гневом,
сражаясь не на жизнь, а на смерть.
Впервые в жизни я, вынужденный вежде и всюду соразмерять,
сдерживать свою силу, оказался в тисках железной хватки
человека сильнее меня. Это я ощутил в первые же мгновения
драки, затратив неимоверные усилия, чтобы вырваться из этих
крушащих ребра объятий.
Бой был коротким и отчаянным. Меня спасло только то, что
мой противник понятия не имел о боксе. Он мог -- и при этом не
замедлил продемонстрировать это умение -- наносить мощные удары
кулаками, но они были беспорядочными, неприцельными и поэтому
не очень опасными. Трижды я уворачивался от таких оплеух, после
которых, достигни они цели, я уже никогда не встал бы. При этом
мой противник совершенно не умел сам уворачиваться, уходить от
ударов. Не думаю, что кто-либо из бойцов на земле остался бы в
живых, пропустив такое количество ударов, которые он получил от
меня. Но он продолжал атаковать меня, без устали орудуя руками.
Ногти на его пальцах были острыми, как звериные когти, и вскоре
из двух десятков порезов на моем теле уже сочилась кровь.
Почему он сразу не выхватил из ножен кинжал -- я не знаю.
Быть может, он посчитал, что вполне управится со мной голыми
руками. Не скрою, в этом предположении он был недалек от
истины. Но теперь, выплевывая выбитые зубы и чувствуя, как
кровь льется из разбитых ушей и бровей, он потянулся к рукоятке
кинжала. Это движение оказалось для него роковым и позволило
мне выиграть схватку.
Вырвавшись из клинча, в который я зажал его, он опустил
одну руку к поясу, где висели ножны. В этот миг я воткнул свой
левый кулак в живот, вложив в удар всю массу тела. Мой
противник замер, из его груди донесся хрип, глаза неподвижно
глядели в одну точку. В следующий момент я изо всех сил двинул
его кулаком в правую челюсть. Человек рухнул, как оглушенный
кувалдой бык; из его открытого рта на бороду потек ручеек крови
-- последний удар раскроил ему губу, разорвал часть щеки и
наверняка основательно переломал челюсть.
x x x
Стараясь успокоить дыхание, потирая содранные кулаки, я
смотрел на свою жертву, прикидывая, что наверняка сам подписал
себе приговор. Ведь теперь мне нечего было ждать
доброжелательного отношения со стороны жителей Альмарика. Но
эта печальная мысль не помешала мне снять с бедняги его
нешикарную одежку и, подпоясавшись его же ремнем, прихватить в
качестве трофея кинжал. В конце концов, семь бед -- один ответ.
Если меня поймают, то обвинение в воровстве будет лишь добавкой
к главному обвинению в покушении на одного из местных жителей.
А так, по меньшей мере, частично одетый и с каким-никаким
оружием, я чувствовал себя несколько уверенней.
Я с большим интересом осмотрел кинжал. Едва ли мне
доводилось видеть раньше столь внушительное, подходящее для
убийства оружие. Обоюдоострый клинок был дюймов девятнадцати в
длину и заточен остро, как бритва. У рукоятки он был широк и
постепенно заострялся к концу, тонкому, как игла. Гарда и
вершина ручки были серебряными, а сама рукоятка обмотана
чем-то, напоминающим змеиную кожу. Клинок, несомненно, был
стальным, но никогда раньше я не видел стали такого качества. В
общем, этот кинжал был настоящим шедевром оружейного дела и
свидетельствовал о высоком уровне, по крайней мере,
материальной культуры его изготовителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52