Но колесики в его голове быстро вертелись, высчитывая, примеряя, размечая контуры смутно забрезжившей комбинации.
– Простите, что вмешиваюсь… Но мне бы хотелось понять… Что, собственно, происходит? Ведь сломанное ребро обычно срастается легко… Никто не остается калекой.
Они переглянулись. Кивнули друг другу. Видимо, решили, что можно. Начали объяснять. Заболевших работников не принято оставлять в посольстве. И тем более класть в местные больницы. Это большой расход. Их отправляют лечиться домой. Но рабочее место не может пустовать. Немедленно присылают замену. Очередь желающих – ого-го-го! И как-то так получается обычно, что присланная замена остается навсегда. Пока сама не заболеет. А уж того заболевшего недотепу устраивают на работу дома. Когда выздоровеет. И за границу его больше не посылают. Считается ненадежным. По состоянию здоровья. И Мелада боится, что и с ней так будет. Ей очень не хочется назад. Конечно, обидно. И двух месяцев не проработала. В посольстве все ее любили. Но ничего не поделаешь. Нет, в законах и правилах ничего такого не записано. Но есть кое-что посильнее законов и правил. Называется порядок. Таков порядок.
Счетные колесики в голове Антона продолжают крутиться. Он чувствует, что проступающая комбинация таит в себе какую-то опасность. Что она слишком сложна, что ему не просчитать ее до конца, что в ней слишком много темных ответвлений – любимых обиталищ Горемыкала. Но в основных своих чертах она так заманчива, так изящна. И ведь ему не обойтись без помощи в Перевернутой стране. И глаза этой девушки так темны от горя, так потеряны на дне колодцев из слез. И не судьбой ли свыше послано ему ее сломанное ребро? И под продолжающийся счетный перестук, которому еще далеко до конца, он слышит себя уже говорящим, уже двинувшим вперед центральную пешку.
– …Не знаю, вправе ли я вмешиваться… Но если это может помочь мисс Меладе… Завтра утром «Вавилония» будет в Дувре… И мы немедленно продолжим плавание… Но рано или поздно нам понадобится переводчик… Почему бы посольству не предоставить переводчика уже сейчас? На «Вавилонии» есть свободная каюта… Мисс Меладе будет там удобно и покойно… Она сможет давать команде уроки русского языка, не вставая с постели. Плавание займет дней пять, так что первый, самый важный этап выздоровления… Если, конечно, все это не противоречит всемогущему Порядку.
Они смотрят друг на друга. Потом на Антона. Потом опять друг на друга.
– Каков хер кошачий! – задумчиво говорит Глухарев. – Как они это умеют. Откуда у них такие головы? Да что ж ты молчишь, дуреха? Целуй прогрессивного гада, целуй взасос! А самому я скажу, что откомандировал тебя для наблюдения. Что замечены элементы реакционности в иностранном вавилонце, необходимо проследить. И будешь ты числиться в служебной командировке – только и делов. Ох, ловко! Ох, я люблю, когда гладко сработано! Да будешь ты его целовать или нет?
Она улыбалась сквозь слезы. Она послушно положила руку Антону на шею и попыталась притянуть его голову к себе. Но это движение оказалось за пределами болевой границы, так что поцелуй, не дотянувшись до щеки героя-избавителя, превратился в затяжной, самозабвенный стон.
И вот утро следующего дня. Посольский автомобиль приближается к Дувру. В кармане у Антона – четыре визы со всеми нужными, хорошо просушенными печатями. Мелада, обложенная подушками, лежит на заднем сиденье. Накануне Антон сводил ее к хирургу. Он настоял на этом. И заплатил за визит. Теперь у Мелады в чемодане есть черно-белые фотографии сломанных ребер. Шестое и седьмое. С правой стороны. А в сумке – коробочка с обезболивающим. В первые дни их лучше принимать регулярно. Но все же не злоупотреблять. Интимная прозрачность рентгеновских снимков вдруг разволновала третьего-лишнего. Неисправимый, неугомонный причудник. По совести говоря, надо было бы попросить на него пятую визу.
«Вавилония» у причала – краше, чем была. Свежая ватерлиния, новый флаг с собачьей головой, сверкающая якорная цепь. Но кругом – слава Богу – никаких корреспондентов. Ведь ее ждут в Кале, на другой стороне Ла-Манша. Поздоровевшая команда, в белых кителях, выстроилась по борту, приветливо машет фуражками. И все же угольки тревоги больно тлеют в груди Антона. Горемыкал где-то рядом – он чувствует это. Вот пролетает полицейский вертолет – разве не может он сейчас опуститься на набережную и выпустить в ветре и грохоте дракона Симпсона? Или это черное такси, выезжающее там из-за угла?
Команда с любопытством рассматривает поднимающуюся по трапу Меладу. Да-да, это наш новый член экипажа, русская переводчица. Она поплывет вместе с нами. К сожалению, ей немного не повезло – стукнулась вчера. И довольно сильно. Рональд, она не может подать вам правую руку – разве вы не видите? Линь Чжан, проводите ее в свободную каюту и помогите лечь. Мы отплываем немедленно. Нет, Англию посмотрите на обратном пути. Ничего особенного, поверьте мне на слово. Обычные останки великой империи. Нет, запасы пополним в Осло. Или в Хельсинки. Всё. Все по местам.
Кажется, пронесло. Полицейский вертолет улетел, набережная почти безлюдна. Из подъехавшего такси вылезли две курортные девицы, в пестрых шляпах и шортах, с сумками, набитыми, видимо, чтением, вязаньем и едой на тысячу и один пляжный день. Девицы двинулись вдоль причалов, увидели «Вавилонию», замахали руками.
– Мистер Себеж, мистер Себеж! Гудбай, ауфвидерзеен, счастливый плавать!
Да это же прогрессивные девушки Гудрун и Ингрид! Антон с облегчением помахал им в ответ.
– А где Мелада? Мистер Глухарев сказал нам, что она в командировке, что плывет с вами. Можно, мы скажем гудбай и ей тоже?
– Только недолго. Нам через десять минут отплывать. Она в каюте внизу.
Гудрун и Ингрид поднимаются на борт, волоча за собой сумки. Красота воскресшей из пепла «Вавилонии» ошеломляет их. Они гладят пальцем сияющую медь иллюминаторов, они нюхают свежий лак перил, они перегибаются через поручни трапа, они срывают фуражку с Пабло-Педро и примеряют ее по очереди.
– Какой корабль! Какое совершенство линий! А нельзя и нам поплыть с вами?
Антон отечески улыбается двум шалуньям.
– Как-нибудь в другой раз. Когда мы не будем так спешить, обязательно прокатим вас.
– Дело в том, что сейчас нам как раз по пути. И конечно, мы заплатим за проезд. Нам обязательно нужно попасть в Финляндию.
– Почему бы зам не полететь самолетом? Думаю, это будет в пятьдесят раз быстрее.
– Морем – это так романтично. Кроме того, нам хотелось бы миновать паспортный контроль. Вы ведь знаете – английская бюрократия стала просто невыносимой. Чиновники цепляются к каждой мелочи.
– От души желал бы помочь вам. Если бы «Вавилония» принадлежала мне, вы были бы дорогими гостьями на борту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
– Простите, что вмешиваюсь… Но мне бы хотелось понять… Что, собственно, происходит? Ведь сломанное ребро обычно срастается легко… Никто не остается калекой.
Они переглянулись. Кивнули друг другу. Видимо, решили, что можно. Начали объяснять. Заболевших работников не принято оставлять в посольстве. И тем более класть в местные больницы. Это большой расход. Их отправляют лечиться домой. Но рабочее место не может пустовать. Немедленно присылают замену. Очередь желающих – ого-го-го! И как-то так получается обычно, что присланная замена остается навсегда. Пока сама не заболеет. А уж того заболевшего недотепу устраивают на работу дома. Когда выздоровеет. И за границу его больше не посылают. Считается ненадежным. По состоянию здоровья. И Мелада боится, что и с ней так будет. Ей очень не хочется назад. Конечно, обидно. И двух месяцев не проработала. В посольстве все ее любили. Но ничего не поделаешь. Нет, в законах и правилах ничего такого не записано. Но есть кое-что посильнее законов и правил. Называется порядок. Таков порядок.
Счетные колесики в голове Антона продолжают крутиться. Он чувствует, что проступающая комбинация таит в себе какую-то опасность. Что она слишком сложна, что ему не просчитать ее до конца, что в ней слишком много темных ответвлений – любимых обиталищ Горемыкала. Но в основных своих чертах она так заманчива, так изящна. И ведь ему не обойтись без помощи в Перевернутой стране. И глаза этой девушки так темны от горя, так потеряны на дне колодцев из слез. И не судьбой ли свыше послано ему ее сломанное ребро? И под продолжающийся счетный перестук, которому еще далеко до конца, он слышит себя уже говорящим, уже двинувшим вперед центральную пешку.
– …Не знаю, вправе ли я вмешиваться… Но если это может помочь мисс Меладе… Завтра утром «Вавилония» будет в Дувре… И мы немедленно продолжим плавание… Но рано или поздно нам понадобится переводчик… Почему бы посольству не предоставить переводчика уже сейчас? На «Вавилонии» есть свободная каюта… Мисс Меладе будет там удобно и покойно… Она сможет давать команде уроки русского языка, не вставая с постели. Плавание займет дней пять, так что первый, самый важный этап выздоровления… Если, конечно, все это не противоречит всемогущему Порядку.
Они смотрят друг на друга. Потом на Антона. Потом опять друг на друга.
– Каков хер кошачий! – задумчиво говорит Глухарев. – Как они это умеют. Откуда у них такие головы? Да что ж ты молчишь, дуреха? Целуй прогрессивного гада, целуй взасос! А самому я скажу, что откомандировал тебя для наблюдения. Что замечены элементы реакционности в иностранном вавилонце, необходимо проследить. И будешь ты числиться в служебной командировке – только и делов. Ох, ловко! Ох, я люблю, когда гладко сработано! Да будешь ты его целовать или нет?
Она улыбалась сквозь слезы. Она послушно положила руку Антону на шею и попыталась притянуть его голову к себе. Но это движение оказалось за пределами болевой границы, так что поцелуй, не дотянувшись до щеки героя-избавителя, превратился в затяжной, самозабвенный стон.
И вот утро следующего дня. Посольский автомобиль приближается к Дувру. В кармане у Антона – четыре визы со всеми нужными, хорошо просушенными печатями. Мелада, обложенная подушками, лежит на заднем сиденье. Накануне Антон сводил ее к хирургу. Он настоял на этом. И заплатил за визит. Теперь у Мелады в чемодане есть черно-белые фотографии сломанных ребер. Шестое и седьмое. С правой стороны. А в сумке – коробочка с обезболивающим. В первые дни их лучше принимать регулярно. Но все же не злоупотреблять. Интимная прозрачность рентгеновских снимков вдруг разволновала третьего-лишнего. Неисправимый, неугомонный причудник. По совести говоря, надо было бы попросить на него пятую визу.
«Вавилония» у причала – краше, чем была. Свежая ватерлиния, новый флаг с собачьей головой, сверкающая якорная цепь. Но кругом – слава Богу – никаких корреспондентов. Ведь ее ждут в Кале, на другой стороне Ла-Манша. Поздоровевшая команда, в белых кителях, выстроилась по борту, приветливо машет фуражками. И все же угольки тревоги больно тлеют в груди Антона. Горемыкал где-то рядом – он чувствует это. Вот пролетает полицейский вертолет – разве не может он сейчас опуститься на набережную и выпустить в ветре и грохоте дракона Симпсона? Или это черное такси, выезжающее там из-за угла?
Команда с любопытством рассматривает поднимающуюся по трапу Меладу. Да-да, это наш новый член экипажа, русская переводчица. Она поплывет вместе с нами. К сожалению, ей немного не повезло – стукнулась вчера. И довольно сильно. Рональд, она не может подать вам правую руку – разве вы не видите? Линь Чжан, проводите ее в свободную каюту и помогите лечь. Мы отплываем немедленно. Нет, Англию посмотрите на обратном пути. Ничего особенного, поверьте мне на слово. Обычные останки великой империи. Нет, запасы пополним в Осло. Или в Хельсинки. Всё. Все по местам.
Кажется, пронесло. Полицейский вертолет улетел, набережная почти безлюдна. Из подъехавшего такси вылезли две курортные девицы, в пестрых шляпах и шортах, с сумками, набитыми, видимо, чтением, вязаньем и едой на тысячу и один пляжный день. Девицы двинулись вдоль причалов, увидели «Вавилонию», замахали руками.
– Мистер Себеж, мистер Себеж! Гудбай, ауфвидерзеен, счастливый плавать!
Да это же прогрессивные девушки Гудрун и Ингрид! Антон с облегчением помахал им в ответ.
– А где Мелада? Мистер Глухарев сказал нам, что она в командировке, что плывет с вами. Можно, мы скажем гудбай и ей тоже?
– Только недолго. Нам через десять минут отплывать. Она в каюте внизу.
Гудрун и Ингрид поднимаются на борт, волоча за собой сумки. Красота воскресшей из пепла «Вавилонии» ошеломляет их. Они гладят пальцем сияющую медь иллюминаторов, они нюхают свежий лак перил, они перегибаются через поручни трапа, они срывают фуражку с Пабло-Педро и примеряют ее по очереди.
– Какой корабль! Какое совершенство линий! А нельзя и нам поплыть с вами?
Антон отечески улыбается двум шалуньям.
– Как-нибудь в другой раз. Когда мы не будем так спешить, обязательно прокатим вас.
– Дело в том, что сейчас нам как раз по пути. И конечно, мы заплатим за проезд. Нам обязательно нужно попасть в Финляндию.
– Почему бы зам не полететь самолетом? Думаю, это будет в пятьдесят раз быстрее.
– Морем – это так романтично. Кроме того, нам хотелось бы миновать паспортный контроль. Вы ведь знаете – английская бюрократия стала просто невыносимой. Чиновники цепляются к каждой мелочи.
– От души желал бы помочь вам. Если бы «Вавилония» принадлежала мне, вы были бы дорогими гостьями на борту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142