К учительскому столу была прикручена табличка: «Мисс Фельдман».
Учительница не взглянула на Римо, и он встал рядом со столом, наблюдая за ее действиями.
Перед ней лежала стопка линованных листков бумаги. Наверху на каждом листе имелся штамп с именем ученика. Большинство из листков, которые она просматривала, были девственно-чистыми, если не считать имени вверху страницы. На таких листах, в правом верхнем углу, мисс Фельдман аккуратно выводила оценку "4".
На отдельных листках были карандашом нацарапаны какие-то каракули. На этих мисс Фельдман ставила оценку "5", трижды подчеркивала ее для пущей выразительности, а вдобавок старательно приклеивала золотую звезду вверху страницы.
Она просмотрела с дюжину листов, прежде чем осознала, что кто-то стоит возле ее стола. Она вздрогнула, но, увидев Римо, вздохнула с облегчением.
— Что вы делаете? — спросил он.
Она улыбнулась, но ничего не ответила.
— Что вы делаете? — повторил Римо.
Мисс Фельдман продолжала улыбаться. Ничего странного, подумал Римо.
Видимо, учительница с придурью. Может, даже повреждена в уме. Потом он понял, в чем причина. В ушах мисс Фельдман торчали затычки из ваты.
Римо наклонился и вытащил их. Она поморщилась, когда вой и рев класса ударили по ее барабанным перепонкам.
— Я спросил, что вы делаете?
— Проверяю контрольную работу.
— Чистый лист — четверка, каракули — пятерка?!
— Надо поощрять усердие, — пояснила мисс Фельдман. Ей пришлось пригнуться — мимо ее головы просвистела книга, брошенная из дальнего конца класса.
— А что за контрольная? — полюбопытствовал Римо.
— Основы языкового искусства, — ответила мисс Фельдман.
— Что это означает?
— Алфавит.
— Итак, вы проверили, как они знают алфавит. И большинство из них сдали чистые листы. И получили четыре балла.
Мисс Фельдман улыбнулась. Она посмотрела назад через плечо, как бы опасаясь, что кто-нибудь протиснется в пространство шириной в три дюйма между ее спиной и стеной.
— И сколько лет вы этим занимаетесь? — спросил Римо.
— Я работаю учителем тридцать лет.
— Вы никогда не были учителем, — сказал Римо.
Учитель! Учителем была сестра Мария-Маргарита, знавшая, что дорога в ад вымощена добрыми намерениями, но дорога в рай — добрыми делами, тяжелым трудом, дисциплиной и требованием полной отдачи от каждого ученика.
Она работала в сиротском приюте в Ньюарке, где вырос Римо, и каждый раз, когда он вспоминал о ней, он почти физически ощущал боль в костяшках пальцев от ударов ее линейки, которыми она награждала его, когда считала, что он проявляет недостаточно усердия.
— И сколько вы тут получаете? — спросил Римо.
— Двадцать одну тысячу триста двенадцать долларов, — ответила мисс Фельдман.
Сестре Марии-Маргарите за всю ее жизнь не довелось увидеть сто долларов сразу.
— Почему бы вам не попытаться чему-нибудь научить этих детей? — спросил Римо.
— Вы из местного совета по школьному образованию? — с подозрением спросила мисс Фельдман.
— Нет.
— Из городского совета?
— Нет.
— Из налогового управления?
— Нет.
— Из службы суперинтенданта штата?
— Нет.
— Из федерального министерства образования?
— Нет. Я ниоткуда. Я сам по себе. И я не понимаю, почему вы ничему не учите этих детей.
— Сам по себе?
— Да.
— Так вот, мистер Сам-По-Себе. Я работаю в этой школе восемь лет. В первую неделю моего пребывания здесь меня пытались изнасиловать три раза. За первую контрольную я поставила неудовлетворительные оценки двум третям класса, и у моего автомобиля прокололи шины. За вторую контрольную я поставила шесть «неудов», и мою машину сожгли. Следующая контрольная, новые «двойки», и, пока я спала, моей собаке перерезали горло прямо в квартире. Потом родители выставили пикеты у школы, протестуя против моего расистского, жестокого обращения с черными детьми. Совет по школьному образованию, этот образчик честности и неподкупности, отстранил меня от работы на три месяца. Когда я снова приступила к работе, я принесла с собой целый мешок золотых звезд. С тех пор у меня не было проблем, а в будущем году я ухожу на пенсию. Что еще мне оставалось делать, как вы полагаете?
— Вы могли бы учить их, — сказал Римо.
— Основное различие между попытками обучить чему-нибудь этот класс и карьер по добыче щебня заключается в том, что карьер вас не изнасилует, — сказала мисс Фельдман. — Камни не таскают в карманах ножи.
Она вернулась к своим бумагам. На одном из листков были аккуратно выписаны пять рядов — по пять букв в каждом. Мисс Фельдман поставила высшую оценку — пять с плюсом — и приклеила четыре золотые звезды.
— Это она будет выступать с прощальной речью? — догадался Римо.
— Да. Она всегда забывает о букве "W".
— А если бы вы попытались их чему-нибудь научить, они бы научились? — спросил Римо.
— Только не в том возрасте, когда они попадают ко мне, — ответила мисс Фельдман. — Это — старший класс. Если они неграмотны, когда попадают сюда, то так и останутся неграмотными. Хотя в младших классах их можно было бы чему-то научить. Если бы все просто поняли, что неудовлетворительная оценка вовсе не означает, что вы расист, желающий вернуть черных в рабство. Но это надо делать в младших классах.
Римо заметил, что в уголке левого глаза мисс Фельдман блеснула слезинка.
— И этого не делают, — сказал он.
— Не делают. И вот я сижу здесь и раздаю золотые звезды за работы, которые двадцать лет назад служили бы основанием для исключения ученика неважно, черного или белого. До чего мы докатились!
— Я друг Тайрона. Как он?
— По сравнению с кем?
— С остальными.
— Если ему повезет, он попадет в тюрьму раньше, чем ему исполнится восемнадцать. В этом случае голодная смерть ему не грозит.
— Если бы в вашей власти было решать, оставили бы вы его в живых? Оставили бы вы хоть кого-нибудь из них в живых?
— Я бы убила всех старше шести лет. И начала бы все заново с малышами и заставила бы их работать. Заставила бы их учиться. Заставила бы их думать.
— Вы говорите, почти как учительница.
Мисс Фельдман грустно посмотрела на него.
— Почти, — согласилась она.
Римо отошел от нее и хлопнул Тайрона по плечу Парень пробудился ото сна, вздрогнув так, что едва не опрокинул столы.
— Пошли, дурачина, — сказал Римо. — Пора домой.
— Звонок звонить? — спросил Тайрон.
Глава 9
Столь редкое событие, как визит Тайрона Уокера в школу, не прошло мимо внимания некоего Джеми Рикетса, он же — Али Мухаммед, он же — Ибн-Фаруди, он же Ага Акбар, он же — Джимми-Бритва.
Джеми перекинулся парой фраз с Тайроном, затем покинул школу имени Малькольма, Кинга и Лумумбы, угнал первую попавшуюся ему незапертую машину, проехал двенадцать кварталов и оказался на Уолтон-авеню.
В бильярдном зале он отыскал вице-канцлера Саксонских Лордов и сообщил ему о том, что Тайрон, по его собственным словам, провел ночь в отеле «Плаза» на Манхэттене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Учительница не взглянула на Римо, и он встал рядом со столом, наблюдая за ее действиями.
Перед ней лежала стопка линованных листков бумаги. Наверху на каждом листе имелся штамп с именем ученика. Большинство из листков, которые она просматривала, были девственно-чистыми, если не считать имени вверху страницы. На таких листах, в правом верхнем углу, мисс Фельдман аккуратно выводила оценку "4".
На отдельных листках были карандашом нацарапаны какие-то каракули. На этих мисс Фельдман ставила оценку "5", трижды подчеркивала ее для пущей выразительности, а вдобавок старательно приклеивала золотую звезду вверху страницы.
Она просмотрела с дюжину листов, прежде чем осознала, что кто-то стоит возле ее стола. Она вздрогнула, но, увидев Римо, вздохнула с облегчением.
— Что вы делаете? — спросил он.
Она улыбнулась, но ничего не ответила.
— Что вы делаете? — повторил Римо.
Мисс Фельдман продолжала улыбаться. Ничего странного, подумал Римо.
Видимо, учительница с придурью. Может, даже повреждена в уме. Потом он понял, в чем причина. В ушах мисс Фельдман торчали затычки из ваты.
Римо наклонился и вытащил их. Она поморщилась, когда вой и рев класса ударили по ее барабанным перепонкам.
— Я спросил, что вы делаете?
— Проверяю контрольную работу.
— Чистый лист — четверка, каракули — пятерка?!
— Надо поощрять усердие, — пояснила мисс Фельдман. Ей пришлось пригнуться — мимо ее головы просвистела книга, брошенная из дальнего конца класса.
— А что за контрольная? — полюбопытствовал Римо.
— Основы языкового искусства, — ответила мисс Фельдман.
— Что это означает?
— Алфавит.
— Итак, вы проверили, как они знают алфавит. И большинство из них сдали чистые листы. И получили четыре балла.
Мисс Фельдман улыбнулась. Она посмотрела назад через плечо, как бы опасаясь, что кто-нибудь протиснется в пространство шириной в три дюйма между ее спиной и стеной.
— И сколько лет вы этим занимаетесь? — спросил Римо.
— Я работаю учителем тридцать лет.
— Вы никогда не были учителем, — сказал Римо.
Учитель! Учителем была сестра Мария-Маргарита, знавшая, что дорога в ад вымощена добрыми намерениями, но дорога в рай — добрыми делами, тяжелым трудом, дисциплиной и требованием полной отдачи от каждого ученика.
Она работала в сиротском приюте в Ньюарке, где вырос Римо, и каждый раз, когда он вспоминал о ней, он почти физически ощущал боль в костяшках пальцев от ударов ее линейки, которыми она награждала его, когда считала, что он проявляет недостаточно усердия.
— И сколько вы тут получаете? — спросил Римо.
— Двадцать одну тысячу триста двенадцать долларов, — ответила мисс Фельдман.
Сестре Марии-Маргарите за всю ее жизнь не довелось увидеть сто долларов сразу.
— Почему бы вам не попытаться чему-нибудь научить этих детей? — спросил Римо.
— Вы из местного совета по школьному образованию? — с подозрением спросила мисс Фельдман.
— Нет.
— Из городского совета?
— Нет.
— Из налогового управления?
— Нет.
— Из службы суперинтенданта штата?
— Нет.
— Из федерального министерства образования?
— Нет. Я ниоткуда. Я сам по себе. И я не понимаю, почему вы ничему не учите этих детей.
— Сам по себе?
— Да.
— Так вот, мистер Сам-По-Себе. Я работаю в этой школе восемь лет. В первую неделю моего пребывания здесь меня пытались изнасиловать три раза. За первую контрольную я поставила неудовлетворительные оценки двум третям класса, и у моего автомобиля прокололи шины. За вторую контрольную я поставила шесть «неудов», и мою машину сожгли. Следующая контрольная, новые «двойки», и, пока я спала, моей собаке перерезали горло прямо в квартире. Потом родители выставили пикеты у школы, протестуя против моего расистского, жестокого обращения с черными детьми. Совет по школьному образованию, этот образчик честности и неподкупности, отстранил меня от работы на три месяца. Когда я снова приступила к работе, я принесла с собой целый мешок золотых звезд. С тех пор у меня не было проблем, а в будущем году я ухожу на пенсию. Что еще мне оставалось делать, как вы полагаете?
— Вы могли бы учить их, — сказал Римо.
— Основное различие между попытками обучить чему-нибудь этот класс и карьер по добыче щебня заключается в том, что карьер вас не изнасилует, — сказала мисс Фельдман. — Камни не таскают в карманах ножи.
Она вернулась к своим бумагам. На одном из листков были аккуратно выписаны пять рядов — по пять букв в каждом. Мисс Фельдман поставила высшую оценку — пять с плюсом — и приклеила четыре золотые звезды.
— Это она будет выступать с прощальной речью? — догадался Римо.
— Да. Она всегда забывает о букве "W".
— А если бы вы попытались их чему-нибудь научить, они бы научились? — спросил Римо.
— Только не в том возрасте, когда они попадают ко мне, — ответила мисс Фельдман. — Это — старший класс. Если они неграмотны, когда попадают сюда, то так и останутся неграмотными. Хотя в младших классах их можно было бы чему-то научить. Если бы все просто поняли, что неудовлетворительная оценка вовсе не означает, что вы расист, желающий вернуть черных в рабство. Но это надо делать в младших классах.
Римо заметил, что в уголке левого глаза мисс Фельдман блеснула слезинка.
— И этого не делают, — сказал он.
— Не делают. И вот я сижу здесь и раздаю золотые звезды за работы, которые двадцать лет назад служили бы основанием для исключения ученика неважно, черного или белого. До чего мы докатились!
— Я друг Тайрона. Как он?
— По сравнению с кем?
— С остальными.
— Если ему повезет, он попадет в тюрьму раньше, чем ему исполнится восемнадцать. В этом случае голодная смерть ему не грозит.
— Если бы в вашей власти было решать, оставили бы вы его в живых? Оставили бы вы хоть кого-нибудь из них в живых?
— Я бы убила всех старше шести лет. И начала бы все заново с малышами и заставила бы их работать. Заставила бы их учиться. Заставила бы их думать.
— Вы говорите, почти как учительница.
Мисс Фельдман грустно посмотрела на него.
— Почти, — согласилась она.
Римо отошел от нее и хлопнул Тайрона по плечу Парень пробудился ото сна, вздрогнув так, что едва не опрокинул столы.
— Пошли, дурачина, — сказал Римо. — Пора домой.
— Звонок звонить? — спросил Тайрон.
Глава 9
Столь редкое событие, как визит Тайрона Уокера в школу, не прошло мимо внимания некоего Джеми Рикетса, он же — Али Мухаммед, он же — Ибн-Фаруди, он же Ага Акбар, он же — Джимми-Бритва.
Джеми перекинулся парой фраз с Тайроном, затем покинул школу имени Малькольма, Кинга и Лумумбы, угнал первую попавшуюся ему незапертую машину, проехал двенадцать кварталов и оказался на Уолтон-авеню.
В бильярдном зале он отыскал вице-канцлера Саксонских Лордов и сообщил ему о том, что Тайрон, по его собственным словам, провел ночь в отеле «Плаза» на Манхэттене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45