Но нет – случайно пришедшая с небес текстовка была совершенно бесполезной. Ну, разве что записать в компьютер, если по дороге домой строчки не сотрутся из памяти. Домой? Нет. Не домой. Неожиданно Квазиморда с полной ясностью осознал, куда он сейчас поедет. К счастью, это было по пути.
Наверно, истинный буддист испытывал похожее чувство, приближаясь к монастырю Потала в Лхасе. Наверно, истинный мусульманин чувствовал это на пути в Мекку. Квазимордой подобное чувство овладевало каждый раз на пути к дому Эсмеральды. Да, он знал ее адрес. Пришлось выложить круглую сумму знакомому обладателю компьютерной базы данных, торговавшему адресами и номерами телефонов звезд шоу-бизнеса. На это Квазиморда не жалел денег. Это того стоило.
Но, к сожалению, знание адреса не помогло несчастному горбуну приблизиться к своей любимой. Он не мог решиться просто подойти и позвонить в дверь. И не нужно лишний раз объяснять, почему Квазиморда не мог этого сделать – достаточно вспомнить, что с ним было во время последней беседы с Гималайским.
Тем не менее, адрес Эсмеральды Квазиморде пригодился. Горбун довольно часто приходил к дому певицы и часами просиживал на лавочке неподалеку, наблюдая за подъездом. Он так надеялся, что хотя бы раз его любимая подъедет к дому на своей шикарной машине – и он увидит ее, когда она выйдет из автомобиля и направится к подъезду. Да, возможно, он даже спрячется в кустах, как чудовище из сказки про аленький цветочек, чтобы она случайно не увидела его и не испугалась.
И здесь полный облом. Квазиморда ни разу не видел ни Эсмеральду, ни ее машину. Конечно, он приходил к ее дому не каждый день – это паломничество происходило примерно раз в месяц. Естественно, Эсмеральда много времени проводила на гастролях и редко бывала дома. Но иногда Квазиморде казалось, что он физически ощущает ее присутствие. Сидя на лавочке, он чувствовал нечто неопределенное – тепло, свет, бальзам, льющийся на душу, и заживляющий его неисчислимые психические и душевные раны. Квазиморда ощущал присутствие Эсмеральды. Но это случалось крайне редко. Обычно он просто сидел, чувствуя пустоту вокруг и пытаясь вспомнить то ощущение. И когда ничего не получалось, горбун понимал, что его любимая снова в отъезде.
Что же было сегодня? Горбуна преследовал дождь, пока он кружился в хаосе броуновского движения молекул-людей в подземке, дождь, недавно выбивавший ритм на зеркале Останкинского пруда, обрушился на Москву слезами неба, стирая земные порядки и расписания, созданные людьми. Вечные пробки на Ленинградке и проспекте Мира; иномарки, заливаемые струями воды, как вечное испытание для бесчисленных человеческих душ, застрявших в сансаре…
Когда Квазиморда вышел из подземного мира московского метрополитена в надземный мир московских улиц, его встретила стена водопада.
«Это испытание, – мысленно прошептал горбун. – Это физическое препятствие есть лишь зеркальное отражение тех препятствий, что есть внутри меня. Непробиваемая бетонная стена между мной и ней вовсе не в мире, а в моей душе».
Мысль была здравая, но практической пользы из нее выжать можно было не больше, чем свежего сока из засохшей лимонной корки. Поэтому Квазиморда вышел под дождь и направил свои неровные шаги в знакомый переулок.
По мере его приближения к Мекке (т.е. к дому Эсмеральды) стена дождя теряла плотность. Когда Квазиморда уселся на знакомую лавочку, мокрую, как палуба затонувшего «Титаника», небесный водопад сменился легкой моросью.
Поерзав на мокрой скамейке, горбун начал внимательно разглядывать дом своей любимой. В окнах квартиры Эсмеральды горел свет. Точнее, свет горел в тех окнах, что могли бы быть окнами Эсмеральды. Квазиморда очень долго вычислял, где именно находились окна ее квартиры, и остановился на этом варианте. Пятый этаж, слева от подъезда. Причем вычисления горбун проводил вовсе не логикой. Просто каждый раз, когда Квазиморда ощущал присутствие Эсмеральды, в этих окнах горел свет. И сейчас тоже.
Расслабившись, горбун полностью отдался этому чувству духовной, астральной и энергетической близости. Он не помнил, как много времени прошло, и не чувствовал под собой мокрой лавочки. Квазиморда просто был с Эсмеральдой. Неизвестно, какие мысли посетили его сознание в это время. И то, что произошло в мире в эти мгновения, навсегда останется великой тайной, недоступной никакому объяснению, ибо любовь существует вне всяких объяснений и определений.
Там, где есть точные формулировки, нет любви. Там, где есть любовь, нет точных формулировок . Единственное, что заставило Квазиморду прийти в себя – солнечный луч, заглянувший прямо ему в глаз. Вернувшись в мир из невыразимых далей, горбун огляделся. Москву заливал оранжевым счастьем свет заходящего Солнца. Дождь прекратился, облака исчезли. В чистом и ясном весеннем небе висел золотой шар.
– Это для тебя, – прошептал Квазиморда, глядя на окна Эсмеральды. – Я разбудил Солнце для тебя. Надеюсь, тебе понравилось. Надеюсь, ты хотя бы заметила это. Прости, что больше ничего не могу для тебя сделать.
Поняв, что он действительно больше ничего не может, Квазиморда поднялся на ноги и быстрым шагом направился к метро.
Путь домой был на удивление приятен. По крайней мере, никто откровенно не шарахался от горбуна. Казалось, люди просто его не замечали, словно бы он был пустым местом. Господи, какая же это радость – быть невидимкой, никем не замечаемой тенью в углу вагона метро.
Подходя к дому, Квазиморда любовался искрами, вспыхивавшими, когда свет Солнца отражался от капелек воды на листьях деревьев. Во всем мире был свет. В мире был свет и добро. И тишина. И, возможно, любовь. И может быть, даже немного счастья.
Но Квазиморда не спешил радоваться на всю катушку. Он знал по своему горькому опыту, что если сегодня позволить себе впасть в эйфорию, завтра наступит жестокая расплата. Она может выразиться в обвалившемся потолке, скандале с соседями, какой-нибудь другой неприятности или просто в беспричинном приступе суициальной депрессии, заставляющем кататься по полу и выть от невероятной психической боли.
И тем не менее… Тем не менее, сейчас мир был прекрасен. И каким-то маленьким уголком своей убогой души, каким-то «рудиментарным атавизмом», оставшимся в нем от бога, Квазиморда ощутил вселенское счастье, подходя к своему подъезду и перемигиваясь с Солнцем, светящим прямо в глаза. Он очень любил такие моменты, даже несмотря на предстоящую расплату. Пожалуй, именно ради одной такой секунды стоило жить до сих пор. И стоило жить дальше, в надежде, что когда-нибудь нечто подобное повторится. Пусть даже через много-много дней или даже месяцев. А может быть, уже завтра? Или никогда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Наверно, истинный буддист испытывал похожее чувство, приближаясь к монастырю Потала в Лхасе. Наверно, истинный мусульманин чувствовал это на пути в Мекку. Квазимордой подобное чувство овладевало каждый раз на пути к дому Эсмеральды. Да, он знал ее адрес. Пришлось выложить круглую сумму знакомому обладателю компьютерной базы данных, торговавшему адресами и номерами телефонов звезд шоу-бизнеса. На это Квазиморда не жалел денег. Это того стоило.
Но, к сожалению, знание адреса не помогло несчастному горбуну приблизиться к своей любимой. Он не мог решиться просто подойти и позвонить в дверь. И не нужно лишний раз объяснять, почему Квазиморда не мог этого сделать – достаточно вспомнить, что с ним было во время последней беседы с Гималайским.
Тем не менее, адрес Эсмеральды Квазиморде пригодился. Горбун довольно часто приходил к дому певицы и часами просиживал на лавочке неподалеку, наблюдая за подъездом. Он так надеялся, что хотя бы раз его любимая подъедет к дому на своей шикарной машине – и он увидит ее, когда она выйдет из автомобиля и направится к подъезду. Да, возможно, он даже спрячется в кустах, как чудовище из сказки про аленький цветочек, чтобы она случайно не увидела его и не испугалась.
И здесь полный облом. Квазиморда ни разу не видел ни Эсмеральду, ни ее машину. Конечно, он приходил к ее дому не каждый день – это паломничество происходило примерно раз в месяц. Естественно, Эсмеральда много времени проводила на гастролях и редко бывала дома. Но иногда Квазиморде казалось, что он физически ощущает ее присутствие. Сидя на лавочке, он чувствовал нечто неопределенное – тепло, свет, бальзам, льющийся на душу, и заживляющий его неисчислимые психические и душевные раны. Квазиморда ощущал присутствие Эсмеральды. Но это случалось крайне редко. Обычно он просто сидел, чувствуя пустоту вокруг и пытаясь вспомнить то ощущение. И когда ничего не получалось, горбун понимал, что его любимая снова в отъезде.
Что же было сегодня? Горбуна преследовал дождь, пока он кружился в хаосе броуновского движения молекул-людей в подземке, дождь, недавно выбивавший ритм на зеркале Останкинского пруда, обрушился на Москву слезами неба, стирая земные порядки и расписания, созданные людьми. Вечные пробки на Ленинградке и проспекте Мира; иномарки, заливаемые струями воды, как вечное испытание для бесчисленных человеческих душ, застрявших в сансаре…
Когда Квазиморда вышел из подземного мира московского метрополитена в надземный мир московских улиц, его встретила стена водопада.
«Это испытание, – мысленно прошептал горбун. – Это физическое препятствие есть лишь зеркальное отражение тех препятствий, что есть внутри меня. Непробиваемая бетонная стена между мной и ней вовсе не в мире, а в моей душе».
Мысль была здравая, но практической пользы из нее выжать можно было не больше, чем свежего сока из засохшей лимонной корки. Поэтому Квазиморда вышел под дождь и направил свои неровные шаги в знакомый переулок.
По мере его приближения к Мекке (т.е. к дому Эсмеральды) стена дождя теряла плотность. Когда Квазиморда уселся на знакомую лавочку, мокрую, как палуба затонувшего «Титаника», небесный водопад сменился легкой моросью.
Поерзав на мокрой скамейке, горбун начал внимательно разглядывать дом своей любимой. В окнах квартиры Эсмеральды горел свет. Точнее, свет горел в тех окнах, что могли бы быть окнами Эсмеральды. Квазиморда очень долго вычислял, где именно находились окна ее квартиры, и остановился на этом варианте. Пятый этаж, слева от подъезда. Причем вычисления горбун проводил вовсе не логикой. Просто каждый раз, когда Квазиморда ощущал присутствие Эсмеральды, в этих окнах горел свет. И сейчас тоже.
Расслабившись, горбун полностью отдался этому чувству духовной, астральной и энергетической близости. Он не помнил, как много времени прошло, и не чувствовал под собой мокрой лавочки. Квазиморда просто был с Эсмеральдой. Неизвестно, какие мысли посетили его сознание в это время. И то, что произошло в мире в эти мгновения, навсегда останется великой тайной, недоступной никакому объяснению, ибо любовь существует вне всяких объяснений и определений.
Там, где есть точные формулировки, нет любви. Там, где есть любовь, нет точных формулировок . Единственное, что заставило Квазиморду прийти в себя – солнечный луч, заглянувший прямо ему в глаз. Вернувшись в мир из невыразимых далей, горбун огляделся. Москву заливал оранжевым счастьем свет заходящего Солнца. Дождь прекратился, облака исчезли. В чистом и ясном весеннем небе висел золотой шар.
– Это для тебя, – прошептал Квазиморда, глядя на окна Эсмеральды. – Я разбудил Солнце для тебя. Надеюсь, тебе понравилось. Надеюсь, ты хотя бы заметила это. Прости, что больше ничего не могу для тебя сделать.
Поняв, что он действительно больше ничего не может, Квазиморда поднялся на ноги и быстрым шагом направился к метро.
Путь домой был на удивление приятен. По крайней мере, никто откровенно не шарахался от горбуна. Казалось, люди просто его не замечали, словно бы он был пустым местом. Господи, какая же это радость – быть невидимкой, никем не замечаемой тенью в углу вагона метро.
Подходя к дому, Квазиморда любовался искрами, вспыхивавшими, когда свет Солнца отражался от капелек воды на листьях деревьев. Во всем мире был свет. В мире был свет и добро. И тишина. И, возможно, любовь. И может быть, даже немного счастья.
Но Квазиморда не спешил радоваться на всю катушку. Он знал по своему горькому опыту, что если сегодня позволить себе впасть в эйфорию, завтра наступит жестокая расплата. Она может выразиться в обвалившемся потолке, скандале с соседями, какой-нибудь другой неприятности или просто в беспричинном приступе суициальной депрессии, заставляющем кататься по полу и выть от невероятной психической боли.
И тем не менее… Тем не менее, сейчас мир был прекрасен. И каким-то маленьким уголком своей убогой души, каким-то «рудиментарным атавизмом», оставшимся в нем от бога, Квазиморда ощутил вселенское счастье, подходя к своему подъезду и перемигиваясь с Солнцем, светящим прямо в глаза. Он очень любил такие моменты, даже несмотря на предстоящую расплату. Пожалуй, именно ради одной такой секунды стоило жить до сих пор. И стоило жить дальше, в надежде, что когда-нибудь нечто подобное повторится. Пусть даже через много-много дней или даже месяцев. А может быть, уже завтра? Или никогда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25