Эйе наблюдал из дальнего конца комнаты. Нефертити расхаживала по приемной, а ее служанки жались в стороне.
– Как можешь ты говорить о правде? – дрожащим голосом воскликнул Эхнатон. – Ты обманула меня, ты сделала меня посмешищем в глазах моего народа. Я доверял тебе. Я изливал на тебя свою любовь, а ты все это время пренебрегала моей преданностью.
Он силился совладать с голосом, от волнения его слова звучали невнятно. Нефертити придвинулась вплотную к Тейе.
– Скажи ему! – зашипела она ей прямо в лицо. – Если ты любишь его, то как ты можешь спокойно смотреть на его мучения? Ты и Хайя, этот коварный прихвостень, который по каплям вливает твой яд в раскрытые уши. Что ты выиграешь, если уничтожишь моего мужа?
Тейе перевела взгляд с разъяренного лица царицы на Эхнатона, который глядел на нее, напряженно подавшись вперед, открыто моля об утешении. Повернувшись, она встретилась взглядом с Эйе.
– Отойди, царица, – холодно произнесла она. – Царственная кобра на твоем лбу не может грозить диску императрицы. Всему причиной твоя похоть. Будь я на месте фараона, я бы немедленно наказала тебя.
– Я знал! – взвыл Эхнатон. Он упал на колени, закрыв лицо дрожащими руками. – Мекетатон умерла из-за тебя. Атон никогда не одобрял мой выбор, но я был слаб, и я любил тебя и сделал тебя своей царицей. Если бы Ситамон была жива, корона досталась бы ей и Мекетатон бы не умерла. Это кара за мое своеволие!
Нефертити подошла к нему, мертвенно-бледная, ее ярость утихла под ливнем его безжалостных слов.
– Если положить на весы мое сердце против пера Маат, Гор, клянусь, что я любила дочь так же сильно, как и ты, – произнесла она охрипшим голосом. – Я бы никогда не причинила ей вреда. Мекетатон умерла из-за твоей страсти, не из-за моей. Подумай об этом, прежде чем судить меня. Я поддерживала тебя еще в дни твоего заточения и не заслуживаю этого публичного унижения. Да, я вспыльчива и часто веду себя глупо. Но если ты накажешь меня за то, чего я не совершала, то потеряешь своего самого верного союзника.
В комнате сделалось так тихо, что можно было расслышать плеск весел на реке и пение, доносившееся издалека. Лениво кружили мухи, их привычное жужжание казалось здесь странно неуместным. В тишине хриплое дыхание фараона действовало на нервы, он молчал. Его глаза были закрыты, ноздри подрагивали. Давая указания Хайе, я не могла вообразить, что все так обернется, – с ужасом думала Тейе. – Я хотела создать напряжение, добиться охлаждения, некоторой отчужденности между ними, чтобы я могла просунуть в образовавшийся зазор свою направляющую руку, но я не хотела этой огромной пустоты, которая может поглотить нас всех. Что если он прикажет казнить ее?
– Великий фараон, – начала она, но, услышав ее голос, он завизжал:
– Молчать! – Фараон поднялся, в каждом движении его неуклюжего тела таилась угроза. Повернувшись к Нефертити, он прошептал: – Ты потеряла право принадлежать семье бога. Убирайся с моих глаз. Забирай с собой своего любовника. Я не причиню тебе вреда, потому что Атон – великодушный бог. Ты изгнана в северный дворец.
С Нефертити мгновенно слетело все царственное величие. Рухнув на пол, она обхватила его колени и зарыдала.
– Эхнатон, я не причинила тебе зла, я родила тебе прекрасных детей, я разделяла твои видения. Не отвергай меня, заклинаю тебя! Кто будет ухаживать за гобой, когда ты заболеешь? Кто будет стоять рядом с тобой, когда ты встанешь ночью для молитвы? Я сделаю все, что ты попросишь, я посыплю голову землей, я состригу волосы и буду носить траур, я прикажу убить скульптора Тутмоса, только намекни, но не отдавай себя еще раз в лапы стервятников, которые ненавидят тебя.
При первых словах ее бурной тирады Эхнатон заметно смягчился, он слушал ее, беспрерывно сглатывая, но бестактно упомянутое ею имя Тутмоса заставило его напрячься. Его взгляд переместился к окну, и рукой, унизанной кольцами, он нетерпеливо взмахнул страже. Начальник стражи немедленно подошел, поднял царицу – почтительно, но твердо – и повел ее к двери. Оцепенелая, она не сопротивлялась, пока не поравнялась с Тейе. В этот момент она вырвалась и погрозила Тейе сжатым кулаком.
– Ты умрешь за это, – проговорила она так тихо, что Тейе пришлось напрячь слух, чтобы расслышать. – И не важно, каким способом я это сделаю. Я уже обесчещена. Мне больше нечего бояться.
Тейе, взглянув в заплаканное, перекошенное лицо, положила руку на плечо женщины.
– Я не раскаиваюсь, царица, – ответила она тихо, зная, что ее слова могут быть истолкованы по-разному. – Уходи достойно.
Нефертити трясло. Она бросилась на Тейе, но императрица плавно шагнула в сторону, стража фараона проворно встала на ее защиту, и вскоре двери за царицей закрылись. Взглянув на царя, Хоремхеб принялся выпроваживать остальных.
Эхнатон продолжал сонно смотреть в окно, приподняв брови и слегка улыбаясь, но при этом его тело конвульсивно подергивалось, волна судорог пробегала по всем его членам.
Эйе взял сестру за локоть.
– Ты победила, но цена, по-моему, слишком велика, и мне это не нравится, – выдохнул он.
Тейе повернулась к нему.
– Мне очень хочется вернуться в Малкатту, где мне вообще-то и следовало остаться, и позволить вам всем грызть здесь друг друга, – с горечью сказала она.
Она хотела продолжить, но, почувствовав спиной взгляд, обернулась и увидела, что сын смотрит на нее не мигая, неестественно блестящими глазами. Эйе поклонился ей и ушел. Хоремхеб хотел подойти к фараону, но тот неистово замахал на него, и он тоже поклонился и, поджав губы, вышел. Тейе и Эхнатон остались одни.
– Ты хищная птица? – спросил он. – Ты будешь клевать мои внутренности?
Он попытался поднести к губам чашу с вином, но рука его судорожно дернулась, и жидкость расплескалась на пол. Сделав глубокий вдох, Тейе шагнула к нему, помогла поднести чашу ко рту и усадила его в кресло. Почувствовав ее прикосновение, он вдруг обмяк и вцепился в нее, зарывшись лицом в ее колени.
– За несколько недель я потерял и дочь, и жену, – прорыдал он. – Конечно, теперь Атон успокоится! Мне больно, матушка! Обними меня. Поклянись, что всегда будешь со мной!
Тейе обняла его, пытаясь уклониться от его судорожной хватки. Он скоро перестал рыдать, и она смогла высвободиться, потом осторожно уложила его в постель и укрыла. Он натянул покрывало до подбородка и лежал с открытыми глазами. Она спросила, можно ли ей уйти, но он не ответил. Через некоторое время она коротко поклонилась и вышла.
На следующий же день Нефертити гордо переехала в северный дворец, оставив своих слуг паковать вещи. Придворные, падкие на дворцовые интриги, были разочарованы, увидев, что царица уезжает подавленная и бледная, но с высоко поднятой головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
– Как можешь ты говорить о правде? – дрожащим голосом воскликнул Эхнатон. – Ты обманула меня, ты сделала меня посмешищем в глазах моего народа. Я доверял тебе. Я изливал на тебя свою любовь, а ты все это время пренебрегала моей преданностью.
Он силился совладать с голосом, от волнения его слова звучали невнятно. Нефертити придвинулась вплотную к Тейе.
– Скажи ему! – зашипела она ей прямо в лицо. – Если ты любишь его, то как ты можешь спокойно смотреть на его мучения? Ты и Хайя, этот коварный прихвостень, который по каплям вливает твой яд в раскрытые уши. Что ты выиграешь, если уничтожишь моего мужа?
Тейе перевела взгляд с разъяренного лица царицы на Эхнатона, который глядел на нее, напряженно подавшись вперед, открыто моля об утешении. Повернувшись, она встретилась взглядом с Эйе.
– Отойди, царица, – холодно произнесла она. – Царственная кобра на твоем лбу не может грозить диску императрицы. Всему причиной твоя похоть. Будь я на месте фараона, я бы немедленно наказала тебя.
– Я знал! – взвыл Эхнатон. Он упал на колени, закрыв лицо дрожащими руками. – Мекетатон умерла из-за тебя. Атон никогда не одобрял мой выбор, но я был слаб, и я любил тебя и сделал тебя своей царицей. Если бы Ситамон была жива, корона досталась бы ей и Мекетатон бы не умерла. Это кара за мое своеволие!
Нефертити подошла к нему, мертвенно-бледная, ее ярость утихла под ливнем его безжалостных слов.
– Если положить на весы мое сердце против пера Маат, Гор, клянусь, что я любила дочь так же сильно, как и ты, – произнесла она охрипшим голосом. – Я бы никогда не причинила ей вреда. Мекетатон умерла из-за твоей страсти, не из-за моей. Подумай об этом, прежде чем судить меня. Я поддерживала тебя еще в дни твоего заточения и не заслуживаю этого публичного унижения. Да, я вспыльчива и часто веду себя глупо. Но если ты накажешь меня за то, чего я не совершала, то потеряешь своего самого верного союзника.
В комнате сделалось так тихо, что можно было расслышать плеск весел на реке и пение, доносившееся издалека. Лениво кружили мухи, их привычное жужжание казалось здесь странно неуместным. В тишине хриплое дыхание фараона действовало на нервы, он молчал. Его глаза были закрыты, ноздри подрагивали. Давая указания Хайе, я не могла вообразить, что все так обернется, – с ужасом думала Тейе. – Я хотела создать напряжение, добиться охлаждения, некоторой отчужденности между ними, чтобы я могла просунуть в образовавшийся зазор свою направляющую руку, но я не хотела этой огромной пустоты, которая может поглотить нас всех. Что если он прикажет казнить ее?
– Великий фараон, – начала она, но, услышав ее голос, он завизжал:
– Молчать! – Фараон поднялся, в каждом движении его неуклюжего тела таилась угроза. Повернувшись к Нефертити, он прошептал: – Ты потеряла право принадлежать семье бога. Убирайся с моих глаз. Забирай с собой своего любовника. Я не причиню тебе вреда, потому что Атон – великодушный бог. Ты изгнана в северный дворец.
С Нефертити мгновенно слетело все царственное величие. Рухнув на пол, она обхватила его колени и зарыдала.
– Эхнатон, я не причинила тебе зла, я родила тебе прекрасных детей, я разделяла твои видения. Не отвергай меня, заклинаю тебя! Кто будет ухаживать за гобой, когда ты заболеешь? Кто будет стоять рядом с тобой, когда ты встанешь ночью для молитвы? Я сделаю все, что ты попросишь, я посыплю голову землей, я состригу волосы и буду носить траур, я прикажу убить скульптора Тутмоса, только намекни, но не отдавай себя еще раз в лапы стервятников, которые ненавидят тебя.
При первых словах ее бурной тирады Эхнатон заметно смягчился, он слушал ее, беспрерывно сглатывая, но бестактно упомянутое ею имя Тутмоса заставило его напрячься. Его взгляд переместился к окну, и рукой, унизанной кольцами, он нетерпеливо взмахнул страже. Начальник стражи немедленно подошел, поднял царицу – почтительно, но твердо – и повел ее к двери. Оцепенелая, она не сопротивлялась, пока не поравнялась с Тейе. В этот момент она вырвалась и погрозила Тейе сжатым кулаком.
– Ты умрешь за это, – проговорила она так тихо, что Тейе пришлось напрячь слух, чтобы расслышать. – И не важно, каким способом я это сделаю. Я уже обесчещена. Мне больше нечего бояться.
Тейе, взглянув в заплаканное, перекошенное лицо, положила руку на плечо женщины.
– Я не раскаиваюсь, царица, – ответила она тихо, зная, что ее слова могут быть истолкованы по-разному. – Уходи достойно.
Нефертити трясло. Она бросилась на Тейе, но императрица плавно шагнула в сторону, стража фараона проворно встала на ее защиту, и вскоре двери за царицей закрылись. Взглянув на царя, Хоремхеб принялся выпроваживать остальных.
Эхнатон продолжал сонно смотреть в окно, приподняв брови и слегка улыбаясь, но при этом его тело конвульсивно подергивалось, волна судорог пробегала по всем его членам.
Эйе взял сестру за локоть.
– Ты победила, но цена, по-моему, слишком велика, и мне это не нравится, – выдохнул он.
Тейе повернулась к нему.
– Мне очень хочется вернуться в Малкатту, где мне вообще-то и следовало остаться, и позволить вам всем грызть здесь друг друга, – с горечью сказала она.
Она хотела продолжить, но, почувствовав спиной взгляд, обернулась и увидела, что сын смотрит на нее не мигая, неестественно блестящими глазами. Эйе поклонился ей и ушел. Хоремхеб хотел подойти к фараону, но тот неистово замахал на него, и он тоже поклонился и, поджав губы, вышел. Тейе и Эхнатон остались одни.
– Ты хищная птица? – спросил он. – Ты будешь клевать мои внутренности?
Он попытался поднести к губам чашу с вином, но рука его судорожно дернулась, и жидкость расплескалась на пол. Сделав глубокий вдох, Тейе шагнула к нему, помогла поднести чашу ко рту и усадила его в кресло. Почувствовав ее прикосновение, он вдруг обмяк и вцепился в нее, зарывшись лицом в ее колени.
– За несколько недель я потерял и дочь, и жену, – прорыдал он. – Конечно, теперь Атон успокоится! Мне больно, матушка! Обними меня. Поклянись, что всегда будешь со мной!
Тейе обняла его, пытаясь уклониться от его судорожной хватки. Он скоро перестал рыдать, и она смогла высвободиться, потом осторожно уложила его в постель и укрыла. Он натянул покрывало до подбородка и лежал с открытыми глазами. Она спросила, можно ли ей уйти, но он не ответил. Через некоторое время она коротко поклонилась и вышла.
На следующий же день Нефертити гордо переехала в северный дворец, оставив своих слуг паковать вещи. Придворные, падкие на дворцовые интриги, были разочарованы, увидев, что царица уезжает подавленная и бледная, но с высоко поднятой головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165