Значит, вскоре мы все окажемся в воде и наверняка утонем. Неужели, подумала я, мне уготован такой конец?..
Только сейчас я поняла, что очень хочу жить. После смерти Джулиана мне иногда страстно хотелось умереть, а теперь, когда смерть была так близка, я желала только одного – уцелеть, выжить. Эта мысль меня поразила. Я отчаянно цеплялась за жизнь, мне хотелось совершить еще что-то – ухаживать за больными, спасать от смерти раненых. И это не было просто тщеславной мечтой. Стать сиделкой, сестрой милосердия – это ведь совсем не то, что быть великим ученым или врачом.
Мои мысли неожиданно обратились к доктору Дамиену Адеру. Какова была его цель? Мне казалось, что я его разгадала – он стремился к всемирной славе, почету. Ему хотелось сравняться с великими мира сего, совершить замечательные открытия, прожить жизнь, полную восхитительных и опасных приключений. Он желал ставить свои зловещие эксперименты на живых людях, не заботясь о том, какую судьбу им уготовил. Даже если их настигнет смерть, это будет смерть во славу великого доктора Адера и его научных открытий.
Он ставил свои эксперименты и на Обри… Глубокая печаль охватила меня при мысли о моем несчастном муже. Мне кажется, я тоже была виновата. Мне никогда не забыть восхитительных первых дней нашего медового месяца в Венеции, когда все было так чудесно. И вся наша жизнь могла бы быть такой, если бы не пагубное пристрастие Обри к наркотикам. Оно и разрушило наш брак, а всему виной – этот человек, «дьявольский доктор»! А я ведь знала, что Обри слишком слабоволен, и не должна была позволять ему подпасть под влияние Дамиена. Да что говорить – люди, подобные Дамиену Адеру, умеют играть на слабостях других. Их не беспокоит то, что после себя они оставляют руины чужих жизней. Для доктора Адера имело значение только развитие науки и та громкая слава, которую могло бы принести ему очередное сделанное им открытие. Он погубил моего мужа, но этого ему показалось мало – он не остановился перед тем, чтобы поставить эксперимент на моем ребенке!.. Так он уничтожил их обоих.
Ах, как страстно мне хотелось жить! Я хочу и должна встретиться, наконец, с этим человеком лицом к лицу. Я должна помешать ему использовать других людей так же, как он использовал моего мужа и моего сына.
Я еще сильнее вцепилась в скамейку.
– Обязательно найду его, – шептала я, – и стану сестрой милосердия. Буду спасать больных и раненых… и во что бы то ни стало найду доктора Дамиена.
В этот момент я заметила на палубе хрупкую фигурку, еле державшуюся на ногах. Это была Этель – девушка, которую я уже видела раньше. Глядя на ее бледное, изможденное лицо, невольно приходило в голову, что она недоедает. Она постоянно держалась рядом с воинственной, крупной Элизой – на мой взгляд, компания для нее совершенно неподходящая.
Энергичная Элиза, на мой взгляд, осознавала, что в группе сестер милосердия возникло деление на «них» и «нас», но предпочитала вести себя как ни в чем не бывало.
Но что делает здесь хрупкая Этель?..
Я продолжала наблюдать за нею. Она неуверенным шагом продвигалась по палубе. Временами мне казалось, что порывистый ветер сбросит ее в море – ведь она такая хрупкая, почти невесомая… Уцепившись за перила, Этель наклонилась над водой и замерла на несколько мгновений. Ветер трепал ее волосы и завывал, как тысяча сказочных банши. Девушка неотрывно вглядывалась в бушующие волны. Вот она сдвинулась с места и как будто решила подтянуться, опираясь на борт. В мгновение ока я поняла, что она задумала.
Нельзя было терять ни минуты. Я сорвалась со своей скамьи и ринулась к Этель. Ветер дул мне в лицо, качка бросала из стороны в сторону, но я в мгновение ока оказалась рядом с маленькой фигуркой, почти перевесившейся через перила.
– Нет! – отчаянно закричала я, но мой голос потонул в вое ветра. Наверное, Этель решила, что это очередной порыв бури.
Мне удалось добраться до нее как раз в тот момент, когда она уже была почти за бортом. Схватив Этель, я потянула ее к себе, и вскоре девушка уже стояла на палубе.
Обернувшись, она посмотрела мимо меня взглядом, в котором читалось глубокое отчаяние.
– Нет! Нет! – не помня себя, твердила я. – Вы не должны этого делать. Это не выход!
Она не сводила с меня глаз, но в них не было ничего, кроме безнадежности. Мы сели рядом на скамью, и я не отпускала ее руку.
– Как вовремя я вас заметила! – наконец, отдышавшись, произнесла я.
Этель механически кивнула, безжизненным голосом она слабо проговорила:
– Но я хотела умереть. Наверное, так было бы лучше.
– Нет-нет! Это вам сейчас так кажется. Потом все пройдет, вы сможете взглянуть на вещи по-другому. Я знаю, поверьте мне!
– Он покинул меня, – произнесла она безучастно, ни к кому не обращаясь. – Я больше никогда не прикоснусь к нему. А он был такой красавчик! У меня никого не было, кроме него, и вот теперь он покинул меня…
– Возможно, он вернется.
– Он умер! – закричала Этель. – Умер… умер… мой малютка мертв!
Меня охватило глубокое сочувствие к несчастной девушке.
Как в тумане, я услышала свой голос:
– Как я вас понимаю…
– Да что вы можете понять? Этого никто понять не в силах. Мой маленький сыночек – это все, что у меня было. Он значил для меня больше, чем весь мир. А теперь его нет. Ах, если бы я в тот день не ушла из дому… Но мне нужно было пойти и достать хоть немного денег! А мой малыш остался один дома, и когда я вернулась, он был уже мертв. Я ведь ушла только затем, чтобы достать для него немного еды – хорошего бульона, молока. Он был так голоден! А когда я вернулась, он лежал в своей кроватке холодный как лед… а его милое личико стало совсем восковым…
Как заведенная, я продолжала повторять:
– Понимаю вас. Я знаю, каково это… Никто не смог бы понять вас лучше, чем я.
Этель, наконец, почувствовала всю глубину моего сочувствия к ней. Она повернулась и увидела, что на моем лице написано подлинное страдание. Как ни странно, ее это не удивило, и я поняла, что в эту минуту между нами навсегда установилась некая неразрывная связь.
– Вы не хотите мне ничего сказать? – спросила я девушку. – Если нет, то и не надо, просто посидите рядом.
Какое-то мгновение она молчала, а потом начала свой рассказ:
– Я знала, что поступаю дурно. Но ведь шитьем я зарабатывала так мало!
Так она была швеей, как и Лили! Как много несчастных, бедных девушек, должно быть, просиживают в своих каморках на чердаке, безуспешно пытаясь заработать себе на жизнь…
Стежок за стежком кладет швея,
Убога и голодна.
Сошьет рубашку своею иглой,
Сошьет и саван она.
– Мне нужно было зарабатывать деньги… для него.
– Да-да, – откликнулась я, – я понимаю.
– Вначале я не хотела, чтобы он появился на свет, но когда он все-таки родился… О, он значил для меня больше, чем весь мир, мой маленький Билли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
Только сейчас я поняла, что очень хочу жить. После смерти Джулиана мне иногда страстно хотелось умереть, а теперь, когда смерть была так близка, я желала только одного – уцелеть, выжить. Эта мысль меня поразила. Я отчаянно цеплялась за жизнь, мне хотелось совершить еще что-то – ухаживать за больными, спасать от смерти раненых. И это не было просто тщеславной мечтой. Стать сиделкой, сестрой милосердия – это ведь совсем не то, что быть великим ученым или врачом.
Мои мысли неожиданно обратились к доктору Дамиену Адеру. Какова была его цель? Мне казалось, что я его разгадала – он стремился к всемирной славе, почету. Ему хотелось сравняться с великими мира сего, совершить замечательные открытия, прожить жизнь, полную восхитительных и опасных приключений. Он желал ставить свои зловещие эксперименты на живых людях, не заботясь о том, какую судьбу им уготовил. Даже если их настигнет смерть, это будет смерть во славу великого доктора Адера и его научных открытий.
Он ставил свои эксперименты и на Обри… Глубокая печаль охватила меня при мысли о моем несчастном муже. Мне кажется, я тоже была виновата. Мне никогда не забыть восхитительных первых дней нашего медового месяца в Венеции, когда все было так чудесно. И вся наша жизнь могла бы быть такой, если бы не пагубное пристрастие Обри к наркотикам. Оно и разрушило наш брак, а всему виной – этот человек, «дьявольский доктор»! А я ведь знала, что Обри слишком слабоволен, и не должна была позволять ему подпасть под влияние Дамиена. Да что говорить – люди, подобные Дамиену Адеру, умеют играть на слабостях других. Их не беспокоит то, что после себя они оставляют руины чужих жизней. Для доктора Адера имело значение только развитие науки и та громкая слава, которую могло бы принести ему очередное сделанное им открытие. Он погубил моего мужа, но этого ему показалось мало – он не остановился перед тем, чтобы поставить эксперимент на моем ребенке!.. Так он уничтожил их обоих.
Ах, как страстно мне хотелось жить! Я хочу и должна встретиться, наконец, с этим человеком лицом к лицу. Я должна помешать ему использовать других людей так же, как он использовал моего мужа и моего сына.
Я еще сильнее вцепилась в скамейку.
– Обязательно найду его, – шептала я, – и стану сестрой милосердия. Буду спасать больных и раненых… и во что бы то ни стало найду доктора Дамиена.
В этот момент я заметила на палубе хрупкую фигурку, еле державшуюся на ногах. Это была Этель – девушка, которую я уже видела раньше. Глядя на ее бледное, изможденное лицо, невольно приходило в голову, что она недоедает. Она постоянно держалась рядом с воинственной, крупной Элизой – на мой взгляд, компания для нее совершенно неподходящая.
Энергичная Элиза, на мой взгляд, осознавала, что в группе сестер милосердия возникло деление на «них» и «нас», но предпочитала вести себя как ни в чем не бывало.
Но что делает здесь хрупкая Этель?..
Я продолжала наблюдать за нею. Она неуверенным шагом продвигалась по палубе. Временами мне казалось, что порывистый ветер сбросит ее в море – ведь она такая хрупкая, почти невесомая… Уцепившись за перила, Этель наклонилась над водой и замерла на несколько мгновений. Ветер трепал ее волосы и завывал, как тысяча сказочных банши. Девушка неотрывно вглядывалась в бушующие волны. Вот она сдвинулась с места и как будто решила подтянуться, опираясь на борт. В мгновение ока я поняла, что она задумала.
Нельзя было терять ни минуты. Я сорвалась со своей скамьи и ринулась к Этель. Ветер дул мне в лицо, качка бросала из стороны в сторону, но я в мгновение ока оказалась рядом с маленькой фигуркой, почти перевесившейся через перила.
– Нет! – отчаянно закричала я, но мой голос потонул в вое ветра. Наверное, Этель решила, что это очередной порыв бури.
Мне удалось добраться до нее как раз в тот момент, когда она уже была почти за бортом. Схватив Этель, я потянула ее к себе, и вскоре девушка уже стояла на палубе.
Обернувшись, она посмотрела мимо меня взглядом, в котором читалось глубокое отчаяние.
– Нет! Нет! – не помня себя, твердила я. – Вы не должны этого делать. Это не выход!
Она не сводила с меня глаз, но в них не было ничего, кроме безнадежности. Мы сели рядом на скамью, и я не отпускала ее руку.
– Как вовремя я вас заметила! – наконец, отдышавшись, произнесла я.
Этель механически кивнула, безжизненным голосом она слабо проговорила:
– Но я хотела умереть. Наверное, так было бы лучше.
– Нет-нет! Это вам сейчас так кажется. Потом все пройдет, вы сможете взглянуть на вещи по-другому. Я знаю, поверьте мне!
– Он покинул меня, – произнесла она безучастно, ни к кому не обращаясь. – Я больше никогда не прикоснусь к нему. А он был такой красавчик! У меня никого не было, кроме него, и вот теперь он покинул меня…
– Возможно, он вернется.
– Он умер! – закричала Этель. – Умер… умер… мой малютка мертв!
Меня охватило глубокое сочувствие к несчастной девушке.
Как в тумане, я услышала свой голос:
– Как я вас понимаю…
– Да что вы можете понять? Этого никто понять не в силах. Мой маленький сыночек – это все, что у меня было. Он значил для меня больше, чем весь мир. А теперь его нет. Ах, если бы я в тот день не ушла из дому… Но мне нужно было пойти и достать хоть немного денег! А мой малыш остался один дома, и когда я вернулась, он был уже мертв. Я ведь ушла только затем, чтобы достать для него немного еды – хорошего бульона, молока. Он был так голоден! А когда я вернулась, он лежал в своей кроватке холодный как лед… а его милое личико стало совсем восковым…
Как заведенная, я продолжала повторять:
– Понимаю вас. Я знаю, каково это… Никто не смог бы понять вас лучше, чем я.
Этель, наконец, почувствовала всю глубину моего сочувствия к ней. Она повернулась и увидела, что на моем лице написано подлинное страдание. Как ни странно, ее это не удивило, и я поняла, что в эту минуту между нами навсегда установилась некая неразрывная связь.
– Вы не хотите мне ничего сказать? – спросила я девушку. – Если нет, то и не надо, просто посидите рядом.
Какое-то мгновение она молчала, а потом начала свой рассказ:
– Я знала, что поступаю дурно. Но ведь шитьем я зарабатывала так мало!
Так она была швеей, как и Лили! Как много несчастных, бедных девушек, должно быть, просиживают в своих каморках на чердаке, безуспешно пытаясь заработать себе на жизнь…
Стежок за стежком кладет швея,
Убога и голодна.
Сошьет рубашку своею иглой,
Сошьет и саван она.
– Мне нужно было зарабатывать деньги… для него.
– Да-да, – откликнулась я, – я понимаю.
– Вначале я не хотела, чтобы он появился на свет, но когда он все-таки родился… О, он значил для меня больше, чем весь мир, мой маленький Билли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133