– Своими страданиями вы облегчаете страдания этого мира.
– Да пойми же ты наконец, я хочу вырваться из этой адской дыры. Сюжет топчется на месте. Представляю себе, как публика валит из зала, чтобы купить себе попкорна. Обратно никто уже не возвращается. Критики просто линчуют меня.
– Бунджи-лама выше всякой критики, – наставительно произнес Лобсанг.
– Скажите это Сискелю и Эберту. Во мне так и звучит голос толстяка: «Скуирелли Чикейн следовало бы продолжать сниматься в фильмах, в которых ее привыкла видеть публика». И пошло-поехало. Можно подумать, он что-нибудь понимает!
Внезапно старый замок заскрежетал, задвигался.
– Кто там? – прошептала Скуирелли. – Меня выпускают?
– Это я, о бунджи, – ответил скрипучий голос.
– Кто «я»?
– Мастер Синанджу. Я пришел освободить вас.
Скуирелли привстала на носочки и попыталась взглянуть в крошечное окошечко. Но она ничего, кроме стен коридора, не увидела.
– Никого не вижу, – пожаловалась она.
– С кем вы разговариваете, бунджи? – встревоженно спросил Кула.
– С этим маленьким человечком – Синатрой.
– Мастер Синанджу пришел освободить нас! – радостно воскликнул Кула.
Скрежет в замке ни на минуту не прекращался.
– Пустое дело, – махнула рукой Скуирелли. – Они запирали дверь вдвоем и еле-еле вытащили ключ. Отпереть они, пожалуй, и вшестером не смогут.
Замок жалобно скрипел и звенел.
И вдруг, к крайнему изумлению Скуирелли Чикейн, дверь камеры отворилась.
В коридоре стоял сухощавый кореец в черной одежде. На его прежде лысой голове блестели черные волосы.
– Ты что, отрастил волосы? – удивилась женщина.
– Это парик, – отмахнулся Чиун. – Пошли. Надо освободить и других.
Застрявших ключей в других замках не оказалось. Жаль, промедление, возможно, смерти подобно. Сначала Чиун подошел к двери Кулы и осмотрел стержни петель. Они были толстыми, как ружейные стволы. Толстыми, прочными и очень большими. А большие препятствия иногда брать легче.
Опустившись на колени, коротким, резким ударом ладони кореец перерубил нижние петли. Они переломились, как палки под топором. Точно так же Чиун переломил и верхние стержни.
Кула поспешно открыл дверь и отставил ее в сторону.
Точно так же не устояли перед силой и ловкостью мастера Синанджу и другие двери.
Когда появился Лобсанг Дром, Скуирелли Чикейн подбросила свою темно-бордовую шапочку в воздух.
– Вот это класс! Класс! Настоящая кульминация, которой я ждала! – Скуирелли встала на колени и поцеловала Чиуна в голову со словами: – Я хотела бы, чтобы ты был высоким, темным и красивым, но к тому времени, когда они отснимут пленку, ты, может, таким и станешь.
– Что там ворчит эта женщина? – спросил мастер Синанджу у Кулы. Огромный монгол пожал плечами: кто, дескать, может измерить глубину мыслей белой ламы?
Скуирелли ощутила на губах странный вкус. Пришлось вытереть их. На шафранно-желтом рукаве осталось черное пятно.
– Что это? – удивилась она.
Чиун пропустил ее вопрос мимо ушей.
– Сейчас нельзя терять время попусту. Нам еще предстоит пройти мимо китайских тюремщиков.
– Мне бы только добраться до телефона! Я вызову сюда морских пехотинцев.
* * *
Во всей тюрьме Драпчи был всего один телефон. И стоял он на столе начальника тюрьмы, полковника государственной безопасности Фанг Лина.
Как раз в этот момент он разговаривал с Пекином.
Как же долго ему пришлось дозваниваться до столицы! Вернее, до министра государственной безопасности, по личному приказу которого всемирно известную Скуирелли Чикейн заключили в тюрьму и запретили ей всякий контакт с Америкой. Теперь Фанг Лин ожидал дальнейших инструкций.
Только бы министр безопасности ответил на его вызов.
Он пытался прозвониться всю ночь. Много раз просил передать, что звонил. Никакого ответа так и не последовало. Полковник Фанг начал подозревать, что ему придется действовать без инструкций. С этой тигрицей Скуирелли Чикейн ему следует управиться самому. Полученные им указания были чрезвычайно просты. Посадить мнимую бунджи-ламу в тюрьму. Держать ее под арестом до дальнейших распоряжений. Не давать ни еды, ни воды. Не допускать никакого контакта с внешним миром.
Этот строгий приказ он нарушить не мог, не рискуя навлечь на себя суровую кару.
Итак, ни еды, ни воды. Никаких контактов. Если этот приказ в ближайшее время не изменят, Скуирелли Чикейн умрет от жажды и голода. А его, полковника Фанга, обвинят в том, что он не проявил должной инициативы, да и просто здравого смысла и не сохранил ей жизнь.
Положив трубку на рычаг, полковник Фанг вытряс из пачки последнюю сигарету. Самолет с продовольственными пайками и другими необходимыми товарами снова запаздывал. Нет никакого сомнения, что пока бунджи-лама не умрет, с Пекином так и не удастся связаться.
Попыхивая сигаретой, полковник Фанг попытался понять тайные причины упорного молчания министра. Разумеется, о них он мог только догадываться, но, прослужив в рядах Народно-освободительной армии целых двадцать лет, он неплохо разбирался, что к чему. Даже если истинные мотивы и тщательно скрывались.
Министр безопасности наверняка получил распоряжения от самого премьера Китая. И явно недвусмысленные распоряжения. Министр безопасности передал их полковнику Фангу, а затем, вероятно, отправился во внеочередной отпуск. Или как-нибудь схимичил со своим рабочим телефоном. Телефоны в Пекине часто барахлили.
Бунджи-лама умрет в тюрьме Драпчи, и всю ответственность за это понесет полковник Фанг, ибо в противном случае – если она не умрет в тюрьме – премьер даст нагоняй министру государственной безопасности, а тот, в свою очередь, устроит разнос полковнику Фангу за невыполнение приказа.
Типично коммунистический способ отделываться от неприятных проблем! Что очень и очень не нравилось полковнику Фангу.
Теперь он яростно дымил сигаретой и, прикрыв глаза, размышлял. На столе у него стояла позолоченная статуэтка, отобранная у американской ламы в надежде, что она отлита из чистого золота. Надежда, увы, не оправдалась. Но полковник Фанг все же решил оставить вещицу себе – он всегда мечтал получить «Оскара».
Оставался только один выход: вину за неизбежный международный скандал надо свалить на кого-нибудь из подчиненных. Но на кого именно?
* * *
У первого поста стоял солдат Народно-освободительной армии. Руки вытянуты по швам, подбородок задран, глаза едва виднеются из-под низкого зеленого шлема.
Мастер Синанджу знаком остановил всех следующих за ним и незаметно подкрался к охраннику.
Тот, разумеется, не слышал его бесшумных шагов. Да и как их мог услышать тупой как пень солдат, тем более что уши его закрывал стальной шлем?!
Поэтому, когда винтовка выскользнула у него из рук, царапнув по пальцу, который он держал на спусковом крючке, парень был очень удивлен, увидев в двух футах от себя, вне обычного поля его зрения, старого корейца, завладевшего его оружием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Да пойми же ты наконец, я хочу вырваться из этой адской дыры. Сюжет топчется на месте. Представляю себе, как публика валит из зала, чтобы купить себе попкорна. Обратно никто уже не возвращается. Критики просто линчуют меня.
– Бунджи-лама выше всякой критики, – наставительно произнес Лобсанг.
– Скажите это Сискелю и Эберту. Во мне так и звучит голос толстяка: «Скуирелли Чикейн следовало бы продолжать сниматься в фильмах, в которых ее привыкла видеть публика». И пошло-поехало. Можно подумать, он что-нибудь понимает!
Внезапно старый замок заскрежетал, задвигался.
– Кто там? – прошептала Скуирелли. – Меня выпускают?
– Это я, о бунджи, – ответил скрипучий голос.
– Кто «я»?
– Мастер Синанджу. Я пришел освободить вас.
Скуирелли привстала на носочки и попыталась взглянуть в крошечное окошечко. Но она ничего, кроме стен коридора, не увидела.
– Никого не вижу, – пожаловалась она.
– С кем вы разговариваете, бунджи? – встревоженно спросил Кула.
– С этим маленьким человечком – Синатрой.
– Мастер Синанджу пришел освободить нас! – радостно воскликнул Кула.
Скрежет в замке ни на минуту не прекращался.
– Пустое дело, – махнула рукой Скуирелли. – Они запирали дверь вдвоем и еле-еле вытащили ключ. Отпереть они, пожалуй, и вшестером не смогут.
Замок жалобно скрипел и звенел.
И вдруг, к крайнему изумлению Скуирелли Чикейн, дверь камеры отворилась.
В коридоре стоял сухощавый кореец в черной одежде. На его прежде лысой голове блестели черные волосы.
– Ты что, отрастил волосы? – удивилась женщина.
– Это парик, – отмахнулся Чиун. – Пошли. Надо освободить и других.
Застрявших ключей в других замках не оказалось. Жаль, промедление, возможно, смерти подобно. Сначала Чиун подошел к двери Кулы и осмотрел стержни петель. Они были толстыми, как ружейные стволы. Толстыми, прочными и очень большими. А большие препятствия иногда брать легче.
Опустившись на колени, коротким, резким ударом ладони кореец перерубил нижние петли. Они переломились, как палки под топором. Точно так же Чиун переломил и верхние стержни.
Кула поспешно открыл дверь и отставил ее в сторону.
Точно так же не устояли перед силой и ловкостью мастера Синанджу и другие двери.
Когда появился Лобсанг Дром, Скуирелли Чикейн подбросила свою темно-бордовую шапочку в воздух.
– Вот это класс! Класс! Настоящая кульминация, которой я ждала! – Скуирелли встала на колени и поцеловала Чиуна в голову со словами: – Я хотела бы, чтобы ты был высоким, темным и красивым, но к тому времени, когда они отснимут пленку, ты, может, таким и станешь.
– Что там ворчит эта женщина? – спросил мастер Синанджу у Кулы. Огромный монгол пожал плечами: кто, дескать, может измерить глубину мыслей белой ламы?
Скуирелли ощутила на губах странный вкус. Пришлось вытереть их. На шафранно-желтом рукаве осталось черное пятно.
– Что это? – удивилась она.
Чиун пропустил ее вопрос мимо ушей.
– Сейчас нельзя терять время попусту. Нам еще предстоит пройти мимо китайских тюремщиков.
– Мне бы только добраться до телефона! Я вызову сюда морских пехотинцев.
* * *
Во всей тюрьме Драпчи был всего один телефон. И стоял он на столе начальника тюрьмы, полковника государственной безопасности Фанг Лина.
Как раз в этот момент он разговаривал с Пекином.
Как же долго ему пришлось дозваниваться до столицы! Вернее, до министра государственной безопасности, по личному приказу которого всемирно известную Скуирелли Чикейн заключили в тюрьму и запретили ей всякий контакт с Америкой. Теперь Фанг Лин ожидал дальнейших инструкций.
Только бы министр безопасности ответил на его вызов.
Он пытался прозвониться всю ночь. Много раз просил передать, что звонил. Никакого ответа так и не последовало. Полковник Фанг начал подозревать, что ему придется действовать без инструкций. С этой тигрицей Скуирелли Чикейн ему следует управиться самому. Полученные им указания были чрезвычайно просты. Посадить мнимую бунджи-ламу в тюрьму. Держать ее под арестом до дальнейших распоряжений. Не давать ни еды, ни воды. Не допускать никакого контакта с внешним миром.
Этот строгий приказ он нарушить не мог, не рискуя навлечь на себя суровую кару.
Итак, ни еды, ни воды. Никаких контактов. Если этот приказ в ближайшее время не изменят, Скуирелли Чикейн умрет от жажды и голода. А его, полковника Фанга, обвинят в том, что он не проявил должной инициативы, да и просто здравого смысла и не сохранил ей жизнь.
Положив трубку на рычаг, полковник Фанг вытряс из пачки последнюю сигарету. Самолет с продовольственными пайками и другими необходимыми товарами снова запаздывал. Нет никакого сомнения, что пока бунджи-лама не умрет, с Пекином так и не удастся связаться.
Попыхивая сигаретой, полковник Фанг попытался понять тайные причины упорного молчания министра. Разумеется, о них он мог только догадываться, но, прослужив в рядах Народно-освободительной армии целых двадцать лет, он неплохо разбирался, что к чему. Даже если истинные мотивы и тщательно скрывались.
Министр безопасности наверняка получил распоряжения от самого премьера Китая. И явно недвусмысленные распоряжения. Министр безопасности передал их полковнику Фангу, а затем, вероятно, отправился во внеочередной отпуск. Или как-нибудь схимичил со своим рабочим телефоном. Телефоны в Пекине часто барахлили.
Бунджи-лама умрет в тюрьме Драпчи, и всю ответственность за это понесет полковник Фанг, ибо в противном случае – если она не умрет в тюрьме – премьер даст нагоняй министру государственной безопасности, а тот, в свою очередь, устроит разнос полковнику Фангу за невыполнение приказа.
Типично коммунистический способ отделываться от неприятных проблем! Что очень и очень не нравилось полковнику Фангу.
Теперь он яростно дымил сигаретой и, прикрыв глаза, размышлял. На столе у него стояла позолоченная статуэтка, отобранная у американской ламы в надежде, что она отлита из чистого золота. Надежда, увы, не оправдалась. Но полковник Фанг все же решил оставить вещицу себе – он всегда мечтал получить «Оскара».
Оставался только один выход: вину за неизбежный международный скандал надо свалить на кого-нибудь из подчиненных. Но на кого именно?
* * *
У первого поста стоял солдат Народно-освободительной армии. Руки вытянуты по швам, подбородок задран, глаза едва виднеются из-под низкого зеленого шлема.
Мастер Синанджу знаком остановил всех следующих за ним и незаметно подкрался к охраннику.
Тот, разумеется, не слышал его бесшумных шагов. Да и как их мог услышать тупой как пень солдат, тем более что уши его закрывал стальной шлем?!
Поэтому, когда винтовка выскользнула у него из рук, царапнув по пальцу, который он держал на спусковом крючке, парень был очень удивлен, увидев в двух футах от себя, вне обычного поля его зрения, старого корейца, завладевшего его оружием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69