– Вы приземлились в Индии.
– Здесь везде такой запах? – поинтересовалась Скуирелли, все еще зажимая нос.
– Такой хороший? – спросил Лобсанг.
– Такой плохой!
– Бывает и похуже. Пошли, нам нельзя задерживаться. Нас могут подкараулить китайские агенты.
– Может, нам подождать приветственного комитета? Обычно, когда я приземлялась в иностранной столице, мне преподносили ключи от города.
– Ключи от Нью-Дели, – проговорил Кула, помогая ей спускаться, – вряд ли останутся здесь надолго.
Их ждал автомобиль. Какая-то британская модель, определенно знававшая лучшие времена. Скуирелли села на заднее сиденье и закрыла окна. Но когда машина покинула аэропорт, удушливая жара заставила женщину снова открыть их.
Так они и ехали – когда запах становился невыносимым, Чикейн закрывала окна, а когда под шляпой слишком жгло, вновь открывала их.
В Нью-Дели, даже в темноте, был заметен общий беспорядок. Уличное движение представляло собой сплошной кошмар. Большой красный автобус едва не ударил в борт их машины. Резко вывернув руль, Кула столкнул автобус с улицы прямо в канаву, где он, трижды перевернувшись, и остался лежать в пыли, на боку.
Впечатление было такое, будто автобусы все, через один, пытаются столкнуть их с мостовой.
– Эти водители автобусов, они что, все чокнутые? – раздраженно взвизгнула Скуирелли.
Кула пожал широкими плечами.
– Они живут в Нью-Дели, все набожные буддисты, и потому их не страшит внезапная смерть. Они смело могут рассчитывать, что новое существование окажется лучше, чем это, теперешнее.
Между тем Лобсанг тянул свое:
– Не обманывайся приятным обращением делийского ламы, святейшая. Он будет завидовать твоему кармическому возвышению.
– Интересно, вспомнит ли он меня, – пробормотала Скуирелли.
– По какой-нибудь прошлой жизни?
– Нет, по этой. Я с ним однажды встречалась на приеме, он милый маленький человечек.
– Когда вы с ним встречались, он еще не предвидел, что ты станешь бунджи-ламой, его старинным соперником. Берегись, под ласковым его обличьем скрывается змея. Он будет взывать к твоим самым глубинным инстинктам, проповедовать опасные идеи.
– Какие, например?
– Пацифизм, – не сказал, а прошипел, как кобра, Лобсанг.
Скуирелли сморщила свое озорное мальчишечье лицо.
– Но ведь именно это проповедовал Будда?
– Господь Будда, – отчеканивая каждое слово, произнес жрец, – не страдал от железного ярма коммунизма.
Атмосфера раздражения, что воцарилась в тесном салоне машины, шнырявшей между автобусами, заставила Скуирелли Чикейн всерьез задуматься над тем, в какую историю она влипла.
* * *
Через некоторое время они въехали в пыльный городок Дхарамсала, севернее Нью-Дели, и в окружении жрецов около храма увидели далай-ламу.
Выглядел он точно так же, каким его помнила Скуирелли: маленький человечек с веселыми, но мудрыми глазками, прикрытыми пилотскими очками. Одежда на нем была коричневого цвета, а все его сопровождающие были в оранжевых шляпах. Лобсанг рассказывал Скуирелли, что далай-лама возглавляет секту верующих, которая ходит в желтых шляпах. Бунджи-лама, в свою очередь, – глава секты верующих, которые носят красные шляпы. Что до нее лично, то она предпочла бы бордовый цвет.
Держа в одной руке бронзовый дордже, другой рукой придерживая свою коричневую шляпу, Чикейн направилась по пыльной дороге к ожидающему ее ламе.
Далай-лама ждал, молитвенно сложив руки. Лицо его было и впрямь приятное, но ничего не выражало. Он не улыбался, не моргал и никоим образом не выказывал, что замечает приближение Скуирелли, даже когда она остановилась всего в шести футах от него.
– Что мне ему сказать? – спросила она у Лобсанга.
– Ничего не говорите.
– Чего он ждет?
– Чтобы вы поклонились.
– Почему же я не кланяюсь?
– Это означало бы, что вы признаете его верховенство.
– Чтобы избавиться от этой чертовой жарищи, я готова встать на четвереньки и поцеловать его шафранно-желтые сандалии.
– Спокойно! – предостерег женщину Лобсанг. – В этот момент решается вопрос о вашем верховенстве.
– Даже присесть нельзя?
– Ничего не делайте.
Скуирелли не присела, далай-лама не поклонился.
– Святейший, – заговорил Лобсанг, – я представляю вам сорок седьмого бунджи-ламу, ныне обитающего в теле Скуирелли Чикейн.
Далай-лама моргнул. Сопровождающие его жрецы вытянули вперед бритые головы, точно впервые увидели ее.
– Та самая Скуирелли Чикейн, которая играла в фильме «Медная жимолость»? – спросил кто-то.
Лобсанг посмотрел на актрису, не зная, что и ответить.
– Скажите: да, – пробормотала Скуирелли.
– Ответ – да, – произнес Лобсанг.
Окаменевшие лица советников далай-ламы вдруг просияли улыбками узнавания.
– Это Скуирелли Чикейн!
Ее окружили.
– Как поживает Ричард Гир?
– Превосходно, – рассмеялась женщина. – Каждый день поет.
– Какие новости из лотосоподобной западной земли? – поинтересовался еще кто-то.
Все это время далай-лама бесстрастно ждал, скрываясь за своими пилотскими очками.
– Он артачится, – шепнула Скуирелли Лобсангу.
– Такой уж он упрямый, – ответил тот.
– Да? Я знаю, как разбить лед. Держите. – И Скуирелли протянула свой дордже Лобсангу. Щелкнув пальцами, она взяла у Кулы шелковый сверток. Развязала и вынула свою сверкающую академическую награду за «Оценку медиума».
– Посмотрите-ка это! – воскликнула она.
– Это статуя давно исчезнувшего бунджи-ламы! – дружно выпалили жрецы.
И к удивлению всех, кроме Скуирелли Чикейн, далай-лама поднес ко лбу молитвенно сложенные руки и низко поклонился не один, а целых пять раз.
– Могу я получить ваш автограф, о Прозревшая? – смиренно спросил он.
Теперь все пошло как по маслу. Они удалились в личные апартаменты далай-ламы, жрецы закрыли двери, и все стали пить чай – к счастью, без прогорклого масла, – сидя друг против друга на подушках. Далай-лама восхищался «Оскаром» Скуирелли, в то время как она любовалась его Нобелевской премией мира.
– Вращение Колеса Судьбы приводит к странным последствиям, – изрек далай-лама.
– Я предвидела, что меня ожидает. Ведь я Телец, а у Тельцов лучшая карма.
– Теперь, когда вы признаны бунджи-ламой, что вы намереваетесь делать?
– Освободить Тибет. Для этого я и приехала сюда, – ответила Скуирелли, продолжая восхищаться Нобелевской премией. – Наверное, трудно получить такую премию?
Далай-лама, заколебавшись, отставил чашку чая.
– Почему вы спрашиваете, бунджи?
– Такая премия неплохо смотрелась бы между моим «Оскаром» и Золотым земным шаром. Кстати, я могу называть вас Дели?
– Называйте меня далай. Это означает «океан». Океан мудрости.
– Да, вот еще что. Давайте начистоту. Как лама с ламой. – Скуирелли подалась вперед. – Я хочу знать, что делаем мы, ламы, когда ощущаем плотское желание?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69