Матушка Бэкстер, слегка покачиваясь, сидела на узенькой веранде с горкой штопки на коленях.
– Ну что, собака убита, а медведя нет как нет? – крикнула она им навстречу.
– Ещё не убита. Дай мне воды, тряпок и большую иглу с ниткой.
Она проворно поднялась. Джоди всегда поражался той ловкости и умению, которые проявлялись в её руках и большом, грузном теле в минуты беды. Пенни опустил Джулию на пол веранды. Собака жалобно заскулила. Джоди наклонился и хотел погладить её, но она оскалилась на него. Удручённый, поплелся он к матери. Та разрывала на полосы старый передник.
– Можешь принести воды, – сказала она, и он живо побежал за котелком.
Пенни вернулся на веранду с охапкой мешков, чтобы сделать собаке подстилку. Матушка Бэкстер принесла хирургический инструмент. Пенни вынул собаку из пропитанной кровью рубахи и стал промывать ей раны. Джулия не сопротивлялась. Не впервой приходилось ей отведывать звериных когтей. Пенни зашил две самые глубокие раны и во все раны втёр сосновую смолу. Всё то время, пока он работал, Джулия взвизгнула раз и больше не подавала голоса. Пенни сказал, что у неё сломано ребро. Тут он ничем не мог ей помочь, но если она выживет, ребро срастётся. Она потеряла много крови. Её дыхание стало прерывистым. Пенни взял её на руки вместе с подстилкой.
– Куда ты хочешь её нести? – спросила матушка Бэкстер.
– В спальню. Сегодня ночью придётся за ней присматривать.
– Только не в мою спальню, Эзра Бэкстер. Я сделаю для неё все, что положено, но я не хочу, чтобы ты всю ночь скакал из постели и обратно и будил меня. Я и так почти не спала прошлую ночь.
– Ладно, я лягу с Джоди и устрою Джулию там, – сказал Пенни. – Я не могу оставить её сегодня одну под открытым небом… Принеси мне холодной воды, Джоди.
Он отнёс собаку в комнату Джоди и уложил в углу на ворох мешков. Пить она не хотела или не могла, и тогда он открыл ей пасть и влил воду в её пересохшую глотку.
– Пусть теперь отдыхает. А мы пойдём займемся делами.
Печать какой-то необычайной уютности лежала в тот вечер на росчисти. Джоди собрал яйца на сеновале, подоил корову и пустил к ней телёнка, нарубил матери дров. Пенни, как обычно, отправился к провалу, взвалив на плечи деревянное воловье ярмо с двумя бадьями. Матушка Бэкстер наварила на ужин молодых ростков лаконоса с сушёным коровьим горохом, поджарила немного свежей свинины.
– Кусок медвежатины был бы сейчас куда как кстати, – посетовала она.
Джоди проголодался, а у Пенни кусок не шёл в горло. Он дважды выходил из-за стола и ставил перед Джулией еду, но она отказывалась. Матушка Бэкстер тяжело поднялась, убрала со стола и принялась мыть посуду. Она не расспрашивала о подробностях охоты, а Джоди так хотелось рассказать обо всём, стряхнуть с себя, как наваждение, всё пережитое за время погони и схватки с медведем и особенно страх, оцепенивший его. Отец молчал. Родители не обращали на него внимания, и Джоди всецело углубился в свою тарелку с коровьим горохом.
Закат был багрян и ясен. В кухне Бэкстеров легли длинные чёрные тени.
– Я вконец измотался, – сказал Пенни. – Мне сейчас как раз в постель.
Джоди вдруг почувствовал свои ноги, стертые до волдырей башмаками из воловьей кожи.
– Я тоже, – сказал он.
– Ну, а я посижу маленько, – сказала матушка Бэкстер. – Я нынче почти ничего не сделала, одно только волнение и беспокойство, да с колбасой возилась.
Пенни и Джоди ушли в спальню. Сев на край узкой кровати, они разделись.
– Будь ты такой большой, как мать, мы бы не улеглись вдвоём, кто-нибудь свалился бы на пол, – сказал Пенни,
Для двух тощих, костлявых тел места было достаточно. Багрянец на западе померк, в комнате стало сумрачно. Джулия спала, тихонько повизгивая во сне. Взошла луна, и спаленка озарилась серебристым сиянием. Ноги Джоди горели, колени подёргивались.
– Ты не спишь, сын? – спросил Пенни.
– Никак не могу перестать идти.
– Мы отмахали порядочно. Ну, как тебе понравилась медвежья охота, мальчуган?
– Мм… – Он потер колени. – Об ней хорошо думать.
– Понимаю.
– Хорошо идти по следу, выслеживать. Хорошо смотреть на сломанные деревца и папоротники на болоте.
– Понимаю.
– Хорошо, когда Джулия лаяла…
– А сама схватка была страшная, так, что ли?
– Жуть, какая страшная!
– Да, от этого с души воротит – собаки в крови, и всё такое прочее. Но это ещё что, сын, ты ведь ещё не видел убитого медведя. Пусть это гадкий зверь, но всё равно как-то жалко становится, когда он перестаёт бороться и собаки рвут ему глотку, а он кричит совсем как человек, ложится и умирает у тебя на глазах.
Некоторое время отец и сын лежали молча.
– Ежели б только дикие звери оставили нас в покое, – сказал Пенни.
– А по мне, так хоть всех бы их перебить, – сказал Джоди. – Ведь они нас обворовывают, вредят нам.
– Про зверя нельзя сказать, что он ворует. Зверю приходится бороться за жизнь, и он борется как только может. Совсем как мы, люди. Пантера, медведь и волк – им от природы назначено убивать добычу. Для них не существует ни границ округов, ни поставленных человеком загородок. Откуда зверю знать, что я заплатил за землю и она моя? Откуда медведь знает, что свиньи – это моя еда и моя жизнь зависит от неё? Он знает только одно – голод.
Джоди лежал, глядя широко раскрытыми глазами в серебристое сияние. Остров Бэкстеров казался ему крепостью, со всех сторон осаждаемой голодом. В лунном свете ему мерещились горящие глаза, красные, жёлтые, зелёные. Голодные звери будут снова и снова совершать на росчисть стремительные налёты, будут убивать, пожирать свою добычу и уходить восвояси. Хорьки и опоссумы будут опустошать курятник, волк или пантера, может статься, ещё до утра зарежут телёнка, старый Топтыга может снова нагрянуть, чтобы убивать и кормиться.
– Зверь, он всего-навсего делает то же, что я, когда я охочусь, чтобы добыть нам мяса, – сказал Пенни. – Охочусь там, где он живёт и выращивает своих детёнышей. Это суровый закон, но это закон. Убивай или ходи голодным.
Всё же росчисть была безопасным местом. Хотя звери и приходили, потом они уходили. Джоди трясло, он сам не знал отчего.
– Ты замёрз, сын?
– Наверное.
Он видел, как Топтыга поворачивается на месте, рубит наотмашь и рычит. Он видел, как Джулия прыгает, как медведь подгребает её лапой и притискивает к груди, как она виснет на нём мёртвой хваткой, а потом падает, помятая и окровавленная. Да, росчисть была безопасным местом.
– Двигайся ближе, сын. Я согрею тебя.
Он придвинулся ближе к отцу – сплошные кости и мускулы. Пенни обнял его рукой, и он тесно прижался к худому отцовскому бедру. Отец был оплотом безопасности. Отец переплыл быструю реку, чтобы забрать свою израненную собаку. Росчисть была безопасным местом, – отец дрался за это, дрался за своих близких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Ну что, собака убита, а медведя нет как нет? – крикнула она им навстречу.
– Ещё не убита. Дай мне воды, тряпок и большую иглу с ниткой.
Она проворно поднялась. Джоди всегда поражался той ловкости и умению, которые проявлялись в её руках и большом, грузном теле в минуты беды. Пенни опустил Джулию на пол веранды. Собака жалобно заскулила. Джоди наклонился и хотел погладить её, но она оскалилась на него. Удручённый, поплелся он к матери. Та разрывала на полосы старый передник.
– Можешь принести воды, – сказала она, и он живо побежал за котелком.
Пенни вернулся на веранду с охапкой мешков, чтобы сделать собаке подстилку. Матушка Бэкстер принесла хирургический инструмент. Пенни вынул собаку из пропитанной кровью рубахи и стал промывать ей раны. Джулия не сопротивлялась. Не впервой приходилось ей отведывать звериных когтей. Пенни зашил две самые глубокие раны и во все раны втёр сосновую смолу. Всё то время, пока он работал, Джулия взвизгнула раз и больше не подавала голоса. Пенни сказал, что у неё сломано ребро. Тут он ничем не мог ей помочь, но если она выживет, ребро срастётся. Она потеряла много крови. Её дыхание стало прерывистым. Пенни взял её на руки вместе с подстилкой.
– Куда ты хочешь её нести? – спросила матушка Бэкстер.
– В спальню. Сегодня ночью придётся за ней присматривать.
– Только не в мою спальню, Эзра Бэкстер. Я сделаю для неё все, что положено, но я не хочу, чтобы ты всю ночь скакал из постели и обратно и будил меня. Я и так почти не спала прошлую ночь.
– Ладно, я лягу с Джоди и устрою Джулию там, – сказал Пенни. – Я не могу оставить её сегодня одну под открытым небом… Принеси мне холодной воды, Джоди.
Он отнёс собаку в комнату Джоди и уложил в углу на ворох мешков. Пить она не хотела или не могла, и тогда он открыл ей пасть и влил воду в её пересохшую глотку.
– Пусть теперь отдыхает. А мы пойдём займемся делами.
Печать какой-то необычайной уютности лежала в тот вечер на росчисти. Джоди собрал яйца на сеновале, подоил корову и пустил к ней телёнка, нарубил матери дров. Пенни, как обычно, отправился к провалу, взвалив на плечи деревянное воловье ярмо с двумя бадьями. Матушка Бэкстер наварила на ужин молодых ростков лаконоса с сушёным коровьим горохом, поджарила немного свежей свинины.
– Кусок медвежатины был бы сейчас куда как кстати, – посетовала она.
Джоди проголодался, а у Пенни кусок не шёл в горло. Он дважды выходил из-за стола и ставил перед Джулией еду, но она отказывалась. Матушка Бэкстер тяжело поднялась, убрала со стола и принялась мыть посуду. Она не расспрашивала о подробностях охоты, а Джоди так хотелось рассказать обо всём, стряхнуть с себя, как наваждение, всё пережитое за время погони и схватки с медведем и особенно страх, оцепенивший его. Отец молчал. Родители не обращали на него внимания, и Джоди всецело углубился в свою тарелку с коровьим горохом.
Закат был багрян и ясен. В кухне Бэкстеров легли длинные чёрные тени.
– Я вконец измотался, – сказал Пенни. – Мне сейчас как раз в постель.
Джоди вдруг почувствовал свои ноги, стертые до волдырей башмаками из воловьей кожи.
– Я тоже, – сказал он.
– Ну, а я посижу маленько, – сказала матушка Бэкстер. – Я нынче почти ничего не сделала, одно только волнение и беспокойство, да с колбасой возилась.
Пенни и Джоди ушли в спальню. Сев на край узкой кровати, они разделись.
– Будь ты такой большой, как мать, мы бы не улеглись вдвоём, кто-нибудь свалился бы на пол, – сказал Пенни,
Для двух тощих, костлявых тел места было достаточно. Багрянец на западе померк, в комнате стало сумрачно. Джулия спала, тихонько повизгивая во сне. Взошла луна, и спаленка озарилась серебристым сиянием. Ноги Джоди горели, колени подёргивались.
– Ты не спишь, сын? – спросил Пенни.
– Никак не могу перестать идти.
– Мы отмахали порядочно. Ну, как тебе понравилась медвежья охота, мальчуган?
– Мм… – Он потер колени. – Об ней хорошо думать.
– Понимаю.
– Хорошо идти по следу, выслеживать. Хорошо смотреть на сломанные деревца и папоротники на болоте.
– Понимаю.
– Хорошо, когда Джулия лаяла…
– А сама схватка была страшная, так, что ли?
– Жуть, какая страшная!
– Да, от этого с души воротит – собаки в крови, и всё такое прочее. Но это ещё что, сын, ты ведь ещё не видел убитого медведя. Пусть это гадкий зверь, но всё равно как-то жалко становится, когда он перестаёт бороться и собаки рвут ему глотку, а он кричит совсем как человек, ложится и умирает у тебя на глазах.
Некоторое время отец и сын лежали молча.
– Ежели б только дикие звери оставили нас в покое, – сказал Пенни.
– А по мне, так хоть всех бы их перебить, – сказал Джоди. – Ведь они нас обворовывают, вредят нам.
– Про зверя нельзя сказать, что он ворует. Зверю приходится бороться за жизнь, и он борется как только может. Совсем как мы, люди. Пантера, медведь и волк – им от природы назначено убивать добычу. Для них не существует ни границ округов, ни поставленных человеком загородок. Откуда зверю знать, что я заплатил за землю и она моя? Откуда медведь знает, что свиньи – это моя еда и моя жизнь зависит от неё? Он знает только одно – голод.
Джоди лежал, глядя широко раскрытыми глазами в серебристое сияние. Остров Бэкстеров казался ему крепостью, со всех сторон осаждаемой голодом. В лунном свете ему мерещились горящие глаза, красные, жёлтые, зелёные. Голодные звери будут снова и снова совершать на росчисть стремительные налёты, будут убивать, пожирать свою добычу и уходить восвояси. Хорьки и опоссумы будут опустошать курятник, волк или пантера, может статься, ещё до утра зарежут телёнка, старый Топтыга может снова нагрянуть, чтобы убивать и кормиться.
– Зверь, он всего-навсего делает то же, что я, когда я охочусь, чтобы добыть нам мяса, – сказал Пенни. – Охочусь там, где он живёт и выращивает своих детёнышей. Это суровый закон, но это закон. Убивай или ходи голодным.
Всё же росчисть была безопасным местом. Хотя звери и приходили, потом они уходили. Джоди трясло, он сам не знал отчего.
– Ты замёрз, сын?
– Наверное.
Он видел, как Топтыга поворачивается на месте, рубит наотмашь и рычит. Он видел, как Джулия прыгает, как медведь подгребает её лапой и притискивает к груди, как она виснет на нём мёртвой хваткой, а потом падает, помятая и окровавленная. Да, росчисть была безопасным местом.
– Двигайся ближе, сын. Я согрею тебя.
Он придвинулся ближе к отцу – сплошные кости и мускулы. Пенни обнял его рукой, и он тесно прижался к худому отцовскому бедру. Отец был оплотом безопасности. Отец переплыл быструю реку, чтобы забрать свою израненную собаку. Росчисть была безопасным местом, – отец дрался за это, дрался за своих близких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101