Меня ждали мои обязанности. Выполняя привычные действия как автомат, я все время чувствовала, что у меня горят щеки, а на глаза постоянно навертываются слезы.
Зачем я все это говорила? Я дала ему понять, что ненавижу его, а он стоял и потешался надо мной. Он злой, побочный, жестокий человек! Ему и дела нет до человеческих страданий. Люди для него – всего лишь объекты научных исследований. Великий исследователь ставит эксперименты на их телах, чтобы познать что-то новое, обогатить науку и прославиться еще больше. О, если бы мне удалось, наконец, сбросить его с пьедестала и показать всему миру, каков он на самом деле!..
На следующий день я увидела Элизу на кухне.
– Вот и обменялись, – сообщила она мне. – Наши отправились в гарнизонный, а оттуда к нам, в Главный, поступили новые сестры и сиделки.
Она ткнула меня локтем в бок.
– А Этель-то осталась здесь! Она до смерти рада. Они с Томом прямо не могут оторваться друг от дружки.
Она подмигнула.
– Небось, поговорили с ним, а? Я кивнула.
Элиза громко рассмеялась.
– Ну вот, я же говорила, что вы сумеете!
– Возможно, это просто совпадение. Он ясно дал мне понять, что ничего не будет менять в своем решении.
– Уж эти мне мужчины! – сказала Элиза с понимающей ухмылкой. – Все они таковы. Мнят себя ну просто богами, и не подступись. Да какая, в конце концов, разница? Вы добились, чего хотели.
Она вдруг умолкла и пристально посмотрела на меня.
– Благослови вас Бог, Анна! – произнесла она с чувством. – Пусть у вас в жизни все будет хорошо. Вам нужны дети, вот что я вам скажу… Вам и Этель. Оно ведь как в жизни – одним они нужны, другим нет, а вот вам обеим так очень даже нужны.
Это была ужасная зима. Надеюсь, мне никогда больше не доведется пережить такую.
Меня не покидали мысли о наших бедных солдатах, стоявших на равнине вокруг Севастополя и мечтавших о том, чтобы непокорный город как можно скорее сдался. Как бы тяжело ни было положение осажденных, осознававших неизбежность поражения, они вряд ли страдали так же, как осаждающие.
Дело в том, что войска поразила болезнь, которую некоторые называли азиатской холерой, а другие – просто тюремной лихорадкой. Мне случалось видеть солдат, привезенных на арбах – своеобразных турецких повозках. Многие из них к моменту поступления в госпиталь уже были мертвы. Сердце разрывалось, когда мы видели, как турецкие рабочие роют могилы для наших воинов! Это были даже не могилы, а просто огромные ямы, куда сбрасывали многочисленные трупы.
Лихорадкой заболели и некоторые сестры милосердия и сиделки. Ураганом прошлась она по госпиталю. Мы все жили с сознанием возможной смерти.
Как приятно было видеть мисс Найтингейл, когда она совершала ежевечерний обход палат! Одетая в черное шерстяное платье с белым полотняным воротничком и нарукавниками, поверх которого красовался аккуратный передник, в белой шапочке с черной шелковой косынкой она легко двигалась, прямая, спокойная и строгая, между рядами кроватей, высоко неся лампу и время от времени останавливаясь, чтобы пощупать горячечный лоб одного раненого, утешить другого, улыбнуться и подбодрить третьего. На нее смотрели как на посланца иного мира, ангела, спустившегося с небес. Все люди, попавшие к нам в госпиталь с полей сражений, сразу понимали, какую огромную работу совершала эта замечательная женщина, чтобы хотя бы немного облегчить их страдания. Те, кто в повседневной жизни не обходились без крепкого словца, а то и просто ругательств, в присутствии мисс Найтингейл старательно подбирали выражения, чтобы не оскорбить ее слух.
Энергичная, грациозная, красивая женщина, державшаяся с исключительным достоинством.
Скромно одетая, она вызывала уважение и восхищение всех, кто хоть однажды видел ее.
Всю жизнь я буду благодарна судьбе за то, что мне посчастливилось работать рядом со знаменитой мисс Флоренс Найтингейл!
Всему на свете приходит конец. Вот и эта ужасная зима, хоть и неохотно, но уступила дорогу весне. В наш госпиталь теперь поступало все меньше раненых.
В воздухе повеяло не только весной, но и новыми надеждами.
Русские наверняка скоро сдадутся, авторитетно уверяли почти все, с кем мне приходилось разговаривать в эти дни.
С Генриеттой я теперь виделась не так часто, как раньше. Зимой, когда стояли короткие дни, мы работали не только в светлое время суток, но зачастую и ранним утром, и поздним вечером, урывая несколько часов для короткого отдыха, мгновенно погружались в сон, сраженные накопившейся усталостью.
В наш госпиталь частенько наведывался Филипп Лабланш. В таких случаях он всегда старался повидаться со мной. Я знала, что он общается и с Генриеттой. По мере возможности в Главный госпиталь старался приходить и Чарлз, но у него, как и у всех докторов, работы было еще больше, чем у нас.
Иногда он спрашивал меня:
– Вы все еще раздумываете над моим предложением?
И я отвечала:
– Да.
Порой мне казалось, что глупо так долго колебаться. Есть возможность прожить жизнь рядом с достойным человеком, я даже могла бы быть полезной ему в его работе. Я уже не девочка, смотрящая на жизнь наивными глазами, а была замужем и знаю, что это такое. Мне не нужен рыцарь в блестящих доспехах, который увезет меня на арабском скакуне. Мне представилась возможность начать новую жизнь – интересную, полную смысла, достойную. И все же я никак не могла решиться…
Наступление чудесной крымской весны воодушевило всех нас. Глядя, как в степи распускаются крокусы и гиацинты, мы надеялись, что война скоро кончится, и мы вернемся домой.
Благодаря военным корреспондентам о положении на фронте и о состоянии госпиталей стало известно на родине, и это вызвало бурю возмущения в прессе. Одним из положительных последствий такой, гласности явился визит в наш госпиталь мсье Алексиса Сойе, нового главы Реформистского клуба. Он прибыл с целью инспекции кухонь ускюдарского госпиталя. Как мы были благодарны мсье Сойе! Это был человек, по-настоящему преданный своему делу. Он сам выбрал солдат, которые, по его мнению, имели кулинарные способности, и направил их на работу в кухни, где лично обучил их приготовлению питательных и просто превосходных на вкус блюд. Обычно он проходил по палатам в сопровождении своих подчиненных, которые несли большие суповые котлы и раздавали раненым порции вкусного супа. Надо было видеть радость и благодарность наших бедных, измученных воинов! Мсье Сойе также пек превосходный хлеб. В довершение всего он изобрел чудо-чайник, из которого можно было напоить пятьдесят человек, причем вода все это время оставалась одинаково горячей. Словом, удивительный француз внес приятное разнообразие в нашу жизнь.
Иногда у нас бывали короткие минуты отдыха, но, как правило, свободное время Генриетты не совпадало с моим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133