«Тони с ТВ спасает героя, награжденного Крестом Виктории». О Фанни Мульдере никто не упоминал. Одна из газет сообщала, что я стал жертвой вандалов, а другая прямо заявила, что нападавшие неизвестны.
И никто не связал имя Энтони с нападением. Беннистер вышел из всей истории абсолютно незапятнанным. Какая-то неприятность случилась в его эллинге, пока он был в отъезде, но теперь он все приводит в порядок. Сразу же после выписки я был приглашен к нему домой и за три прошедшие недели стал быстро приходить в норму. Меня наблюдали врачи Беннистера, я купался в бассейне Беннистера, и меня кормил управляющий Беннистера. «Сикоракс» вытащили из зарослей и поставили на лужайке перед домом. Были заказаны все необходимые материалы, и, будьте уверены, они были лучшего качества: красное дерево, тик, зрелый дуб, хвойная древесина и орегонская сосна. Тони выступал в роли доброго волшебника, и вот наступило время расплачиваться за эту доброту.
— Смотрите же! — резко сказала Анжела, обиженная моим недостаточным вниманием к происходящему на экране. А там закончился отсчет цифр и появилась новая картинка — дикий, открытый всем ветрам ландшафт, с нависшей над ним сумеречной тьмой, и только у самого края неба пробивалась розовая полоска. Под заунывную музыку на экране возникло название: «История солдата», фильм А. Уэстмакот". Я удивленно взглянул на нее. Да, неправильно я понял расстановку сил, считая, что Мэттью тут главный.
— Это рабочее название. — Мэттью посчитал мой взгляд слишком критичным.
— Просто предварительный набросок. — Анжела была недовольна его вмешательством.
Титры прошли, и на экране появилось ночное небо. Трассирующие пули посверкивали слева направо, образуя дуги в нарочито замедленном темпе. Вдали прогремел взрыв, и я тотчас же узнал вспышку от белого фосфора. Я вспомнил, как наш сто пятый вел огонь с горы Вернет. А может, это была зажигательная смесь?
Минометный обстрел фосфорными снарядами. Ужасная и кровавая штука.
Я отвернулся.
«Фолкленды, — голос Беннистера был четким, с подкупающей искренностью и теплотой, — четырнадцатое июля 1982 года. Британские войска окружили Стенли, битвы при Гуз-Грин и в горах были позади, и в холодном воздухе Южной Атлантики витало ощущение близкой победы. Капитан Ник Сендмен был одним из тех, кто...»
Я встал.
— Не возражаете, если я не стану смотреть?
Им нечего было сказать. Прихрамывая, я подошел к окну и взглянул на «Сикоракс», стоящую на подставке. Из нее вычерпали воду, ее вычистили и вырезали из кормы прогнившие участки. Старую медную обшивку, которая совсем окислилась и стала тонкой, как папиросная бумага, сорвали, а дырки от гвоздей забили сосновыми щепками. Обломки мачт вырвали, словно гнилые зубы, остатки крыши убрали. Яхта стояла, замотанная в брезент, и ждала, когда ее корму залатают и обошьют новыми досками.
Я взглянул вверх по течению на французскую яхту. Как раз в этот момент шкипер снял шапку, и оказалось, что это женщина. Она встряхнула своими черными волосами и пошла в носовую часть зачехлять паруса. Я завидовал ей. Я еще помнил то сладостное ощущение, когда приплываешь на рассвете и знаешь, что, после того как разделаешься с делами, у тебя останется время пропустить стаканчик, пока не начался прилив. А позади меня мелодичный голос Беннистера рассказывал мою историю. Я сделал попытку отключиться, но не смог. Сам того не желая, я обернулся и увидел на экране свою физиономию. Эта пятилетней давности фотография когда-то стояла на туалетном столике моей жены. Я удивился, каким образом этим телевизионщикам удалось ее переснять. Я совершенно не был похож на себя, по крайней мере мне так показалось. Мои вечно торчащие волосы мышиного цвета были непривычно аккуратно причесаны, и создавалось впечатление, что я просто натянул дешевый парик на свою башку с выдающейся челюстью.
— Мы, конечно, заменим эти снимки на фильм, — сказала Анжела, увидев, что я смотрю на экран.
— Снимки?
— Фотографию. Вместо нее пойдет фильм.
Вслед за мной на экране появился сержант Терри Фебровер. В военной форме он выглядел отвратительным и жестоким недомерком. Его засняли на одном из учебных полигонов в Суррее, и дым от пиротехнических взрывов на заднем плане создавал иллюзию военной обстановки. Перед камерой Терри постарался убрать свой акцент и облагородить лексику, в результате чего перед зрителем предстал вполне вежливый и узнаваемый образ раненого офицера. При этом возникало такое ощущение нереальности, как будто читаешь собственный некролог. Я вспомнил, что у Терри остался мой ящичек с инструментами. Будет время, я их заберу. Он описывал ту операцию, в которой я был ранен и за которую награжден орденом. Я не узнавал того, о чем он говорил. Я чувствовал себя не героем, а просто глупцом, и мне казалось, что вместо ордена я заслуживаю выговор за нарушение инструкций.
Затем весь экран заполнила поросячья физиономия доктора Мейтленда. «Просто удивительно, что он вообще остался жив! Выдержать такой шок! Ник был очень сильно искалечен, но ведь это наше призвание — поднимать людей из могилы».
Теперь на экране был физиотерапевтический кабинет.
— Здесь пойдет уайлдтрек, — сказала Анжела. — Там будут рассказывать, как вас лечили.
— Уайлдтрек, — пришел на помощь Мэттью, — это голос за кадром. Невидимый.
— Как Господь Бог?
— Точно.
Появилась доктор Плант и заявила, что я был излишне драчлив, что свойственно скорее преступнику, нежели солдату. Очевидно, именно благодаря моей неуживчивости мне удалось доказать окружающим их неправоту и начать ходить, но отчего-то это не звучало как комплимент. Доктор еще добавила, что моя воинственность смягчалась такими, знаете ли, старомодными понятиями о чести и правде, и это тоже прозвучало осуждающе. Я обратил внимание, что Мэттью с Анжелой смотрят фильм не отрываясь. Они смахивали на церковных прислужников у алтаря. Что ж, это была их работа, грубо сработанный фильм о том, как я был списан — безнадежная жертва горькой маленькой войны на затерянном острове в Атлантическом океане. Сестра, родом из Вест-Индии, делилась своими впечатлениями о том, с какой болью она наблюдала за моими попытками встать на ноги.
— Прекрасный этнический момент, — пробормотал Мэттью, и Анжела кивнула в знак согласия.
«Бедняжку всего скрутило, — говорила сестра, — и я-то знаю, какая это была боль. Но он не сдавался».
«Ник Сендмен не сдастся, — снова прорезался голос Беннистера, — потому что у него есть мечта. — На экране появилась „Сикоракс“ — такая, какой я впервые увидел ее: заброшенная, лежащая среди деревьев. — У него была яхта „Сикоракс“, и на ней он мечтает вновь отправиться на Фолкленды. Туда, куда Ник приходил с мечом, он приплывет с миром».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
И никто не связал имя Энтони с нападением. Беннистер вышел из всей истории абсолютно незапятнанным. Какая-то неприятность случилась в его эллинге, пока он был в отъезде, но теперь он все приводит в порядок. Сразу же после выписки я был приглашен к нему домой и за три прошедшие недели стал быстро приходить в норму. Меня наблюдали врачи Беннистера, я купался в бассейне Беннистера, и меня кормил управляющий Беннистера. «Сикоракс» вытащили из зарослей и поставили на лужайке перед домом. Были заказаны все необходимые материалы, и, будьте уверены, они были лучшего качества: красное дерево, тик, зрелый дуб, хвойная древесина и орегонская сосна. Тони выступал в роли доброго волшебника, и вот наступило время расплачиваться за эту доброту.
— Смотрите же! — резко сказала Анжела, обиженная моим недостаточным вниманием к происходящему на экране. А там закончился отсчет цифр и появилась новая картинка — дикий, открытый всем ветрам ландшафт, с нависшей над ним сумеречной тьмой, и только у самого края неба пробивалась розовая полоска. Под заунывную музыку на экране возникло название: «История солдата», фильм А. Уэстмакот". Я удивленно взглянул на нее. Да, неправильно я понял расстановку сил, считая, что Мэттью тут главный.
— Это рабочее название. — Мэттью посчитал мой взгляд слишком критичным.
— Просто предварительный набросок. — Анжела была недовольна его вмешательством.
Титры прошли, и на экране появилось ночное небо. Трассирующие пули посверкивали слева направо, образуя дуги в нарочито замедленном темпе. Вдали прогремел взрыв, и я тотчас же узнал вспышку от белого фосфора. Я вспомнил, как наш сто пятый вел огонь с горы Вернет. А может, это была зажигательная смесь?
Минометный обстрел фосфорными снарядами. Ужасная и кровавая штука.
Я отвернулся.
«Фолкленды, — голос Беннистера был четким, с подкупающей искренностью и теплотой, — четырнадцатое июля 1982 года. Британские войска окружили Стенли, битвы при Гуз-Грин и в горах были позади, и в холодном воздухе Южной Атлантики витало ощущение близкой победы. Капитан Ник Сендмен был одним из тех, кто...»
Я встал.
— Не возражаете, если я не стану смотреть?
Им нечего было сказать. Прихрамывая, я подошел к окну и взглянул на «Сикоракс», стоящую на подставке. Из нее вычерпали воду, ее вычистили и вырезали из кормы прогнившие участки. Старую медную обшивку, которая совсем окислилась и стала тонкой, как папиросная бумага, сорвали, а дырки от гвоздей забили сосновыми щепками. Обломки мачт вырвали, словно гнилые зубы, остатки крыши убрали. Яхта стояла, замотанная в брезент, и ждала, когда ее корму залатают и обошьют новыми досками.
Я взглянул вверх по течению на французскую яхту. Как раз в этот момент шкипер снял шапку, и оказалось, что это женщина. Она встряхнула своими черными волосами и пошла в носовую часть зачехлять паруса. Я завидовал ей. Я еще помнил то сладостное ощущение, когда приплываешь на рассвете и знаешь, что, после того как разделаешься с делами, у тебя останется время пропустить стаканчик, пока не начался прилив. А позади меня мелодичный голос Беннистера рассказывал мою историю. Я сделал попытку отключиться, но не смог. Сам того не желая, я обернулся и увидел на экране свою физиономию. Эта пятилетней давности фотография когда-то стояла на туалетном столике моей жены. Я удивился, каким образом этим телевизионщикам удалось ее переснять. Я совершенно не был похож на себя, по крайней мере мне так показалось. Мои вечно торчащие волосы мышиного цвета были непривычно аккуратно причесаны, и создавалось впечатление, что я просто натянул дешевый парик на свою башку с выдающейся челюстью.
— Мы, конечно, заменим эти снимки на фильм, — сказала Анжела, увидев, что я смотрю на экран.
— Снимки?
— Фотографию. Вместо нее пойдет фильм.
Вслед за мной на экране появился сержант Терри Фебровер. В военной форме он выглядел отвратительным и жестоким недомерком. Его засняли на одном из учебных полигонов в Суррее, и дым от пиротехнических взрывов на заднем плане создавал иллюзию военной обстановки. Перед камерой Терри постарался убрать свой акцент и облагородить лексику, в результате чего перед зрителем предстал вполне вежливый и узнаваемый образ раненого офицера. При этом возникало такое ощущение нереальности, как будто читаешь собственный некролог. Я вспомнил, что у Терри остался мой ящичек с инструментами. Будет время, я их заберу. Он описывал ту операцию, в которой я был ранен и за которую награжден орденом. Я не узнавал того, о чем он говорил. Я чувствовал себя не героем, а просто глупцом, и мне казалось, что вместо ордена я заслуживаю выговор за нарушение инструкций.
Затем весь экран заполнила поросячья физиономия доктора Мейтленда. «Просто удивительно, что он вообще остался жив! Выдержать такой шок! Ник был очень сильно искалечен, но ведь это наше призвание — поднимать людей из могилы».
Теперь на экране был физиотерапевтический кабинет.
— Здесь пойдет уайлдтрек, — сказала Анжела. — Там будут рассказывать, как вас лечили.
— Уайлдтрек, — пришел на помощь Мэттью, — это голос за кадром. Невидимый.
— Как Господь Бог?
— Точно.
Появилась доктор Плант и заявила, что я был излишне драчлив, что свойственно скорее преступнику, нежели солдату. Очевидно, именно благодаря моей неуживчивости мне удалось доказать окружающим их неправоту и начать ходить, но отчего-то это не звучало как комплимент. Доктор еще добавила, что моя воинственность смягчалась такими, знаете ли, старомодными понятиями о чести и правде, и это тоже прозвучало осуждающе. Я обратил внимание, что Мэттью с Анжелой смотрят фильм не отрываясь. Они смахивали на церковных прислужников у алтаря. Что ж, это была их работа, грубо сработанный фильм о том, как я был списан — безнадежная жертва горькой маленькой войны на затерянном острове в Атлантическом океане. Сестра, родом из Вест-Индии, делилась своими впечатлениями о том, с какой болью она наблюдала за моими попытками встать на ноги.
— Прекрасный этнический момент, — пробормотал Мэттью, и Анжела кивнула в знак согласия.
«Бедняжку всего скрутило, — говорила сестра, — и я-то знаю, какая это была боль. Но он не сдавался».
«Ник Сендмен не сдастся, — снова прорезался голос Беннистера, — потому что у него есть мечта. — На экране появилась „Сикоракс“ — такая, какой я впервые увидел ее: заброшенная, лежащая среди деревьев. — У него была яхта „Сикоракс“, и на ней он мечтает вновь отправиться на Фолкленды. Туда, куда Ник приходил с мечом, он приплывет с миром».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94