Уже заиграли музыканты, наполняя серый полумрак быстрыми благозвучными мелодиями, и на коврах, рядом с манящими подушками, ждали слуги с полными вина кувшинами, охлажденными в реке. Спешившись у своей палатки и отдав поводья Эйе, Эхнатон оглянулся туда, где пляшущей точкой красного света еще догорала последняя жертва богу.
– На месте каждого жертвенника я воздвигну обелиск, – сообщил он Нефертити. – Я заметил много уединенных расщелин в скалах, где можно высечь царственные гробницы. Ты видела? Я намерен перевезти все туши быков Мнервиса из Она и похоронить их здесь, а еще завести здесь живого быка, чтобы поклоняться ему.
– Ты хочешь все и сразу, мой божественный супруг, – поддразнила его Нефертити, промокшее от пота платье прилипло к телу, и песок забился в складки на шее. – Я собираюсь поплавать перед ужином, но сначала хочу чего-нибудь выпить. Нянька!
Она торопливо отдала детей и исчезла в палатке, а Эхнатон задержался на несколько минут, вдыхая сухой ночной воздух, потом направился к своим рабам, которые беспокойно поджидали в стороне.
По окончании официальной церемонии Эйе стало нечего делать. Он был обязан следить за тем, чтобы лошадей хорошо поили, и они не стояли на солнцепеке, но это заняло немного времени. Потом он наблюдал за тем, как его подчиненные проводят мелкий ремонт колесниц. Он мог бы приказать колесничим поупражняться в свободное время в военных маневрах, но решил, что для этого слишком жарко. Однажды в полдень он сопровождал фараона на крутом подъеме к вершинам утесов, окружавших местность, и, пока носильщики, тяжело дыша, тащили носилки в гору, а стражники пытались сохранить четкий строй на склоне, Эхнатон разливался речами о том, как он мечтает скорее достигнуть вершины, где им откроется прекрасный вид. Чувствуя головокружение от жары и жажды, Эйе тогда едва ли многое понял из того, что говорил Эхнатон, но в течение следующих трех дней, когда он по-дружески заходил в соседние палатки поболтать и сыграть во что-нибудь или проводил праздные часы под навесом, глядя на сверкающую в солнечных лучах реку, он не раз вспомнил восторженные слова фараона. Эйе начал задумываться о своем будущем. Было очевидно, что царь не представлял иного исхода, чем тот, что смотритель царских колесниц должен будет обосноваться в новом городе. Впервые в жизни Эйе почувствовал, что его преданность подвергается жестокому испытанию. Как брату жены Аменхотепа Третьего ему изредка приходилось выбирать – в вопросах, касающихся стратегии управления, – между указаниями правителя и благополучием своей семьи, но это не шло ни в какое сравнение с тем решением, которое он должен был принять сейчас. Он сказал сестре, что, хотя легко мог бы остаться с ней в тихой заводи, которой неизбежно станет Малкатта, он поедет с фараоном, и он так и намеревался поступить. Он был богат, имел власть и наслаждался благосклонностью своего господина. Могла ли Тейе обвинять его за то, что он не желал отказываться от всего этого в надежде, что затея фараона потерпит неудачу и она, в конце концов, окажется лучшим правителем? И если разрыв между матерью и сыном продолжает увеличиваться, не следует ли ему остаться рядом с дочерью и внуками? Конечно, их права на него сильнее, чем у сестры. Если бы ей пришлось выбирать, – думал он, прикрыв глаза под слепящими солнечными бликами на воде, – она без колебания выбрала бы сторону победителя. Она знает, что я такой же реалист, как и она. Тейе надеется, что никому из нас никогда не придется выбирать. Она не верит, что из этого плана что-нибудь выйдет, но ее нет здесь, она не видит, как жрецы размечают границы, не слышит восторженных речей своего сына. Прости меня, Тейе, но я должен быть там, где фараон. Я еще не так стар, чтобы рисковать. Я никогда не предам тебя, но думаю, что равновесие власти сместилось, и, если ты не пойдешь на компромисс, ты никогда не вернешь его в прежнее положение.
На четвертый вечер он задумчиво прохаживался вдоль реки с двумя своими колесничими, когда увидел, что с севера приближается небольшое имперское судно. Повернув к причалу, он дождался, пока оно пришвартуется. Царские стражники потребовали сказать, кто и зачем плывет, и немедленно получили ответ. Выбросили сходни, и высокий человек в синем шлеме сошел на берег, за ним последовали женщина и вереница слуг. Эйе бросился приветствовать их.
– Хоремхеб! Что ты здесь делаешь? Мутноджимет!
– Я мог бы задать тебе тот же вопрос, – откликнулся Хоремхеб, подходя к нему. – Меня срочно вызвали в Малкатту, и я направляюсь вверх по реке. Почему-то мне редко во время пути удается избежать стоянки в этом проклятом месте. Что все это значит? – Он взмахнул руками в браслетах в сторону палаток, лошадиных яслей, громкой музыки и заманчивого аромата жарящегося к вечерней трапезе гуся.
– Тебе лучше не называть проклятым местом эту священную землю в присутствии фараона, – ответил Эйе и быстро рассказал Хоремхебу о том, что произошло с тех пор, как к нему в последний раз посылали почтовый корабль.
– Осмелюсь предположить, что ты разминулся с гонцом на реке, иначе ты знал бы обо всем. Мутноджимет, как твои дела?
Девушка почтительно прижалась губами к его щеке.
– Я выжила, – ответила она, растягивая слова. – Здесь, похоже, грандиозное празднество, так что, возможно, мне даже удастся не только выжить, но и поразвлечься, пока мы доберемся до Фив. Депет здесь? Дай мне денег, Хоремхеб. Если она здесь, она непременно захочет сыграть в кости.
Муж с добродушным видом вручил ей кошелек.
Она не сильно изменилась, – любовно заметил про себя Эйе, – только лицо немного похудело, и взгляд сделался более спокойным.
– А где твои карлики? – спросил он.
Она пожала плечами.
– Один выпал с ладьи несколько месяцев назад, когда у нас была вечеринка на реке, и из-за шума и криков я не заметила этого, – ответила она. – Он утонул. А другой убежал. Я заказала еще двух в Нубии, но ведь карлики – такая редкость. Располагайтесь вон там и готовьте ужин! – велела она слугам. – Я вернусь через три часа! – И она ушла.
– Не стану ли снова дедушкой вскоре? – прокричал Эйе ей вдогонку.
– Разумеется, нет! – бросила она через плечо.
Хоремхеб состроил гримасу и улыбнулся.
– Думаю, она счастлива, мой командир, и по-своему любит меня. Как ты думаешь, фараон захочет принять меня?
– Уверен, что да. – Они пошли вдоль реки. – Слышал, у тебя были некоторые трудности с войсками на границе?
Хоремхеб кивнул.
– Без четкой политики фараона в военных делах было нелегко поддерживать дисциплину, – признался он. – Недавно поймали нескольких солдат, которые занимались тем, что грабили лодки и крали скот, наводя ужас на мелкие селения. Им было нечем заняться, но это не оправдание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
– На месте каждого жертвенника я воздвигну обелиск, – сообщил он Нефертити. – Я заметил много уединенных расщелин в скалах, где можно высечь царственные гробницы. Ты видела? Я намерен перевезти все туши быков Мнервиса из Она и похоронить их здесь, а еще завести здесь живого быка, чтобы поклоняться ему.
– Ты хочешь все и сразу, мой божественный супруг, – поддразнила его Нефертити, промокшее от пота платье прилипло к телу, и песок забился в складки на шее. – Я собираюсь поплавать перед ужином, но сначала хочу чего-нибудь выпить. Нянька!
Она торопливо отдала детей и исчезла в палатке, а Эхнатон задержался на несколько минут, вдыхая сухой ночной воздух, потом направился к своим рабам, которые беспокойно поджидали в стороне.
По окончании официальной церемонии Эйе стало нечего делать. Он был обязан следить за тем, чтобы лошадей хорошо поили, и они не стояли на солнцепеке, но это заняло немного времени. Потом он наблюдал за тем, как его подчиненные проводят мелкий ремонт колесниц. Он мог бы приказать колесничим поупражняться в свободное время в военных маневрах, но решил, что для этого слишком жарко. Однажды в полдень он сопровождал фараона на крутом подъеме к вершинам утесов, окружавших местность, и, пока носильщики, тяжело дыша, тащили носилки в гору, а стражники пытались сохранить четкий строй на склоне, Эхнатон разливался речами о том, как он мечтает скорее достигнуть вершины, где им откроется прекрасный вид. Чувствуя головокружение от жары и жажды, Эйе тогда едва ли многое понял из того, что говорил Эхнатон, но в течение следующих трех дней, когда он по-дружески заходил в соседние палатки поболтать и сыграть во что-нибудь или проводил праздные часы под навесом, глядя на сверкающую в солнечных лучах реку, он не раз вспомнил восторженные слова фараона. Эйе начал задумываться о своем будущем. Было очевидно, что царь не представлял иного исхода, чем тот, что смотритель царских колесниц должен будет обосноваться в новом городе. Впервые в жизни Эйе почувствовал, что его преданность подвергается жестокому испытанию. Как брату жены Аменхотепа Третьего ему изредка приходилось выбирать – в вопросах, касающихся стратегии управления, – между указаниями правителя и благополучием своей семьи, но это не шло ни в какое сравнение с тем решением, которое он должен был принять сейчас. Он сказал сестре, что, хотя легко мог бы остаться с ней в тихой заводи, которой неизбежно станет Малкатта, он поедет с фараоном, и он так и намеревался поступить. Он был богат, имел власть и наслаждался благосклонностью своего господина. Могла ли Тейе обвинять его за то, что он не желал отказываться от всего этого в надежде, что затея фараона потерпит неудачу и она, в конце концов, окажется лучшим правителем? И если разрыв между матерью и сыном продолжает увеличиваться, не следует ли ему остаться рядом с дочерью и внуками? Конечно, их права на него сильнее, чем у сестры. Если бы ей пришлось выбирать, – думал он, прикрыв глаза под слепящими солнечными бликами на воде, – она без колебания выбрала бы сторону победителя. Она знает, что я такой же реалист, как и она. Тейе надеется, что никому из нас никогда не придется выбирать. Она не верит, что из этого плана что-нибудь выйдет, но ее нет здесь, она не видит, как жрецы размечают границы, не слышит восторженных речей своего сына. Прости меня, Тейе, но я должен быть там, где фараон. Я еще не так стар, чтобы рисковать. Я никогда не предам тебя, но думаю, что равновесие власти сместилось, и, если ты не пойдешь на компромисс, ты никогда не вернешь его в прежнее положение.
На четвертый вечер он задумчиво прохаживался вдоль реки с двумя своими колесничими, когда увидел, что с севера приближается небольшое имперское судно. Повернув к причалу, он дождался, пока оно пришвартуется. Царские стражники потребовали сказать, кто и зачем плывет, и немедленно получили ответ. Выбросили сходни, и высокий человек в синем шлеме сошел на берег, за ним последовали женщина и вереница слуг. Эйе бросился приветствовать их.
– Хоремхеб! Что ты здесь делаешь? Мутноджимет!
– Я мог бы задать тебе тот же вопрос, – откликнулся Хоремхеб, подходя к нему. – Меня срочно вызвали в Малкатту, и я направляюсь вверх по реке. Почему-то мне редко во время пути удается избежать стоянки в этом проклятом месте. Что все это значит? – Он взмахнул руками в браслетах в сторону палаток, лошадиных яслей, громкой музыки и заманчивого аромата жарящегося к вечерней трапезе гуся.
– Тебе лучше не называть проклятым местом эту священную землю в присутствии фараона, – ответил Эйе и быстро рассказал Хоремхебу о том, что произошло с тех пор, как к нему в последний раз посылали почтовый корабль.
– Осмелюсь предположить, что ты разминулся с гонцом на реке, иначе ты знал бы обо всем. Мутноджимет, как твои дела?
Девушка почтительно прижалась губами к его щеке.
– Я выжила, – ответила она, растягивая слова. – Здесь, похоже, грандиозное празднество, так что, возможно, мне даже удастся не только выжить, но и поразвлечься, пока мы доберемся до Фив. Депет здесь? Дай мне денег, Хоремхеб. Если она здесь, она непременно захочет сыграть в кости.
Муж с добродушным видом вручил ей кошелек.
Она не сильно изменилась, – любовно заметил про себя Эйе, – только лицо немного похудело, и взгляд сделался более спокойным.
– А где твои карлики? – спросил он.
Она пожала плечами.
– Один выпал с ладьи несколько месяцев назад, когда у нас была вечеринка на реке, и из-за шума и криков я не заметила этого, – ответила она. – Он утонул. А другой убежал. Я заказала еще двух в Нубии, но ведь карлики – такая редкость. Располагайтесь вон там и готовьте ужин! – велела она слугам. – Я вернусь через три часа! – И она ушла.
– Не стану ли снова дедушкой вскоре? – прокричал Эйе ей вдогонку.
– Разумеется, нет! – бросила она через плечо.
Хоремхеб состроил гримасу и улыбнулся.
– Думаю, она счастлива, мой командир, и по-своему любит меня. Как ты думаешь, фараон захочет принять меня?
– Уверен, что да. – Они пошли вдоль реки. – Слышал, у тебя были некоторые трудности с войсками на границе?
Хоремхеб кивнул.
– Без четкой политики фараона в военных делах было нелегко поддерживать дисциплину, – признался он. – Недавно поймали нескольких солдат, которые занимались тем, что грабили лодки и крали скот, наводя ужас на мелкие селения. Им было нечем заняться, но это не оправдание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165