Он прислушивался к звуку ее голоса и пытался определить, из какой части страны она родом. Наконец, так и не сумев этого сделать, спросил:
– Судя по вашему акценту, вы – откуда-то с востока?
– Из Коннектикута.
– В Хьюстоне – проездом?
– Не совсем. Сейчас я живу в летнем домике моей подруги в Галвестоне. – Услышав этот ответ, Дин принялся озираться по сторонам, пытаясь вспомнить, у кого из присутствующих здесь есть коттедж на Галвестон-Айленде. – Не ищите, моей подруги здесь нет.
– Неужели меня так просто раскусить? – улыбнулся Дин.
– Да.
– Извините. Но если вы – не из этих мест, то вас сюда определенно должен был кто-то пригласить.
– Почему?
– Потому что на эту выставку можно было попасть только по приглашению. Сегодняшний просмотр – закрытый. Коллекция будет выставлена на всеобщее обозрение только с завтрашнего дня.
– Завтра я уже буду в Галвестоне, поэтому и захотела посмотреть ее сегодня.
– Господи! – Дин непроизвольно понизил голос. – Значит, вы проникли сюда незваной? Просто взяли и вошли? – В его тоне звучала смесь недоверия и восхищения смелостью этой женщины.
– Разумеется. – Она говорила об этом, как о само собой разумеющемся, с равнодушием, которое граничило с высокомерием. – Я ведь не вломилась в чей-то дом. Это – музей, общественное место. С какой стати он должен быть открыт лишь для какой-то группы избранных, а не для всех!
– Хорошая мысль. – Дин старался не улыбнуться. – Тем не менее большинство, если не все присутствующие здесь, – попечители и спонсоры этого музея.
– Если они жертвовали музею деньги или дарили картины, это не дает им право на какое-то особое к себе отношение, – с вызовом парировала Кэролайн.
– Они думают именно так.
– А я – нет.
– Это заметно. – Дин еще никогда не встречал кого-то похожего на нее. Он слышал, что художники – гордый и своевольный народ. Богатство или общественное положение других не значили для них ровным счетом ничего. Откровенно говоря, раньше Дину с трудом в это верилось, однако стоявшая перед ним Кэролайн Фэрр вела себя именно таким образом.
– Знаете, мне действительно очень хотелось бы взглянуть на ваши работы.
Она посмотрела на него долгим задумчивым взглядом.
– Почти каждый день после обеда вы можете найти меня на западном конце пляжа.
В этот момент кто-то подошел и заговорил с Дином, а когда через минуту он обернулся, ее уже не было. К собственному удивлению, он чувствовал, что не хочет отпускать ее от себя. Ему хотелось еще поговорить с этой странной женщиной, побольше о ней узнать. Его заинтриговала ее серьезность и страстность, какая-то одержимость, которую она излучала и которой заряжала воздух вокруг себя. Тут Дин заметил ее в противоположном конце зала – высокую, точеную и загадочную фигуру в черном. Ему захотелось опять подойти к ней, но Дин подавил этот порыв. Они и так слишком долго разговаривали у всех на глазах, поэтому не стоит давать лишнюю пищу для сплетен. А вот Кэролайн Фэрр наверняка высмеяла бы подобные обывательские опасения, подумал Дин и, в свою очередь, усмехнулся. Она была неподвластна ограничениям, которые связывали его. Интересно, подумалось ему, каково это – свободно говорить то, что думаешь, и делать, что хочешь, не опасаясь подвести тех, кто возлагает на тебя определенные надежды – своего отца, своей жены, своих друзей?
* * *
Чайка спикировала над самым капотом машины. Опустив стекло, чтобы в салон задувал свежий бриз со стороны залива, Дин медленно ехал вдоль пустынного пляжа. Его пиджак и галстук небрежно лежали на пассажирском сиденье, рукава рубашки были закатаны, а воротник – расстегнут. Он испытывал легкое чувство вины и возбуждение, как мальчишка, впервые удравший с уроков и знающий, что совершает что-то непозволительное. Только что у него состоялась деловая встреча, и после нее он сразу же отправился сюда, даже не объявившись в офисе и не заглянув домой.
Однако чем дальше Дин ехал по плотно утрамбованному песку, тем быстрее спадало это возбуждение. На протяжении последней мили он не увидел ни единой живой души, даже рыбаков. Она сказала ему, что ее можно найти здесь «почти каждый день после обеда», но, видимо, к сегодняшнему дню это не относилось. «Уже поздно, – подумал он, взглянув на все еще яркое солнце, которое, однако, уже начинало клониться к закату. – А может, это даже к лучшему, что ее здесь нет?» Да, вероятно, ему следует просто выбросить ее из головы. Впрочем, Дин пытался сделать это уже на протяжении последних четырех дней, но – без всякого результата.
Дин не раз задавал себе вопрос, почему, зная стольких женщин, он неотступно думает об одной только Кэролайн. У нее была привлекательная внешность, однако он мог бы с ходу назвать десяток еще более красивых женщин. Кроме того, у него был вполне счастливый брак. Пусть ему не удавалось поговорить с Бэбс о тревоживших его вещах, но от этого его отношение к жене нисколько не менялось. Он любил Бэбс и любил ее именно такой, какая она есть.
Вспомнив о Бэбс, Дин решил, что ему здесь делать нечего, и уже собрался развернуть машину в обратном направлении, как вдруг увидел Кэролайн. Она стояла в пятидесяти метрах впереди, на гребне песчаной дюны. В следующую секунду он уже забыл обо всем, включая угрызения совести и супружескую верность. Все исчезло, бесследно затерявшись в охватившем его возбуждении. Он снова видел ее!
Сосредоточив все свое внимание на холсте, укрепленном на стоявшем перед ней этюднике, она даже не заметила, как он остановил машину в нескольких метрах от нее и выбрался наружу. Дин медленно подошел к женщине и стал разглядывать ее, пользуясь тем, что она его не видит.
Ее волосы были забраны в хвост и стянуты шерстяной красной ниткой, но сильный морской ветер все-таки выбил из прически несколько длинных черных прядей и теперь трепал их по ее сосредоточенному лицу. Пристальный взгляд серых прищуренных глаз то и дело перебегал с холста на морской пейзаж, который она пыталась запечатлеть, темные брови сошлись в одну линию, полные губы были решительно сжаты. Ее щека была испачкана в краске, еще одно пятнышко виднелось на подбородке.
На женщине была заляпанная краской мужская клетчатая рубашка, концы которой были завязаны узлом на животе. Хотя рубашка была не по размеру большой, под ней явственно угадывались округлости высокой груди, особенно когда ветер с залива прижимал ткань к ее телу. Бедра женщины были туго обтянуты штанами, которые еще больше подчеркивали красоту ее длинных стройных ног. Она стояла босиком, зарывшись пальцами в сыпучий песок.
– Художник за работой, – начал он разговор.
– Я заканчиваю… буквально… через несколько… минут. – Каждая пауза сопровождалась энергичным мазком кисти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
– Судя по вашему акценту, вы – откуда-то с востока?
– Из Коннектикута.
– В Хьюстоне – проездом?
– Не совсем. Сейчас я живу в летнем домике моей подруги в Галвестоне. – Услышав этот ответ, Дин принялся озираться по сторонам, пытаясь вспомнить, у кого из присутствующих здесь есть коттедж на Галвестон-Айленде. – Не ищите, моей подруги здесь нет.
– Неужели меня так просто раскусить? – улыбнулся Дин.
– Да.
– Извините. Но если вы – не из этих мест, то вас сюда определенно должен был кто-то пригласить.
– Почему?
– Потому что на эту выставку можно было попасть только по приглашению. Сегодняшний просмотр – закрытый. Коллекция будет выставлена на всеобщее обозрение только с завтрашнего дня.
– Завтра я уже буду в Галвестоне, поэтому и захотела посмотреть ее сегодня.
– Господи! – Дин непроизвольно понизил голос. – Значит, вы проникли сюда незваной? Просто взяли и вошли? – В его тоне звучала смесь недоверия и восхищения смелостью этой женщины.
– Разумеется. – Она говорила об этом, как о само собой разумеющемся, с равнодушием, которое граничило с высокомерием. – Я ведь не вломилась в чей-то дом. Это – музей, общественное место. С какой стати он должен быть открыт лишь для какой-то группы избранных, а не для всех!
– Хорошая мысль. – Дин старался не улыбнуться. – Тем не менее большинство, если не все присутствующие здесь, – попечители и спонсоры этого музея.
– Если они жертвовали музею деньги или дарили картины, это не дает им право на какое-то особое к себе отношение, – с вызовом парировала Кэролайн.
– Они думают именно так.
– А я – нет.
– Это заметно. – Дин еще никогда не встречал кого-то похожего на нее. Он слышал, что художники – гордый и своевольный народ. Богатство или общественное положение других не значили для них ровным счетом ничего. Откровенно говоря, раньше Дину с трудом в это верилось, однако стоявшая перед ним Кэролайн Фэрр вела себя именно таким образом.
– Знаете, мне действительно очень хотелось бы взглянуть на ваши работы.
Она посмотрела на него долгим задумчивым взглядом.
– Почти каждый день после обеда вы можете найти меня на западном конце пляжа.
В этот момент кто-то подошел и заговорил с Дином, а когда через минуту он обернулся, ее уже не было. К собственному удивлению, он чувствовал, что не хочет отпускать ее от себя. Ему хотелось еще поговорить с этой странной женщиной, побольше о ней узнать. Его заинтриговала ее серьезность и страстность, какая-то одержимость, которую она излучала и которой заряжала воздух вокруг себя. Тут Дин заметил ее в противоположном конце зала – высокую, точеную и загадочную фигуру в черном. Ему захотелось опять подойти к ней, но Дин подавил этот порыв. Они и так слишком долго разговаривали у всех на глазах, поэтому не стоит давать лишнюю пищу для сплетен. А вот Кэролайн Фэрр наверняка высмеяла бы подобные обывательские опасения, подумал Дин и, в свою очередь, усмехнулся. Она была неподвластна ограничениям, которые связывали его. Интересно, подумалось ему, каково это – свободно говорить то, что думаешь, и делать, что хочешь, не опасаясь подвести тех, кто возлагает на тебя определенные надежды – своего отца, своей жены, своих друзей?
* * *
Чайка спикировала над самым капотом машины. Опустив стекло, чтобы в салон задувал свежий бриз со стороны залива, Дин медленно ехал вдоль пустынного пляжа. Его пиджак и галстук небрежно лежали на пассажирском сиденье, рукава рубашки были закатаны, а воротник – расстегнут. Он испытывал легкое чувство вины и возбуждение, как мальчишка, впервые удравший с уроков и знающий, что совершает что-то непозволительное. Только что у него состоялась деловая встреча, и после нее он сразу же отправился сюда, даже не объявившись в офисе и не заглянув домой.
Однако чем дальше Дин ехал по плотно утрамбованному песку, тем быстрее спадало это возбуждение. На протяжении последней мили он не увидел ни единой живой души, даже рыбаков. Она сказала ему, что ее можно найти здесь «почти каждый день после обеда», но, видимо, к сегодняшнему дню это не относилось. «Уже поздно, – подумал он, взглянув на все еще яркое солнце, которое, однако, уже начинало клониться к закату. – А может, это даже к лучшему, что ее здесь нет?» Да, вероятно, ему следует просто выбросить ее из головы. Впрочем, Дин пытался сделать это уже на протяжении последних четырех дней, но – без всякого результата.
Дин не раз задавал себе вопрос, почему, зная стольких женщин, он неотступно думает об одной только Кэролайн. У нее была привлекательная внешность, однако он мог бы с ходу назвать десяток еще более красивых женщин. Кроме того, у него был вполне счастливый брак. Пусть ему не удавалось поговорить с Бэбс о тревоживших его вещах, но от этого его отношение к жене нисколько не менялось. Он любил Бэбс и любил ее именно такой, какая она есть.
Вспомнив о Бэбс, Дин решил, что ему здесь делать нечего, и уже собрался развернуть машину в обратном направлении, как вдруг увидел Кэролайн. Она стояла в пятидесяти метрах впереди, на гребне песчаной дюны. В следующую секунду он уже забыл обо всем, включая угрызения совести и супружескую верность. Все исчезло, бесследно затерявшись в охватившем его возбуждении. Он снова видел ее!
Сосредоточив все свое внимание на холсте, укрепленном на стоявшем перед ней этюднике, она даже не заметила, как он остановил машину в нескольких метрах от нее и выбрался наружу. Дин медленно подошел к женщине и стал разглядывать ее, пользуясь тем, что она его не видит.
Ее волосы были забраны в хвост и стянуты шерстяной красной ниткой, но сильный морской ветер все-таки выбил из прически несколько длинных черных прядей и теперь трепал их по ее сосредоточенному лицу. Пристальный взгляд серых прищуренных глаз то и дело перебегал с холста на морской пейзаж, который она пыталась запечатлеть, темные брови сошлись в одну линию, полные губы были решительно сжаты. Ее щека была испачкана в краске, еще одно пятнышко виднелось на подбородке.
На женщине была заляпанная краской мужская клетчатая рубашка, концы которой были завязаны узлом на животе. Хотя рубашка была не по размеру большой, под ней явственно угадывались округлости высокой груди, особенно когда ветер с залива прижимал ткань к ее телу. Бедра женщины были туго обтянуты штанами, которые еще больше подчеркивали красоту ее длинных стройных ног. Она стояла босиком, зарывшись пальцами в сыпучий песок.
– Художник за работой, – начал он разговор.
– Я заканчиваю… буквально… через несколько… минут. – Каждая пауза сопровождалась энергичным мазком кисти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156