Очень рано, я еще не встала. Они приехали и совершили варварство. Там, в переулке. Там раньше был переулок, а теперь нет. Дом снесли. Но тогда был переулок. А мальчишки — они еще не легли спать. И они ничего плохого не хотели. Они не знали, что полиция, думали — просто белые. А эти совершили жестокость и попали парню в руку. Вот варварство!
Римо не интересовали подробности акта варварства полиции по отношению к черному парню, пытавшемуся отнять у полицейского пистолет.
— А вы знаете, кто из полицейских знает того, кто убил старушку? — спросил он.
— Я не знаю легавых по имени. Не вожусь с ними. У меня нет наркотиков, нет притона.
— Спасибо, мэм, и приятного вам вечера.
— Ты симпатичный парень. Побереги шкуру, слышь?
Этот полицейский участок в Бронксе носил прозвище Форт Могикан. Окна его были забаррикадированы мешками с песком. Когда Римо подошел к зданию, из бокового переулка выехала патрульная машина с торчащими из окон «Калашниковыми» и с ручными гранатами на приборной доске.
Римо постучал в запертую дверь участка.
— Приходите утром, — раздался голос из-за двери.
— ФБР, — произнес Римо и перебрал пальцами пачку удостоверений, которую всегда носил с собой.
Он нашел удостоверение агента ФБР со своей фотографией и поднес его к глазку двери.
— Ну, ФБР, и чего ты хочешь?
— Хочу зайти и поговорить, — сказал Римо.
Чиун огляделся по сторонам с видимым презрением.
— Признаком цивилизованности, — сказал Чиун, — является то, как мало надо людям знать о средствах самозащиты.
— Тс-с-с, — зашипел Римо.
— С тобой кто-то есть?
— Да, — ответил Римо.
— Отойдите на пятьдесят ярдов, или мы откроем огонь.
— Я хочу поговорить с вами.
— Это полицейский участок города Нью-Йорка. Мы открываемся для посетителей только в девять утра.
— Я из ФБР.
— Тогда подключись к нашим телефонам из города.
— Я хочу поговорить с вами лично.
— Патруль вернулся благополучно?
— Патрульная машина, что ли?
— Да.
— Тогда да.
— Как вам удалось добраться сюда среди ночи?
— Нормально, — сказал Римо.
— У вас что, конвой?
— Никакого конвоя. Мы одни.
— Оглядитесь по сторонам. Никого вокруг нет? За вами никто не следит?
Римо огляделся по сторонам.
— Нет. Никого, — сообщил он.
— О'кей. Заходите. Только быстро.
Дверь приоткрылась, и Римо протиснулся в щель. Чиун — за ним.
— Что это за старик? Фокусник? Тогда ясно. Это он вас сюда доставил, — сказал полицейский.
Волосы у него были темные, а лицо избороздили морщины, наложенные возрастом и постоянным напряжением. Рука его лежала на рукоятке пистолета.
Его очень заинтересовало, что это за старик в странном одеянии. И не прячет ли он под одеждой оружие. Он решил, что старик — волшебник, иначе этим двоим не удалось бы живым добраться до Форта Могикан. Звали полицейского сержант Плескофф. Он получил звание сержанта за то, что за все время службы не выстрелил ни в одного так называемого «представителя Третьего мира». Он многое знал о преступлениях и преступниках. Он видел сотни ограблений и двадцать девять убийств. И был очень близок к тому, чтобы произвести свой первый в жизни арест.
Это был американский полисмен новой формации — не громила-расист с бульдожьим лицом и тяжелым подбородком, а человек, способный вести диалог с жителями. Своим подчиненным сержант Плескофф тоже нравился. Он следил за тем, чтобы их ведомости на жалованье всегда были в порядке, и не был одним из тех ограниченных, старомодных зануд-сержантов, которые, посылая вас на дежурство, в самом деле надеются, что вы не покинете пределов штата Нью-Йорк.
Сержант ждал, не выпуская Римо и Чиуна из поля обстрела двух пулеметов, установленных на столах возле двери.
Римо показал свое удостоверение.
— Вы, вероятно, не знаете, что тем домом на Уолтон-авеню занимается ЦРУ, — сообщил Плескофф.
— Я здесь не по поводу дома на Уолтон-авеню. Я здесь по поводу убитой женщины. Старой женщины. Белой женщины.
— Ну, это уж слишком! — сердито воскликнул Плескофф. — Приходишь в такой район и ожидаешь, что полицейский участок будет открыт среди ночи, да еще спрашиваешь насчет убийства какой-то старой белой женщины. Какой именно старой белой женщины?
— Старой белой женщины, которую привязали к кровати и замучили до смерти.
— Какой именно старой белой женщины, которую привязали к кровати и замучили до смерти? Ты что, думаешь, я гений и должен помнить всех белых, убитых на моем участке? У нас для этого есть компьютеры. Мы тебе не какие-нибудь старомодные полицейские, которые теряли хладнокровие только из-за того, что кого-то замучили до смерти.
Плескофф закурил сигарету. Зажигалка у него была золотая.
— Можно мне задать вопрос? Я знал на своем веку множество полицейских, — сказал Римо, — но ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из них разговаривал так, как вы. Чем вы тут занимаетесь?
— Мы пытаемся строить между полицией и местными жителями такие взаимоотношения, чтобы они отвечали чаяниям и стремлениям общины. И я могу гарантировать, что каждый сотрудник моего отделения отдает себе отчет в том, каковы чаяния представителей Третьего мира и как... Послушай, не стой перед дверью! Иногда они стреляют через глазок.
— Снаружи никого нет, — сказал Римо.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, — сказал Римо.
— Удивительно. В мире вообще много удивительного. На днях я видел странные узоры на бумаге. Знаешь, что это было? У человека на подушечках пальцев всегда есть какое-то количество жира, и если ты к чему-нибудь прикоснешься, то оставишь след. Похоже, как если бы Ренуар линейным способом изобразил суданскую скульптуру, — сказал Плескофф.
— Это называется отпечатки пальцев, — сообщил ему Римо.
— Я не читаю детективных романов, — заявил Плескофф. — Это расистская литература.
— Я слышал, вы в участке знаете, кто убил старую белую женщину, миссис Герд Мюллер с Уолтон-авеню.
— Уолтон-авеню? Тогда это либо «Саксонские Лорды», либо «Каменные шейхи Аллаха». У нас прекрасная программа взаимоотношений с людьми из Третьего мира. Мы не только пытаемся угадать их интересы, мы служим выразителями их интересов. У нас прекрасная образовательная программа, рассказывающая о многовековой эксплуатации и угнетении чернокожего населения. Но нам пришлось ее приостановить из-за Управления здравоохранения штата.
— А что они натворили? — поинтересовался Римо.
— Типичные белые расисты. О чем они думали? Объявили, что покупают человеческие глаза для какого-то банка органов. Разве они понимали, разве их заботило, какое воздействие это окажет на юных непосредственных представителей Третьего мира? Нет. Просто взяли и объявили, что будут платить за доставленные им человеческие глаза. Даже не потрудились упомянуть, что будут покупать глаза только умерших людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Римо не интересовали подробности акта варварства полиции по отношению к черному парню, пытавшемуся отнять у полицейского пистолет.
— А вы знаете, кто из полицейских знает того, кто убил старушку? — спросил он.
— Я не знаю легавых по имени. Не вожусь с ними. У меня нет наркотиков, нет притона.
— Спасибо, мэм, и приятного вам вечера.
— Ты симпатичный парень. Побереги шкуру, слышь?
Этот полицейский участок в Бронксе носил прозвище Форт Могикан. Окна его были забаррикадированы мешками с песком. Когда Римо подошел к зданию, из бокового переулка выехала патрульная машина с торчащими из окон «Калашниковыми» и с ручными гранатами на приборной доске.
Римо постучал в запертую дверь участка.
— Приходите утром, — раздался голос из-за двери.
— ФБР, — произнес Римо и перебрал пальцами пачку удостоверений, которую всегда носил с собой.
Он нашел удостоверение агента ФБР со своей фотографией и поднес его к глазку двери.
— Ну, ФБР, и чего ты хочешь?
— Хочу зайти и поговорить, — сказал Римо.
Чиун огляделся по сторонам с видимым презрением.
— Признаком цивилизованности, — сказал Чиун, — является то, как мало надо людям знать о средствах самозащиты.
— Тс-с-с, — зашипел Римо.
— С тобой кто-то есть?
— Да, — ответил Римо.
— Отойдите на пятьдесят ярдов, или мы откроем огонь.
— Я хочу поговорить с вами.
— Это полицейский участок города Нью-Йорка. Мы открываемся для посетителей только в девять утра.
— Я из ФБР.
— Тогда подключись к нашим телефонам из города.
— Я хочу поговорить с вами лично.
— Патруль вернулся благополучно?
— Патрульная машина, что ли?
— Да.
— Тогда да.
— Как вам удалось добраться сюда среди ночи?
— Нормально, — сказал Римо.
— У вас что, конвой?
— Никакого конвоя. Мы одни.
— Оглядитесь по сторонам. Никого вокруг нет? За вами никто не следит?
Римо огляделся по сторонам.
— Нет. Никого, — сообщил он.
— О'кей. Заходите. Только быстро.
Дверь приоткрылась, и Римо протиснулся в щель. Чиун — за ним.
— Что это за старик? Фокусник? Тогда ясно. Это он вас сюда доставил, — сказал полицейский.
Волосы у него были темные, а лицо избороздили морщины, наложенные возрастом и постоянным напряжением. Рука его лежала на рукоятке пистолета.
Его очень заинтересовало, что это за старик в странном одеянии. И не прячет ли он под одеждой оружие. Он решил, что старик — волшебник, иначе этим двоим не удалось бы живым добраться до Форта Могикан. Звали полицейского сержант Плескофф. Он получил звание сержанта за то, что за все время службы не выстрелил ни в одного так называемого «представителя Третьего мира». Он многое знал о преступлениях и преступниках. Он видел сотни ограблений и двадцать девять убийств. И был очень близок к тому, чтобы произвести свой первый в жизни арест.
Это был американский полисмен новой формации — не громила-расист с бульдожьим лицом и тяжелым подбородком, а человек, способный вести диалог с жителями. Своим подчиненным сержант Плескофф тоже нравился. Он следил за тем, чтобы их ведомости на жалованье всегда были в порядке, и не был одним из тех ограниченных, старомодных зануд-сержантов, которые, посылая вас на дежурство, в самом деле надеются, что вы не покинете пределов штата Нью-Йорк.
Сержант ждал, не выпуская Римо и Чиуна из поля обстрела двух пулеметов, установленных на столах возле двери.
Римо показал свое удостоверение.
— Вы, вероятно, не знаете, что тем домом на Уолтон-авеню занимается ЦРУ, — сообщил Плескофф.
— Я здесь не по поводу дома на Уолтон-авеню. Я здесь по поводу убитой женщины. Старой женщины. Белой женщины.
— Ну, это уж слишком! — сердито воскликнул Плескофф. — Приходишь в такой район и ожидаешь, что полицейский участок будет открыт среди ночи, да еще спрашиваешь насчет убийства какой-то старой белой женщины. Какой именно старой белой женщины?
— Старой белой женщины, которую привязали к кровати и замучили до смерти.
— Какой именно старой белой женщины, которую привязали к кровати и замучили до смерти? Ты что, думаешь, я гений и должен помнить всех белых, убитых на моем участке? У нас для этого есть компьютеры. Мы тебе не какие-нибудь старомодные полицейские, которые теряли хладнокровие только из-за того, что кого-то замучили до смерти.
Плескофф закурил сигарету. Зажигалка у него была золотая.
— Можно мне задать вопрос? Я знал на своем веку множество полицейских, — сказал Римо, — но ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из них разговаривал так, как вы. Чем вы тут занимаетесь?
— Мы пытаемся строить между полицией и местными жителями такие взаимоотношения, чтобы они отвечали чаяниям и стремлениям общины. И я могу гарантировать, что каждый сотрудник моего отделения отдает себе отчет в том, каковы чаяния представителей Третьего мира и как... Послушай, не стой перед дверью! Иногда они стреляют через глазок.
— Снаружи никого нет, — сказал Римо.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, — сказал Римо.
— Удивительно. В мире вообще много удивительного. На днях я видел странные узоры на бумаге. Знаешь, что это было? У человека на подушечках пальцев всегда есть какое-то количество жира, и если ты к чему-нибудь прикоснешься, то оставишь след. Похоже, как если бы Ренуар линейным способом изобразил суданскую скульптуру, — сказал Плескофф.
— Это называется отпечатки пальцев, — сообщил ему Римо.
— Я не читаю детективных романов, — заявил Плескофф. — Это расистская литература.
— Я слышал, вы в участке знаете, кто убил старую белую женщину, миссис Герд Мюллер с Уолтон-авеню.
— Уолтон-авеню? Тогда это либо «Саксонские Лорды», либо «Каменные шейхи Аллаха». У нас прекрасная программа взаимоотношений с людьми из Третьего мира. Мы не только пытаемся угадать их интересы, мы служим выразителями их интересов. У нас прекрасная образовательная программа, рассказывающая о многовековой эксплуатации и угнетении чернокожего населения. Но нам пришлось ее приостановить из-за Управления здравоохранения штата.
— А что они натворили? — поинтересовался Римо.
— Типичные белые расисты. О чем они думали? Объявили, что покупают человеческие глаза для какого-то банка органов. Разве они понимали, разве их заботило, какое воздействие это окажет на юных непосредственных представителей Третьего мира? Нет. Просто взяли и объявили, что будут платить за доставленные им человеческие глаза. Даже не потрудились упомянуть, что будут покупать глаза только умерших людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45