IV
Вспоминая в 1835 году свою жизнь в Михайловском Пушкин писал:
Но здесь меня таинственным щитом
Святое провидение осенило,
Поэзия, как ангел утешитель,
Спасла меня и я воскрес душой...
На полях не включенного в первый том стихотворения "Платонизм" Пушкин
написал: "Не надо, ибо я хочу быть моральным человеком". "Богатый Михайловский
период был периодом окончательного обрусения Пушкина. Его освобождение от
иностранщины началось еще в Лицее, отчасти сказалось в Руслане, потом стало
выявляться все сильнее и сильнее, преодолевая экзотику южных впечатлений. От
первых, писанных в полу-русской Одессе, строф Онегина уже веет русской деревней.
В древнем Псковском крае, где поэт пополнял книжные знания непосредственным
наблюдением над народной жизнью, углублялся его интерес к русской старине, к
русской действительности. Теперь Пушкин слышал вокруг себя чистую русскую речь,
жил среди людей, которые были одеты по-русски, пели старинные русские песни,
соблюдали старинные обряды, .молились по православному, блюли духовный склад
доставшийся от предков. Точно кто-то повернул колесо истории на два века назад и
Пушкин, вместо барских гостиных, где подражали Европе в манерах и мыслях,
очутился в допетровской, Московской Руси. К ней душой и телом принадлежал
спрятавшийся от него в рожь мужик, крепостные девушки, с которыми Пушкин, в
праздники плясал и пел, слепые и певцы на ярмарке, игумен Иона приставленный
обучать поэта уму-разуму. Все они, сами того не зная, помогли Пушкину стать
русским национальным поэтом" (А. Тыркова-Вильямс. Жизнь Пушкина, т, II, стр.
72),
Меткое замечание В. Розанова, что "Вовсе не университеты вырастили
доброго русского человека, а добрые, безграмотные няни", вполне могут быть
отнесены к Пушкину. Именно через няню Арину Родионовну, и в раннем детстве и в
годы жизни в Михайловском в его гениальную душу ворвался могучий поток русского
национального мировоззрения. "В псковской глуши, слушая няню и певцов,
приглядываясь к жизни мужиков, читая летописи, воссоздавая один из труднейших,
переломных моментов русской истории, Пушкин снова ощутил живую силу русской
державы и нашел для нее выражение в "Годунове". С тех пор и до конца жизни, он в
мыслях не отделял себя от Империи". "...Не только правительство, но даже друзья
не понимали, что 26-летний поэт не колебал основ, а был могучим источником
русской творческой великодержавной силы. Анненков объяснял это непонимание
отчасти тем, что порывистая, страстная натура поэта сбивала многих с толку. За
внешними вспышками окружающие просмотрели его внутреннюю ясность и мудрость".
"...Еще в Одессе он полушутливо звал Александра Раевского к заутрене, "чтоб
услыхать голос русского народа в ответ на христосование священника". "...В
Михайловском он внятно услышал этот голос. Среди подлинной, старинной русской
жизни сбросил он с себя иноземное вольтерьянство, стал русским народным поэтом.
Няня с ее незыблемой верой, Святые Горы, богомольцы, слепые, калеки перехожие,
игумен, в котором мужицкая любовь к водочке уживалась с мужицкой набожностью,
чтение Библии и святых отцов, — все просветляло душу поэта, там произошла с ним
таинственная перемена, там его таинственным щитом святое Провидение осенило.
После Михайловского не написал он ни одной богохульственной строчки, которые
раньше, на потеху минутных друзей минутной юности, так легко слетали с его пера.
Не случайно его поэтический календарь в Михайловском открывается с "Подражания
Корану" и замыкается "Пророком". В письмах из деревни Пушкин несколько раз
говорит про Библию и Четьи-Минеи. Он внимательно их читает, делает выписки,
многим восхищается как писатель. Это не простой интерес книжника, а более
глубокие запросы и чувства. Пушкин пристально вглядывается в святых, старается
понять источник их силы. С годами этот интерес ширится." (Тыркова-Вильямс. Т.
II, стр. 393).
Пушкин часто читает книги на религиозные темы. Он сотрудничает анонимно в
составлении "Словаря святых". В 1832 году Пушкин пишет, что он "с умилением и
невольной завистью читал "Путешествия по Святым местам А. Н. Муравьева". В
четырех книгах "Современника" Пушкин напечатал три рецензии на религиозные
книги.
После переезда Пушкина с юга в Михайловское от следов его
кратковременного политического и масонского умонастроения не остается и следа.
Это, скрепя сердце, принуждены признать даже такие крайние западники как Г.
Федотов: "...христианские влияния, умеряющие его гуманизм, — пишет Г. Федотов в
сборнике "Новый Град", — Пушкин почерпнул не из опустошенного родительского
дома, не из окружающей его вольтерьянской среды, но из глубины того русского
народа (начиная с няни), общения с которым он жаждал, и путь к которому сумел
проложить еще в Михайловском".
От настроений "политического радикализма", "атеизма" и от увлечения
антихристианской мистикой масонства в Михайловском скоро не остается ничего. Для
духовно созревающего Пушкина все это уже — прошлое, увлечения прошедшей
безвозвратно юности. Вечно работающий гениальный ум Пушкина раньше многих его
современников понял лживость масонства и вольтерьянства и решительно отошел от
идей связанных с вольтерьянством и масонством. "Вечером слушаю сказки, — пишет
Пушкин брату в октябре 1824 года, — и вознаграждаю тем недостатки ПРОКЛЯТОГО
своего воспитания. Что за прелесть эти сказки. Каждая есть поэма".
Как величайший русский национальный поэт и как политический мыслитель
Пушкин созрел в Михайловском. "Моя душа расширилась, — пишет он в 1825 году Н.
Раевскому, — я чувствую что могу творить". В Михайловском Пушкин много читает,
много думает, изучает Русскую историю, записывает народные сказки и песни, много
и плодотворно работает: в Михайловском написаны им "Борис Годунов", "Евгений
Онегин", "Цыгане", "Граф Нулин", "Подражание Корану", "Вакхическая песня" и
другие произведения. В Михайловском окончательно выкристаллизовывается и
убеждение, что каждый образованный человек должен вдуматься в государственное и
гражданское устройство общества, членом которого он является и должен по мере
возможностей неустанно способствовать его улучшению.
V
Масоны и их духовные выученики-декабристы пытаются привлечь ссыльного
поэта на свою сторону. Декабристы Рылеев и Волконский напоминают ему что
Михайловское находится "около Пскова: там задушены последние вспышки русской
свободы — настоящий край вдохновения — и неужели Пушкин оставит эту землю без
поэмы (Рылеев), а Волконский выражает надежду, что "соседство воспоминаний о
Великом Новгороде, о вечевом колоколе будут для Вас предметом пиитических
занятий".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38