Заколют упитанного тельца, как выразилась Генриетта. Как много нам нужно будет рассказать друг другу! Джейн, Полли, Лили – они наверняка захотят узнать о нашей жизни на войне во всех подробностях. Мне придется объяснить, почему не приехала Генриетта, и представить Элизу моим служанкам и Лили.
С нами едет и Вильям Клифт. Какой замечательный подарок для Лили я везу! То, что мне удалось выходить Вильяма, – настоящее чудо!
А ведь это Дамиен спас ему жизнь, подумала я. Словом, мне никак не удавалось выбросить его из головы.
Я еще раз в мельчайших подробностях вспомнила тот день, когда Дамиен боролся за жизнь Вильяма. Там, за ширмой, при помощи своих странных методов он сделал ему операцию и спас. Никто не смог бы этого сделать, более того – никто, кроме него, и не отважился бы на такое. Об этом я не имею права забывать, как и о том, что мы неверно судили о нем. Когда мы встретились с ним в его константинопольском доме и увидели, что он облачен в экзотический восточный костюм – а надо признать, он был очень хорош в тюрбане, – он не предавался любовным утехам, а собирался встретиться с кем-то из местных жителей и достать лекарства, необходимые для спасения жизни Вильяма и других несчастных раненых солдат.
Да, этот дьявол – прекрасный доктор. Многое из того, что он сделал, не вписывалось в рамки традиционной медицины, но сколько жизней он спас? А сколько ему не удалось спасти? Доктора не могут добиваться успеха всегда – по роду своей работы им приходится идти на рискованные эксперименты и порой терпеть поражения.
Мне никак не удавалось не думать о нем. Я ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть, и чувство горечи от предстоящей разлуки с ним преследовало меня.
Так прошла вся ночь.
На следующий день мы ступили на корабль, который должен был доставить нас в Марсель. Это было судно, столь же мало приспособленное для морского путешествия и столь же потрепанное бурями, как и памятный «Век-тис», на котором мы приплыли в Турцию. Однако я не замечала ничего вокруг – мои мысли все еще находились в Константинополе.
С нами отправлялись солдаты, достаточно оправившиеся от ранений, чтобы пуститься в долгий путь. Среди них был и Вильям. «По крайней мере, я везу его домой, к Лили», – подумала я с некоторым удовлетворением.
Мы пересекали Босфор. Стоя на палубе и глядя на удалявшийся берег, минареты и башни Константинополя, здание ускюдарского госпиталя, я не могла сдержать нахлынувших на меня чувств. Рядом стояла Элиза и тоже смотрела на берег.
– Много воды протекло под этим мостом с тех пор как мы сюда приехали, – наконец произнесла она.
– Я так хорошо помню тот день и нас, всех четверых… Мы стали добрыми друзьями, и я рада, что так случилось.
– И я, – сказала Элиза, которая всегда была немногословной в минуты волнений.
– По крайней мере, у Этель все сложилось хорошо, – продолжала она. – И кто бы мог подумать, что малышка Этель, эта жертва жизненных обстоятельств… Ничего нельзя знать заранее. Прямо настоящий роман, как в книжках. Интересно, где она сейчас? Как хорошо было бы ее повидать, правда?
– Да, конечно, – согласилась я.
Постояв на палубе, мы вернулись в нашу тесную и душную каюту.
Дальнейшее путешествие выглядело до некоторой степени повторением предыдущего. Вскоре разразился шторм. Элиза и я опять поднялись на палубу и сели рядом. О борт корабля бились волны с такой силой, что оставалось только гадать, удастся ли нам доплыть до Франции живыми.
– Все как в прошлый, раз, только теперь нас осталось двое, – сказала Элиза. – А Этель у себя дома, жива и здорова. Никогда нельзя сдаваться, верно?
– Разумеется, – охотно подтвердила я.
– Вы только подумайте – если бы вы тогда не остановили ее, она бы не встретила Тома и не жила бы сейчас в деревне, в покое и довольстве. Вы, наверное, чувствуете себя… как бы это сказать… всемогущей, что ли, что так повлияли на чью-то жизнь?
– А разве мы не постоянно влияем на чью-то жизнь?
– В каком-то смысле вы правы. Но спасти жизнь – это совсем другое дело.
Я опять вспомнила Дамиена. Вот он склонился за ширмой над постелью Вильяма, у него в руках пуля, которую он только что извлек. А его странные методы!.. Как он старался, чтобы Вильям не чувствовал боли, но при этом использовал медикаменты, которые в наших больницах сочли бы неприемлемыми. Дамиен спас жизнь множеству людей, а некоторых спасти не удалось. Мне хотелось бы узнать, что он при этом чувствует?..
Из задумчивости меня вывел голос Элизы:
– Вы опять о чем-то задумались.
– Да, подумать есть над чем, – отозвалась я. – Сколько событий произошло в нашей жизни за то время, что мы проработали в госпитале! Мы стали другими людьми. Мы видели кровь, страдания и смерть – то, от чего обычно люди падают в обморок, – и наверняка никогда этого не забудем. Там, на родине, люди слышат о громких победах и воображают, что наши доблестные воины легко и просто их добиваются. Все так романтично, величественно!.. Но ведь на самом деле все совсем не так. Мне кажется, Элиза, что это чувство навсегда останется с нами.
– Уж это точно.
Мы опять погрузились в молчание. Передо мной вставали картины тех дней, когда каждый час в госпиталь прибывали арбы с ранеными, дни, полные изнурительной работы и борьбы с постоянной нехваткой кроватей, медикаментов, оборудования – словом, всего, что нам было так необходимо.
– Вам надо сделать выбор, – неожиданно прервала мои воспоминания Элиза. – Как вы решили – будете работать в одной из больниц, которые организовывает мисс Найтингейл, или выйдете замуж за доктора Фенвика?
– Трудно сказать. Я еще не решила.
– Все еще колеблетесь, да?
– Думаю, да. А вы, Элиза?
– Ну, у меня-то нет преданного возлюбленного, который ждет – не дождется. Мне надо самой о себе заботиться. Должно быть, пойду работать в больницу. Впрочем, пока не знаю. Никогда не планирую заранее. Вот так наметишь что-то, а жизнь все твои планы опрокинет. Мы вот сидим сейчас рядом, вы пригласили меня погостить у вас. Разве можно было это предвидеть, когда мы еще только плыли в Турцию?
– Мне кажется, вы тогда относились к нам с некоторым подозрением.
– Да уж! Мне казалось, что вы просто решили поиграть в войну, а я-то знала, что нам предстоит нешуточное дело.
– Но потом мы узнали друг друга, и я очень этому рада. Я ценю вашу дружбу, Элиза.
– Ну вот, прямо слезу у меня выжали… Я ведь тоже к вам привязалась, и потому мне стало страшно, когда я решила, что вы можете сделать какую-нибудь глупость. Тот человек… В нем есть что-то особенное. Он не похож на других, правда?
– Вы имеете в виду доктора Адера?
– Именно. Так и кажется, что своими глазищами он прожжет тебя насквозь. И такой красивый, верно? Его лицо не так-то просто забыть. Я хочу сказать – есть лица, на которые взглянешь и через пять минут уже не вспомнишь, А он… кто его раз увидит, никогда не забудет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
С нами едет и Вильям Клифт. Какой замечательный подарок для Лили я везу! То, что мне удалось выходить Вильяма, – настоящее чудо!
А ведь это Дамиен спас ему жизнь, подумала я. Словом, мне никак не удавалось выбросить его из головы.
Я еще раз в мельчайших подробностях вспомнила тот день, когда Дамиен боролся за жизнь Вильяма. Там, за ширмой, при помощи своих странных методов он сделал ему операцию и спас. Никто не смог бы этого сделать, более того – никто, кроме него, и не отважился бы на такое. Об этом я не имею права забывать, как и о том, что мы неверно судили о нем. Когда мы встретились с ним в его константинопольском доме и увидели, что он облачен в экзотический восточный костюм – а надо признать, он был очень хорош в тюрбане, – он не предавался любовным утехам, а собирался встретиться с кем-то из местных жителей и достать лекарства, необходимые для спасения жизни Вильяма и других несчастных раненых солдат.
Да, этот дьявол – прекрасный доктор. Многое из того, что он сделал, не вписывалось в рамки традиционной медицины, но сколько жизней он спас? А сколько ему не удалось спасти? Доктора не могут добиваться успеха всегда – по роду своей работы им приходится идти на рискованные эксперименты и порой терпеть поражения.
Мне никак не удавалось не думать о нем. Я ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть, и чувство горечи от предстоящей разлуки с ним преследовало меня.
Так прошла вся ночь.
На следующий день мы ступили на корабль, который должен был доставить нас в Марсель. Это было судно, столь же мало приспособленное для морского путешествия и столь же потрепанное бурями, как и памятный «Век-тис», на котором мы приплыли в Турцию. Однако я не замечала ничего вокруг – мои мысли все еще находились в Константинополе.
С нами отправлялись солдаты, достаточно оправившиеся от ранений, чтобы пуститься в долгий путь. Среди них был и Вильям. «По крайней мере, я везу его домой, к Лили», – подумала я с некоторым удовлетворением.
Мы пересекали Босфор. Стоя на палубе и глядя на удалявшийся берег, минареты и башни Константинополя, здание ускюдарского госпиталя, я не могла сдержать нахлынувших на меня чувств. Рядом стояла Элиза и тоже смотрела на берег.
– Много воды протекло под этим мостом с тех пор как мы сюда приехали, – наконец произнесла она.
– Я так хорошо помню тот день и нас, всех четверых… Мы стали добрыми друзьями, и я рада, что так случилось.
– И я, – сказала Элиза, которая всегда была немногословной в минуты волнений.
– По крайней мере, у Этель все сложилось хорошо, – продолжала она. – И кто бы мог подумать, что малышка Этель, эта жертва жизненных обстоятельств… Ничего нельзя знать заранее. Прямо настоящий роман, как в книжках. Интересно, где она сейчас? Как хорошо было бы ее повидать, правда?
– Да, конечно, – согласилась я.
Постояв на палубе, мы вернулись в нашу тесную и душную каюту.
Дальнейшее путешествие выглядело до некоторой степени повторением предыдущего. Вскоре разразился шторм. Элиза и я опять поднялись на палубу и сели рядом. О борт корабля бились волны с такой силой, что оставалось только гадать, удастся ли нам доплыть до Франции живыми.
– Все как в прошлый, раз, только теперь нас осталось двое, – сказала Элиза. – А Этель у себя дома, жива и здорова. Никогда нельзя сдаваться, верно?
– Разумеется, – охотно подтвердила я.
– Вы только подумайте – если бы вы тогда не остановили ее, она бы не встретила Тома и не жила бы сейчас в деревне, в покое и довольстве. Вы, наверное, чувствуете себя… как бы это сказать… всемогущей, что ли, что так повлияли на чью-то жизнь?
– А разве мы не постоянно влияем на чью-то жизнь?
– В каком-то смысле вы правы. Но спасти жизнь – это совсем другое дело.
Я опять вспомнила Дамиена. Вот он склонился за ширмой над постелью Вильяма, у него в руках пуля, которую он только что извлек. А его странные методы!.. Как он старался, чтобы Вильям не чувствовал боли, но при этом использовал медикаменты, которые в наших больницах сочли бы неприемлемыми. Дамиен спас жизнь множеству людей, а некоторых спасти не удалось. Мне хотелось бы узнать, что он при этом чувствует?..
Из задумчивости меня вывел голос Элизы:
– Вы опять о чем-то задумались.
– Да, подумать есть над чем, – отозвалась я. – Сколько событий произошло в нашей жизни за то время, что мы проработали в госпитале! Мы стали другими людьми. Мы видели кровь, страдания и смерть – то, от чего обычно люди падают в обморок, – и наверняка никогда этого не забудем. Там, на родине, люди слышат о громких победах и воображают, что наши доблестные воины легко и просто их добиваются. Все так романтично, величественно!.. Но ведь на самом деле все совсем не так. Мне кажется, Элиза, что это чувство навсегда останется с нами.
– Уж это точно.
Мы опять погрузились в молчание. Передо мной вставали картины тех дней, когда каждый час в госпиталь прибывали арбы с ранеными, дни, полные изнурительной работы и борьбы с постоянной нехваткой кроватей, медикаментов, оборудования – словом, всего, что нам было так необходимо.
– Вам надо сделать выбор, – неожиданно прервала мои воспоминания Элиза. – Как вы решили – будете работать в одной из больниц, которые организовывает мисс Найтингейл, или выйдете замуж за доктора Фенвика?
– Трудно сказать. Я еще не решила.
– Все еще колеблетесь, да?
– Думаю, да. А вы, Элиза?
– Ну, у меня-то нет преданного возлюбленного, который ждет – не дождется. Мне надо самой о себе заботиться. Должно быть, пойду работать в больницу. Впрочем, пока не знаю. Никогда не планирую заранее. Вот так наметишь что-то, а жизнь все твои планы опрокинет. Мы вот сидим сейчас рядом, вы пригласили меня погостить у вас. Разве можно было это предвидеть, когда мы еще только плыли в Турцию?
– Мне кажется, вы тогда относились к нам с некоторым подозрением.
– Да уж! Мне казалось, что вы просто решили поиграть в войну, а я-то знала, что нам предстоит нешуточное дело.
– Но потом мы узнали друг друга, и я очень этому рада. Я ценю вашу дружбу, Элиза.
– Ну вот, прямо слезу у меня выжали… Я ведь тоже к вам привязалась, и потому мне стало страшно, когда я решила, что вы можете сделать какую-нибудь глупость. Тот человек… В нем есть что-то особенное. Он не похож на других, правда?
– Вы имеете в виду доктора Адера?
– Именно. Так и кажется, что своими глазищами он прожжет тебя насквозь. И такой красивый, верно? Его лицо не так-то просто забыть. Я хочу сказать – есть лица, на которые взглянешь и через пять минут уже не вспомнишь, А он… кто его раз увидит, никогда не забудет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133