"Я далек от того, чтобы отрекаться от
своих мыслей, изложенных в означенном сочинении", "но верно также и то, что в
нем много таких вещей, которых я бы не сказал теперь". И это не было официальное
отпирательство, потому что А. И, Тургеневу Чаадаев пишет, что мысли высказанные
в опубликованном по инициативе Надеждина "Философическом письме" есть
"убеждение, уже покрытое ржавчиной и только того и ждало, чтобы оставить место
другому, более современному, более туземному" (то есть более национальному по
своему характеру убеждению. — Б. Б.). Еще более ясно, что Чаадаев в 1836 году
пришел уже к совершенно другим. противоположным взглядам из его следующего
письма к брату: "Тут естественно приходит на мысль то обстоятельство, что это
мнение выраженное автором за шесть лет тому назад, может быть, ему вовсе теперь
не принадлежит, и что нынешний его образ мыслей, может быть, совершенно
противоречит его мнениям". И это было действительно так. Еще до напечатания
писем в "Телескопе", в 1833 году Чаадаев подал Имп. Николаю I записку о том, что
образование в России должно быть организовано иначе, чем в Европе, мотивируя это
тем, "что Россия развивалась совсем по иному и что она должна выполнить в мире
особое назначение. Я считаю, что нам следует себя отделить как мнениями науки,
так и мнениями политики (то есть иметь свою русскую политическую идею. — Б. Б.),
и русская нация, великая и сильная, должна, я считаю, во всех вещах не получать
воздействия прочих народов, но оказать на них свое собственное воздействие".
Основатели Ордена Р. И. совершенно неверно поняли смысл первого
"Философического письма" Чаадаева. Ухватившись с восторгом за суровые упреки,
которые делал в нем Чаадаев русскому народу, они не обратили внимания на то — а
из какой идеи исходит "Чаадаев, критикуя русскую историю. Как справедливо
замечает В. В. Зеньковский в "Истории русской философии" (т. I стр. 175) все
упреки сделанные Чаадаевым по адресу России "...звучат укором именно потому, что
они предполагают, что "мы — т.е. русский народ МОГЛИ БЫ идти другим путем, НО НЕ
ЗАХОТЕЛИ". Ведь Чаадаев указывал: "мы принадлежим к числу тех наций, которые
существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь ВАЖНЫЙ урок".
Основатели Ордена Р. И. постарались растолковать, что важный урок,
который дает миру Россия заключается, де, только в том, что "мы пробел в
нравственном миропорядке", что единственное спасение России заключается в том,
что она завершит до конца начатую Петром I европеизацию.
Сам же Чаадаев, уже до напечатания первого "Философического письма",
вкладывал совершенно иное понятие в значение "важного урока", который Россия
должна дать миру. Русская отсталость, при несомненной большой одаренности
народа, по его мнению, таит в себе какой-то высший смысл. В 1835 году он пишет
Тургеневу: "Вы знаете, что я держусь взгляда, что Россия призвана к необъятному
умственному делу: ее задача — дать в СВОЕ ВРЕМЯ разрешение всем вопросам,
возбуждающим споры в Европе. Поставленная вне стремительного движения, которое
там (в Европе) уносит умы..., она получила в удел задачу дать в свое время
разгадку человеческой загадки." (Сочинения Т. I. стр. 181). В том же 1835 году,
он пишет Тургеневу: "Россия, если только она УРАЗУМЕЕТ СВОЕ ПРИЗВАНИЕ, должна
взять на себя инициативу проведения всех великодушных мыслей, ибо она не имеет
привязанностей, страстей, идей и интересов Европы". "Провидение создало нас
слишком великими и поручило нам ИНТЕРЕСЫ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА".
Таковы были настоящие убеждения ЧААДАЕВА за год до опубликования
Надеждиным в "Телескопе" первого "Философического письма".
IX
Чаадаев писал известному немецкому философу Шеллингу: "Мы, русские,
искони были люди смирные и умы смиренные. Так воспитала нас наша Церковь. Горе
нам, если мы изменим ее мудрому учению; ей мы обязаны своими лучшими свойствами
народными, своим величием, своим значением в мире. Пути наши не те, которыми
идут другие народы". Когда министр Народного Просвещения граф Уваров
провозгласил, что основой русского политического миросозерцания является
триединая формула: "Православие, Самодержавие и Народность", Чаадаев разделил
его взгляд.
Как и Пушкин, Чаадаев обвинял русское общество в равнодушном отношении к
существующему в России злу, в нежелании помогать правительству, стремящемуся
улучшить жизнь в России. "Мы взваливаем на правительство все неправды, — писал
он А. И. Тургеневу. — Правительство делает свое дело: сделаем свое дело,
исправимся. Странное заблуждение считать безграничную свободу необходимым
условием развития умов. Посмотрите на восток. Не классическая ли это страна
деспотизма. А между тем оттуда пришло все просвещение мира". "Возьмите любую
эпоху и историю западных народов, сравните с тем, что представляем мы в 1835
году по Р. X. и вы увидите, что у нас другое начало цивилизации, чем у этих
народов..."
"Мы призваны... обучить Европу бесконечному множеству вещей, которых ей
не понять без этого. Не смейтесь: вы знаете, что это мое глубокое убеждение.
Придет день, когда мы станем умственным средоточием Европы, как мы сейчас уже
являемся ее политическим средоточием, и наше грядущее могущество, основанное на
разуме, превысит наше теперешнее могущество, опирающееся на материальную силу.
Таков будет логический результат долгого одиночества: все великое проходило по
пустыни... Наша вселенская миссия началась".
В "Апологии сумасшедшего", написанной в 1837 году П. Чаадаев дает такую
оценку своего первого "Философического письма": "...Во всяком случае, мне давно
хотелось сказать, и я счастлив, что имею теперь случай сделать это признание:
да, было преувеличение в этом обвинительном акте, предъявленном великому народу,
вся вина которого в конечном итоге сводилась к тому, что он был заброшен на
крайнюю грань всех цивилизаций мира... было преувеличением не воздать должно
этой Церкви столь смиренной, иногда столь героической... которой принадлежит
честь каждого мужественного поступка, каждого прекрасного самоотвержения наших
отцов, каждой прекрасной страницы нашей истории..."
"...Я думаю, — пишет он в "Апологии сумасшедшего", — что мы пришли позже
других, чтобы сделать лучше их". "...мы призваны решить большую часть проблем
социального строя, завершить большую часть идей, возникших в старом обществе,
ответить на самые важные вопросы, занимающие человечество".
А в письме к неизвестному, написанному 16 ноября 1846 года Чаадаев так
объясняет причину своих неверных выводов о России:
"...Дело в том, что я, как и многие мои предшественники, думал, что
Россия, стоя лицом к лицу с громадной цивилизацией, не могла иметь другого дела,
как стараться усвоить себе эту цивилизацию, всеми возможными способами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
своих мыслей, изложенных в означенном сочинении", "но верно также и то, что в
нем много таких вещей, которых я бы не сказал теперь". И это не было официальное
отпирательство, потому что А. И, Тургеневу Чаадаев пишет, что мысли высказанные
в опубликованном по инициативе Надеждина "Философическом письме" есть
"убеждение, уже покрытое ржавчиной и только того и ждало, чтобы оставить место
другому, более современному, более туземному" (то есть более национальному по
своему характеру убеждению. — Б. Б.). Еще более ясно, что Чаадаев в 1836 году
пришел уже к совершенно другим. противоположным взглядам из его следующего
письма к брату: "Тут естественно приходит на мысль то обстоятельство, что это
мнение выраженное автором за шесть лет тому назад, может быть, ему вовсе теперь
не принадлежит, и что нынешний его образ мыслей, может быть, совершенно
противоречит его мнениям". И это было действительно так. Еще до напечатания
писем в "Телескопе", в 1833 году Чаадаев подал Имп. Николаю I записку о том, что
образование в России должно быть организовано иначе, чем в Европе, мотивируя это
тем, "что Россия развивалась совсем по иному и что она должна выполнить в мире
особое назначение. Я считаю, что нам следует себя отделить как мнениями науки,
так и мнениями политики (то есть иметь свою русскую политическую идею. — Б. Б.),
и русская нация, великая и сильная, должна, я считаю, во всех вещах не получать
воздействия прочих народов, но оказать на них свое собственное воздействие".
Основатели Ордена Р. И. совершенно неверно поняли смысл первого
"Философического письма" Чаадаева. Ухватившись с восторгом за суровые упреки,
которые делал в нем Чаадаев русскому народу, они не обратили внимания на то — а
из какой идеи исходит "Чаадаев, критикуя русскую историю. Как справедливо
замечает В. В. Зеньковский в "Истории русской философии" (т. I стр. 175) все
упреки сделанные Чаадаевым по адресу России "...звучат укором именно потому, что
они предполагают, что "мы — т.е. русский народ МОГЛИ БЫ идти другим путем, НО НЕ
ЗАХОТЕЛИ". Ведь Чаадаев указывал: "мы принадлежим к числу тех наций, которые
существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь ВАЖНЫЙ урок".
Основатели Ордена Р. И. постарались растолковать, что важный урок,
который дает миру Россия заключается, де, только в том, что "мы пробел в
нравственном миропорядке", что единственное спасение России заключается в том,
что она завершит до конца начатую Петром I европеизацию.
Сам же Чаадаев, уже до напечатания первого "Философического письма",
вкладывал совершенно иное понятие в значение "важного урока", который Россия
должна дать миру. Русская отсталость, при несомненной большой одаренности
народа, по его мнению, таит в себе какой-то высший смысл. В 1835 году он пишет
Тургеневу: "Вы знаете, что я держусь взгляда, что Россия призвана к необъятному
умственному делу: ее задача — дать в СВОЕ ВРЕМЯ разрешение всем вопросам,
возбуждающим споры в Европе. Поставленная вне стремительного движения, которое
там (в Европе) уносит умы..., она получила в удел задачу дать в свое время
разгадку человеческой загадки." (Сочинения Т. I. стр. 181). В том же 1835 году,
он пишет Тургеневу: "Россия, если только она УРАЗУМЕЕТ СВОЕ ПРИЗВАНИЕ, должна
взять на себя инициативу проведения всех великодушных мыслей, ибо она не имеет
привязанностей, страстей, идей и интересов Европы". "Провидение создало нас
слишком великими и поручило нам ИНТЕРЕСЫ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА".
Таковы были настоящие убеждения ЧААДАЕВА за год до опубликования
Надеждиным в "Телескопе" первого "Философического письма".
IX
Чаадаев писал известному немецкому философу Шеллингу: "Мы, русские,
искони были люди смирные и умы смиренные. Так воспитала нас наша Церковь. Горе
нам, если мы изменим ее мудрому учению; ей мы обязаны своими лучшими свойствами
народными, своим величием, своим значением в мире. Пути наши не те, которыми
идут другие народы". Когда министр Народного Просвещения граф Уваров
провозгласил, что основой русского политического миросозерцания является
триединая формула: "Православие, Самодержавие и Народность", Чаадаев разделил
его взгляд.
Как и Пушкин, Чаадаев обвинял русское общество в равнодушном отношении к
существующему в России злу, в нежелании помогать правительству, стремящемуся
улучшить жизнь в России. "Мы взваливаем на правительство все неправды, — писал
он А. И. Тургеневу. — Правительство делает свое дело: сделаем свое дело,
исправимся. Странное заблуждение считать безграничную свободу необходимым
условием развития умов. Посмотрите на восток. Не классическая ли это страна
деспотизма. А между тем оттуда пришло все просвещение мира". "Возьмите любую
эпоху и историю западных народов, сравните с тем, что представляем мы в 1835
году по Р. X. и вы увидите, что у нас другое начало цивилизации, чем у этих
народов..."
"Мы призваны... обучить Европу бесконечному множеству вещей, которых ей
не понять без этого. Не смейтесь: вы знаете, что это мое глубокое убеждение.
Придет день, когда мы станем умственным средоточием Европы, как мы сейчас уже
являемся ее политическим средоточием, и наше грядущее могущество, основанное на
разуме, превысит наше теперешнее могущество, опирающееся на материальную силу.
Таков будет логический результат долгого одиночества: все великое проходило по
пустыни... Наша вселенская миссия началась".
В "Апологии сумасшедшего", написанной в 1837 году П. Чаадаев дает такую
оценку своего первого "Философического письма": "...Во всяком случае, мне давно
хотелось сказать, и я счастлив, что имею теперь случай сделать это признание:
да, было преувеличение в этом обвинительном акте, предъявленном великому народу,
вся вина которого в конечном итоге сводилась к тому, что он был заброшен на
крайнюю грань всех цивилизаций мира... было преувеличением не воздать должно
этой Церкви столь смиренной, иногда столь героической... которой принадлежит
честь каждого мужественного поступка, каждого прекрасного самоотвержения наших
отцов, каждой прекрасной страницы нашей истории..."
"...Я думаю, — пишет он в "Апологии сумасшедшего", — что мы пришли позже
других, чтобы сделать лучше их". "...мы призваны решить большую часть проблем
социального строя, завершить большую часть идей, возникших в старом обществе,
ответить на самые важные вопросы, занимающие человечество".
А в письме к неизвестному, написанному 16 ноября 1846 года Чаадаев так
объясняет причину своих неверных выводов о России:
"...Дело в том, что я, как и многие мои предшественники, думал, что
Россия, стоя лицом к лицу с громадной цивилизацией, не могла иметь другого дела,
как стараться усвоить себе эту цивилизацию, всеми возможными способами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38