Тягостные стороны этой привилегированности были
весьма ощутимы для Пушкина, но для Государя прямо непонятны. Что поэта бесили
нравы и приемы полиции, считавшей своим правом и своей обязанностью во все
вторгаться, было более чем естественно — этими вещами не меньше страстного и
подчас несдержанного в личных и общественных отношениях Пушкина, возмущался
кроткий и тихий Жуковский. Но от этого возмущения до отрицательной оценки фигуры
самого Николая I было весьма далеко. Поэт хорошо знал, что Николай I был — со
своей точки зрения самодержавного, т.е. неограниченного, монарха, — до мозга
костей проникнут сознанием не только ПРАВА и силы патриархальной монархической
власти, но и ее ОБЯЗАННОСТЕЙ". "Для Пушкина Николай I был настоящий властелин,
каким он себя показал в 1831 году на Сенной площади, заставив силой своего слова
взбунтовавшийся по случаю холеры народ пасть перед собой на колени. (См. письмо
Пушкина к Осиповой от 29 июня 1831 г.). Для автора знаменитых "Стансов" Николай
I был Царь "суровый и могучий". (19 октября 1836 г.). И свое отношение к Пушкину
Николай I также рассматривал под этим углом зрения".
IV
Хорошее отношение к Николаю I Пушкин сохранил на протяжении всей своей
жизни. Вернувшемуся после коронации в Петербурге Николаю I Бенкендорф писал:
"Пушкин, автор, в Москве и всюду говорит о Вашем Величестве с благодарностью и
величайшей преданностью". Через несколько месяцев Бенкендорф снова пишет: "После
свидания со мною Пушкин в Английском клубе с восторгом говорил о В. В. и побудил
лиц обедавших с ним, пить за В. В." В октябре 1827 года, фон Кок, чиновник III
отделения сообщает: "Поэт Пушкин ведет себя отменно хорошо в политическом
отношении. Он непритворно любит Государя".
"Вы говорите мне об успехе "Бориса Годунова", — пишет Пушкин Е. М.
Хитрово в феврале 1831 г. — по правде я не могу этому верить. Успех совершенно
не входил в мои расчеты, когда я писал его. Это было в 1825 году — и
потребовалась смерть Александра, и неожиданное благоволение ко мне нынешнего
Императора, ЕГО ШИРОКИЙ И СВОБОДНЫЙ ВЗГЛЯД НА ВЕЩИ, чтобы моя трагедия могла
выйти в свет".
"Из газет я узнал новое назначение Гнедича, — пишет Пушкин в феврале 1831
г. — Оно делает честь Государю, которого ИСКРЕННЕ ЛЮБЛЮ и за которого всегда
радуюсь, когда он поступает прямо по-царски". В том же году он сообщает П. В.
Нащокину: "Нынче осенью займусь литературой, а зимой зароюсь в архивы, куда вход
дозволен мне царем. Царь со мною очень милостив и любезен. Того и гляди, попаду
во временщики, и Зубков с Павловым явятся ко мне с распростертыми объятиями" И,
некоторое время спустя, пишет снова ему: "Царь (между нами) взял меня на службу,
т.е. дал жалование и позволил рыться в архивах для составления истории Петра I.
Дай Бог здравия Царю". В 1832 г. поэт получил, как личный подарок Николая I
"Полное Собрание Законов Российской Империи".
28 февраля 1834 году Пушкин записывает в дневник: "Государь позволил мне
печатать Пугачева; мне возвращена рукопись с Его замечаниями (очень дельными)...
6 марта имеется запись ..."Царь дал мне взаймы 20.000, на напечатание Пугачева.
Спасибо".
Пушкин, не любивший Александра I, не только уважал, но и любил Имп.
Николая I. Рассердившись раз на Царя (из-за прошения об отставке) Пушкин пишет
жене "долго на него сердиться не умею". 24 апреля 1834 г. он пишет ей же: "Видел
я трех царей: первый велел снять с меня картуз, и пожурил за меня мою няньку;
второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет,
но променять его на четвертого не желаю: добра от добра не ищут". И ей же 16
июня 1834 года: "на ТОГО я перестал сердиться, потому, что не Он виноват в
свинстве, его окружающих..."
Струве совершенно верно пишет, что "можно было бы привести еще длинный
ряд случаев не только покровительственного, но и прямо любовного внимания
Николая I к Пушкину". "Словом все факты говорят о том взаимоотношении этих двух
больших людей, наложивших каждый свою печать на целую эпоху, которое я изобразил
выше. Вокруг этого взаимоотношения — под диктовку политической тенденции и
неискоренимой страсти к злоречивым измышлениям — сплелось целое кружево глупых
вымыслов, низких заподозреваний, мерзких домыслов и гнусных клевет. Строй
политических идей даже зрелого Пушкина был во многом не похож на политическое
мировоззрение Николая I, но тем значительнее выступает непререкаемая взаимная
личная связь между ними, основанная одинаково и на их человеческих чувствах, и
на их государственном смысле. Они оба любили Россию и ценили ее исторический
образ".
Николай Первый ценил ум и талант Пушкина, доброжелательно относился к
нему как к крупному, своеобразному человеку, снисходительно смотрел на
противоречащие придворному этикету выходки Пушкина, не раз защищал его от
разного рода неприятностей, материально помогал ему. Вот несколько фактов
подтверждающих это. После разговора с Пушкиным в Чудовом монастыре Николай I, —
как сообщает П. И. Бартенев, — "подозвал к себе Блудова и сказал ему:
"Знаешь, что нынче говорил с умнейшим человеком в России?"
На вопросительное недоумение Блудова, Николай Павлович назвал Пушкина".
(П. И. Бартенев. Русский Архив. 1865 г.).
Когда против Пушкина масонскими кругами, злыми за измену Пушкина
масонским "идеалам", было поднято обвинение в том, что он является автором
порнографической "Гаврилиады" Николай I приказал передать Пушкину следующее:
"...Зная лично Пушкина, я его слову верю. Но желаю, чтобы он помог
правительству открыть, кто мог сочинить подобную мерзость и обидеть Пушкина
выпуская оную под его именем". После отправления Пушкиным Николаю I письма,
содержание которого осталось тайной даже для членов Следственной Комиссии,
Пушкин, по распоряжению Николая I к допросам по делу об авторе "Гаврилиады"
больше не привлекался.
На полях письма Пушкина Николаю I о подлых намеках редактора "Северной
Пчелы" Булгарина о его негритянском происхождении Николай I написал, что намеки
Булгарина не что иное, как "низкие подлые оскорбления", которые "обесчещивают не
того, к кому относятся, а того, кто их написал". Эта резолюция была сообщена
Пушкину и доставила ему большое моральное удовлетворение. Прочитав в "Северной
Пчеле" клеветническую статью по адресу Пушкина Николай I в тот же день написал
Бенкендорфу: "Я забыл Вам сказать, любезный Друг, что в сегодняшнем нумере
"Пчелы" находится опять несправедливейшая и пошлейшая статья направленная против
Пушкина; поэтому предлагаю Вам призвать Булгарина и запретить ему отныне
печатать какие бы то ни было критики на литературные произведения и ЕСЛИ
ВОЗМОЖНО, ЗАПРЕТИТЬ ЖУРНАЛ".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
весьма ощутимы для Пушкина, но для Государя прямо непонятны. Что поэта бесили
нравы и приемы полиции, считавшей своим правом и своей обязанностью во все
вторгаться, было более чем естественно — этими вещами не меньше страстного и
подчас несдержанного в личных и общественных отношениях Пушкина, возмущался
кроткий и тихий Жуковский. Но от этого возмущения до отрицательной оценки фигуры
самого Николая I было весьма далеко. Поэт хорошо знал, что Николай I был — со
своей точки зрения самодержавного, т.е. неограниченного, монарха, — до мозга
костей проникнут сознанием не только ПРАВА и силы патриархальной монархической
власти, но и ее ОБЯЗАННОСТЕЙ". "Для Пушкина Николай I был настоящий властелин,
каким он себя показал в 1831 году на Сенной площади, заставив силой своего слова
взбунтовавшийся по случаю холеры народ пасть перед собой на колени. (См. письмо
Пушкина к Осиповой от 29 июня 1831 г.). Для автора знаменитых "Стансов" Николай
I был Царь "суровый и могучий". (19 октября 1836 г.). И свое отношение к Пушкину
Николай I также рассматривал под этим углом зрения".
IV
Хорошее отношение к Николаю I Пушкин сохранил на протяжении всей своей
жизни. Вернувшемуся после коронации в Петербурге Николаю I Бенкендорф писал:
"Пушкин, автор, в Москве и всюду говорит о Вашем Величестве с благодарностью и
величайшей преданностью". Через несколько месяцев Бенкендорф снова пишет: "После
свидания со мною Пушкин в Английском клубе с восторгом говорил о В. В. и побудил
лиц обедавших с ним, пить за В. В." В октябре 1827 года, фон Кок, чиновник III
отделения сообщает: "Поэт Пушкин ведет себя отменно хорошо в политическом
отношении. Он непритворно любит Государя".
"Вы говорите мне об успехе "Бориса Годунова", — пишет Пушкин Е. М.
Хитрово в феврале 1831 г. — по правде я не могу этому верить. Успех совершенно
не входил в мои расчеты, когда я писал его. Это было в 1825 году — и
потребовалась смерть Александра, и неожиданное благоволение ко мне нынешнего
Императора, ЕГО ШИРОКИЙ И СВОБОДНЫЙ ВЗГЛЯД НА ВЕЩИ, чтобы моя трагедия могла
выйти в свет".
"Из газет я узнал новое назначение Гнедича, — пишет Пушкин в феврале 1831
г. — Оно делает честь Государю, которого ИСКРЕННЕ ЛЮБЛЮ и за которого всегда
радуюсь, когда он поступает прямо по-царски". В том же году он сообщает П. В.
Нащокину: "Нынче осенью займусь литературой, а зимой зароюсь в архивы, куда вход
дозволен мне царем. Царь со мною очень милостив и любезен. Того и гляди, попаду
во временщики, и Зубков с Павловым явятся ко мне с распростертыми объятиями" И,
некоторое время спустя, пишет снова ему: "Царь (между нами) взял меня на службу,
т.е. дал жалование и позволил рыться в архивах для составления истории Петра I.
Дай Бог здравия Царю". В 1832 г. поэт получил, как личный подарок Николая I
"Полное Собрание Законов Российской Империи".
28 февраля 1834 году Пушкин записывает в дневник: "Государь позволил мне
печатать Пугачева; мне возвращена рукопись с Его замечаниями (очень дельными)...
6 марта имеется запись ..."Царь дал мне взаймы 20.000, на напечатание Пугачева.
Спасибо".
Пушкин, не любивший Александра I, не только уважал, но и любил Имп.
Николая I. Рассердившись раз на Царя (из-за прошения об отставке) Пушкин пишет
жене "долго на него сердиться не умею". 24 апреля 1834 г. он пишет ей же: "Видел
я трех царей: первый велел снять с меня картуз, и пожурил за меня мою няньку;
второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет,
но променять его на четвертого не желаю: добра от добра не ищут". И ей же 16
июня 1834 года: "на ТОГО я перестал сердиться, потому, что не Он виноват в
свинстве, его окружающих..."
Струве совершенно верно пишет, что "можно было бы привести еще длинный
ряд случаев не только покровительственного, но и прямо любовного внимания
Николая I к Пушкину". "Словом все факты говорят о том взаимоотношении этих двух
больших людей, наложивших каждый свою печать на целую эпоху, которое я изобразил
выше. Вокруг этого взаимоотношения — под диктовку политической тенденции и
неискоренимой страсти к злоречивым измышлениям — сплелось целое кружево глупых
вымыслов, низких заподозреваний, мерзких домыслов и гнусных клевет. Строй
политических идей даже зрелого Пушкина был во многом не похож на политическое
мировоззрение Николая I, но тем значительнее выступает непререкаемая взаимная
личная связь между ними, основанная одинаково и на их человеческих чувствах, и
на их государственном смысле. Они оба любили Россию и ценили ее исторический
образ".
Николай Первый ценил ум и талант Пушкина, доброжелательно относился к
нему как к крупному, своеобразному человеку, снисходительно смотрел на
противоречащие придворному этикету выходки Пушкина, не раз защищал его от
разного рода неприятностей, материально помогал ему. Вот несколько фактов
подтверждающих это. После разговора с Пушкиным в Чудовом монастыре Николай I, —
как сообщает П. И. Бартенев, — "подозвал к себе Блудова и сказал ему:
"Знаешь, что нынче говорил с умнейшим человеком в России?"
На вопросительное недоумение Блудова, Николай Павлович назвал Пушкина".
(П. И. Бартенев. Русский Архив. 1865 г.).
Когда против Пушкина масонскими кругами, злыми за измену Пушкина
масонским "идеалам", было поднято обвинение в том, что он является автором
порнографической "Гаврилиады" Николай I приказал передать Пушкину следующее:
"...Зная лично Пушкина, я его слову верю. Но желаю, чтобы он помог
правительству открыть, кто мог сочинить подобную мерзость и обидеть Пушкина
выпуская оную под его именем". После отправления Пушкиным Николаю I письма,
содержание которого осталось тайной даже для членов Следственной Комиссии,
Пушкин, по распоряжению Николая I к допросам по делу об авторе "Гаврилиады"
больше не привлекался.
На полях письма Пушкина Николаю I о подлых намеках редактора "Северной
Пчелы" Булгарина о его негритянском происхождении Николай I написал, что намеки
Булгарина не что иное, как "низкие подлые оскорбления", которые "обесчещивают не
того, к кому относятся, а того, кто их написал". Эта резолюция была сообщена
Пушкину и доставила ему большое моральное удовлетворение. Прочитав в "Северной
Пчеле" клеветническую статью по адресу Пушкина Николай I в тот же день написал
Бенкендорфу: "Я забыл Вам сказать, любезный Друг, что в сегодняшнем нумере
"Пчелы" находится опять несправедливейшая и пошлейшая статья направленная против
Пушкина; поэтому предлагаю Вам призвать Булгарина и запретить ему отныне
печатать какие бы то ни было критики на литературные произведения и ЕСЛИ
ВОЗМОЖНО, ЗАПРЕТИТЬ ЖУРНАЛ".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38