Внутри было тихо. Несколько женщин по другую сторону барьера что-то молча неторопливо считали, отмечая на листочках. Рэмбо подошел к барьеру.
—Я жду факсы… — Он положил паспорт.
Женщина достала несколько пачек бумаг.
Факс из Иерусалима был еще от первого дня прибытия Неерии с секьюрити в Израиль. Игумнов сообщал лаконично: «Прибыли. Полный порядок…»
Из Москвы, поступили копии документов, полученных РУОПом и пересланных Бутурлиным. Следственный комитет МВД возбудил несколько уголовных дел, в том числе о незаконном вывозе валюты за границу. В постановлении было указано «мошенничество в отношении гр-на Арабова Н. при обмене наличных денег на чек в швейцарский банк UBS»…
Московские документы Рэмбо тут же направил факсом в Израиль. К утру бумаги должны были достичь Иерусалима, попасть к главе охранной фирмы «Смуя» Голану…
Рэмбо позвонил еще Бутурлину. От этого звонка зависело многое. Слышимость была неплохой, Рэмбо тянул, не решаясь прямо сказать главное. Объяснялся больше умолчаниями намеками.
— Я что-то не въезжаю… — признал Бутурлин.
— Владимир Петрович Колбин. Помнишь?
— Ну! — Бутурлин не знал Никакого Колбина.
— Баранки гну, Бутурлин! Новые наработки…
— Так…
— Идут через Скатертный…
В Скатертном переулке находился «Рассветбанк».
—От Владимира Петровича Колбина… Напиши и прочти! Ручка есть?
Бутурлин со сна ничего не понимал! И вдруг… «ВПК! Военно-промышленный комплекс!»
— Врубился!
— Наконец-то! Ну все!
Теперь ему оставался последний бросок. «Вабкент. Майор Бобров…
О встрече договорились по телефону. Без малейших сложностей.
—В ресторане, в центре города. Мимо не проедешь!
Ресторан был частный. Большинство столиков пустовало. В углу была еще чайхана, несколько стариков сидели скрестив ноги на покрытом ковром возвышении. Журчала восточная музыка. Рэмбо и капитан прошли в угловой кабинет. Появившиеся следом официант и официантка — в чапанах, в тюбетейках — не ожидая заказа, доставили узорчатый узбекский чайник, расставили тарелки с легкой закуской. Хорошенькая официантка наполнила пиалы:
— Прошу вас…
Рэмбо тут же отпил. Чай, определенно, заваривал специалист высокого класса.
— Как вас зовут? — спросил Рэмбо.
— Шермамат. Это — иранское имя…
— Прекрасный чай!
Рэмбо тем не менее чувствовал дискомфорт. Он предпочел бы встретиться с майором не за столом. Человек, получавший бланки паспортов для оперативного прикрытия работников бывшего КГБ, был, определенно, опасен. Выбирать, однако, не приходилось.
— Будь осторожен, — сказал Валижон на прощанье. — Вабкент — место не простое. Фавзи-Авлие родом отсюда. Не слыхал? Легендарный вор. Он поднимался босиком на знаменитый Вабкентский минарет. Двенадцатый век… Не забывай: ты — большая мишень! В Вабкенте знают, зачем вы приехали. Будь осторожен!
— И ты тоже, Валижон…
— Я знаю. В аэропорту в бухарской милиции у меня друзья. Вы будете улетать оттуда. Я позвоню. Вам помогут…
Перед тем в машине всю дорогу крутили блатные песни. Секьюрити привез их с собой. «А у вора, как у серого волка, только воля да охота на уме…». Все тот же «Лесоповал». Ситуация менялась, но вкусы и привязанности оставались.
«Действительно ли менты — неудавшиеся о н и , которым не хватило то ли везения, то ли мужества? Откуда этот наш болезненный непроходящий интерес к н и м ?..»
Не было ли у ментов, у фанатов, как он, как Валижон, в ядрах клеток какого-то патологического отличия, вроде двойного полового Y-хроматина, свидетельства аномального развития, как у тех маньяков, — огромного роста, обязательно выше своих родителей, с пониженным интеллектом, агрессивным характером. Подобная аномалия встречалась у двух-трех человек на десяток тысяч.
«Или м ы — ментовский противовес — с повышенным чувством справедливости, гиперсоциальные типы?..»
Рэмбо следил за улицей и одновременно за рестораном. Под слоноподобными стволами чинар две партии стариков сидели на двух лавочках — напротив друг друга, одни в шляпах, другие как на подбор — в тюбетейках. Это было не социальное расслоение, а национальное: корейцы и узбеки… День был солнечный. Но небо все равно оставалось мутным, с высокой облачностью — не ясным, а только высветленным, с еле заметными белыми разводами, будто кто-то рисовал по стеклу.
Майор Бобров приехал очень быстро. В форменных брюках, в сорочке с погонами. Без галстука.
Рэмбо ощутил напряжение официантов. Затем в зале появился один из охранников — Игумнов видел его на остановке междугородного автобуса, на котором они прибыли. Низкорослый. Сплюснутый. В руке намертво зажата трубка радиотелефона… Зыркнул по сторонам, вышел.
Майор Бобров был из гладких мордастых мужиков.
— Привет. Очень приятно!
— Мне тоже…
Вокруг стола уже суетились официанты. Чайник и пиалы унесли, меняли скатерти, расставляли приборы. Оба секьюрити вышли, заняли место за дверью, у входа. Бобров кивнул метру, дожидавшемуся его указаний.
—Гостям чай, лепешки… Как обычно. Все по полной программе. Потом мы едем ко мне…
Рэмбо поблагодарил:
—Нет, нет… Только чай.
Метр ушел. Официантка с иранским именем сменила заварной чайник, добавила несколько тарелочек с миндалем и орешками. Майор собственноручно наполнил пиалу Рэмбо. Затем свою. Несколько минут еще говорили о пустяках. Ресторан не был местом для стремного разговора.
—Тогда этим тут ограничимся… Поедем ко мне!
Рэмбо отставил пиалу. Хорошенькая официантка подошла к президенту «Лайнса». Ей нравились крупные мужчины.
— Приезжайте чаще!
— Нежно обнимаю…
Рэмбо окинул ее всю по-медвежьи близко посаженными глазами. Фраза точно выражала меру сексуальности.
«Если наши трупы всплывут в реке из дерьма вместе с трупом Савона, эта женщина даст знать Бутурлину…»
К Боброву приехали быстро. В милицейской машине. Майор жил большим домом. Рэмбо продемонстрировали барана, предназначенного для вечернего тоя в честь гостя. Баран стоял у дувала — черный, самый крупный и жирный, привязанный к дереву. Он не блеял, но чувствовал свою судьбу, не щипал траву. В сцене забоя отличился жилистый немолодой киргиз, старшина милиции. Он, хромая, подошел к барану, обрезал веревку, которой тот был привязан к дереву, повел за собой. Баран упирался, Рэмбо было все хорошо видно. Под конец баран совсем перестал идти, старшина потащил его по траве. Подошел второй мужик, помог ему оттащить жертву. Киргиз отвязал веревку, что была у барана на шее, и туго связал ему вместе передние и задние ноги. Мелькнули полные ужаса миндалевидные черные глаза. Барана уложили. Под маленьким курдюком мелькнула кожа. Киргиз начал молиться. Присел на корточки. Что он просил у Аллаха для барана или для себя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
—Я жду факсы… — Он положил паспорт.
Женщина достала несколько пачек бумаг.
Факс из Иерусалима был еще от первого дня прибытия Неерии с секьюрити в Израиль. Игумнов сообщал лаконично: «Прибыли. Полный порядок…»
Из Москвы, поступили копии документов, полученных РУОПом и пересланных Бутурлиным. Следственный комитет МВД возбудил несколько уголовных дел, в том числе о незаконном вывозе валюты за границу. В постановлении было указано «мошенничество в отношении гр-на Арабова Н. при обмене наличных денег на чек в швейцарский банк UBS»…
Московские документы Рэмбо тут же направил факсом в Израиль. К утру бумаги должны были достичь Иерусалима, попасть к главе охранной фирмы «Смуя» Голану…
Рэмбо позвонил еще Бутурлину. От этого звонка зависело многое. Слышимость была неплохой, Рэмбо тянул, не решаясь прямо сказать главное. Объяснялся больше умолчаниями намеками.
— Я что-то не въезжаю… — признал Бутурлин.
— Владимир Петрович Колбин. Помнишь?
— Ну! — Бутурлин не знал Никакого Колбина.
— Баранки гну, Бутурлин! Новые наработки…
— Так…
— Идут через Скатертный…
В Скатертном переулке находился «Рассветбанк».
—От Владимира Петровича Колбина… Напиши и прочти! Ручка есть?
Бутурлин со сна ничего не понимал! И вдруг… «ВПК! Военно-промышленный комплекс!»
— Врубился!
— Наконец-то! Ну все!
Теперь ему оставался последний бросок. «Вабкент. Майор Бобров…
О встрече договорились по телефону. Без малейших сложностей.
—В ресторане, в центре города. Мимо не проедешь!
Ресторан был частный. Большинство столиков пустовало. В углу была еще чайхана, несколько стариков сидели скрестив ноги на покрытом ковром возвышении. Журчала восточная музыка. Рэмбо и капитан прошли в угловой кабинет. Появившиеся следом официант и официантка — в чапанах, в тюбетейках — не ожидая заказа, доставили узорчатый узбекский чайник, расставили тарелки с легкой закуской. Хорошенькая официантка наполнила пиалы:
— Прошу вас…
Рэмбо тут же отпил. Чай, определенно, заваривал специалист высокого класса.
— Как вас зовут? — спросил Рэмбо.
— Шермамат. Это — иранское имя…
— Прекрасный чай!
Рэмбо тем не менее чувствовал дискомфорт. Он предпочел бы встретиться с майором не за столом. Человек, получавший бланки паспортов для оперативного прикрытия работников бывшего КГБ, был, определенно, опасен. Выбирать, однако, не приходилось.
— Будь осторожен, — сказал Валижон на прощанье. — Вабкент — место не простое. Фавзи-Авлие родом отсюда. Не слыхал? Легендарный вор. Он поднимался босиком на знаменитый Вабкентский минарет. Двенадцатый век… Не забывай: ты — большая мишень! В Вабкенте знают, зачем вы приехали. Будь осторожен!
— И ты тоже, Валижон…
— Я знаю. В аэропорту в бухарской милиции у меня друзья. Вы будете улетать оттуда. Я позвоню. Вам помогут…
Перед тем в машине всю дорогу крутили блатные песни. Секьюрити привез их с собой. «А у вора, как у серого волка, только воля да охота на уме…». Все тот же «Лесоповал». Ситуация менялась, но вкусы и привязанности оставались.
«Действительно ли менты — неудавшиеся о н и , которым не хватило то ли везения, то ли мужества? Откуда этот наш болезненный непроходящий интерес к н и м ?..»
Не было ли у ментов, у фанатов, как он, как Валижон, в ядрах клеток какого-то патологического отличия, вроде двойного полового Y-хроматина, свидетельства аномального развития, как у тех маньяков, — огромного роста, обязательно выше своих родителей, с пониженным интеллектом, агрессивным характером. Подобная аномалия встречалась у двух-трех человек на десяток тысяч.
«Или м ы — ментовский противовес — с повышенным чувством справедливости, гиперсоциальные типы?..»
Рэмбо следил за улицей и одновременно за рестораном. Под слоноподобными стволами чинар две партии стариков сидели на двух лавочках — напротив друг друга, одни в шляпах, другие как на подбор — в тюбетейках. Это было не социальное расслоение, а национальное: корейцы и узбеки… День был солнечный. Но небо все равно оставалось мутным, с высокой облачностью — не ясным, а только высветленным, с еле заметными белыми разводами, будто кто-то рисовал по стеклу.
Майор Бобров приехал очень быстро. В форменных брюках, в сорочке с погонами. Без галстука.
Рэмбо ощутил напряжение официантов. Затем в зале появился один из охранников — Игумнов видел его на остановке междугородного автобуса, на котором они прибыли. Низкорослый. Сплюснутый. В руке намертво зажата трубка радиотелефона… Зыркнул по сторонам, вышел.
Майор Бобров был из гладких мордастых мужиков.
— Привет. Очень приятно!
— Мне тоже…
Вокруг стола уже суетились официанты. Чайник и пиалы унесли, меняли скатерти, расставляли приборы. Оба секьюрити вышли, заняли место за дверью, у входа. Бобров кивнул метру, дожидавшемуся его указаний.
—Гостям чай, лепешки… Как обычно. Все по полной программе. Потом мы едем ко мне…
Рэмбо поблагодарил:
—Нет, нет… Только чай.
Метр ушел. Официантка с иранским именем сменила заварной чайник, добавила несколько тарелочек с миндалем и орешками. Майор собственноручно наполнил пиалу Рэмбо. Затем свою. Несколько минут еще говорили о пустяках. Ресторан не был местом для стремного разговора.
—Тогда этим тут ограничимся… Поедем ко мне!
Рэмбо отставил пиалу. Хорошенькая официантка подошла к президенту «Лайнса». Ей нравились крупные мужчины.
— Приезжайте чаще!
— Нежно обнимаю…
Рэмбо окинул ее всю по-медвежьи близко посаженными глазами. Фраза точно выражала меру сексуальности.
«Если наши трупы всплывут в реке из дерьма вместе с трупом Савона, эта женщина даст знать Бутурлину…»
К Боброву приехали быстро. В милицейской машине. Майор жил большим домом. Рэмбо продемонстрировали барана, предназначенного для вечернего тоя в честь гостя. Баран стоял у дувала — черный, самый крупный и жирный, привязанный к дереву. Он не блеял, но чувствовал свою судьбу, не щипал траву. В сцене забоя отличился жилистый немолодой киргиз, старшина милиции. Он, хромая, подошел к барану, обрезал веревку, которой тот был привязан к дереву, повел за собой. Баран упирался, Рэмбо было все хорошо видно. Под конец баран совсем перестал идти, старшина потащил его по траве. Подошел второй мужик, помог ему оттащить жертву. Киргиз отвязал веревку, что была у барана на шее, и туго связал ему вместе передние и задние ноги. Мелькнули полные ужаса миндалевидные черные глаза. Барана уложили. Под маленьким курдюком мелькнула кожа. Киргиз начал молиться. Присел на корточки. Что он просил у Аллаха для барана или для себя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94