Необходимо сказать несколько слов о диалектике. Мерло-Понти употреблял это слово
с осторожностью, за которую нужно его похвалить, но он проявлял значительный
интерес к Гегелю. "Существует, - говорил он, - экзистенциализм Гегеля, в том
смысле, что для него человек не дан непосредственно вместе с сознанием,
обладающим ясностью своей собственной мысли, а берется вместе с жизнью,
предоставленной самой себе, ищущей понимания самой себя. Вся Феноменология духа
описывает это усилие, которое совершает человек, чтобы вновь обрести себя"24.
Диалектика - тот инструмент, который используется Гегелем для описания
путешествия духа через виды сознания, как и для осуществления циркуляции
системы. Но Мерло-Понти делает диалектику диалектикой. Для него предшествующее
начало Логоса находится в основании системы; изначальная хитрость Разума
управляет становлением и делает время подвижной картиной вечности, началом
цельности, но только цельности, всегда незаконченной и всегда
106 М. Дюфрт
возобновляющейся. Диалектика не означает ничего другого, кроме невозможности
всяческой трансцендентности или всяческого бытия вне связи, которая
конституирует основание. Диалектика - это двусмысленность основания и также его
движение, которое продуцирует различные фигуры или структуры в трех
разновидностях, которые мы называли. Диалектика, соединяющая человека с миром,
требует, чтобы эти диалектики осуществлялись в мире, без чего была бы возможна
Философия Природы, которая утверждала бы автономию мира25. И человек тоже
является диалектическим, на сей раз в своем бытии, которое определяется
посредством его самораскрытия в мире и в своей собственной истории. Так как
человек - это свобода, наличие у него тела - это уже свобода, но свобода, всегда
скомпрометированная, сомнительная и как бы ускользающая. Она никогда не является
свободой полностью открытого сознания, а лишь свободой сознания, пронзенного
силой небытия. Мы всегда находимся в плену у мира в той же степени, в какой
человек утверждается и порабощается миром. Нет человека, существовавшего прежде
своей истории. Нет человека, в котором внутренний мир представлен в большей
степени, чем внешний.
Последняя формула определяет для Мерло-Понти подлинный гуманизм "Маленького
человека, сидящего в человеке", который является только призраком наших
блестящих экспрессивных манипуляций рассудка. Но подлинный человек прекрасен, он
не может быть этим фантомом, он, хотя и наделен хрупким телом, выражен в языке,
о котором я уже столько говорил, зависим от непредсказуемой истории, собирается
с силами и начинает видеть, понимать, что-либо значить. Гуманизм сегодня больше
не является чем-то декоративным или благопристойным"26. Гуманизм, который
имеется к тому же и у Сартра, привел Мерло-Понти к другому выбору, нежели Сартра
- к силе нашего согласия;
можно задаться вопросом о его философском основании. Да здравствует очарование
дуализма... Утверждая примат восприятия, не совершает ли Мерло-Понти уступок
идеализму? Как можно не признать примат воспринимаемого, первичность Природы по
сравнению с человеком и, прежде всего, внечеловеческую реальность времени,
которое обеспечивает это предшествование и которое способствует образованию наук
о природе? Наоборот, если существует в мире человеческая история, не нужно ли
сделать больший акцент на том, посредством чего человек отделяется от природы и
утверждается как мысль, способная схватить и сказать главное? В статье о
Гуссерле Рикер различал два движения,
107 О Морисе Мерло-Понти
нуждающиеся в установлении: одно - регрессивность, управляющую впечатлениями в
настоящем, другое - прогрессивность, анализирующую выход вовне логического,
аксиологического и персонального закона в горизонте восприятия: "теория
категориальной интуиции была очень хорошей..., не понятно, почему она была
принесена в жертву феноменологии восприятия"27. И поэтому в одной из недавних
статей Рикер спрашивал себя, был ли Мерло-Понти озабочен этими проблемами: "в
последние годы он все более и более сомневался в том, что способ бытия в мире,
который пробуждает немое восприятие, мог бы эффективно служить образцом
тотальности наших отношений к сущностям и к Бытию"28. Какой была бы следующая
книга Мерло-Понти?
Говорят, что Мерло-Понти всегда вдохновляли хайдеггеровские мысли. Я об этом
ничего не знаю. Но последний был прав в Fragwurdige; вопрошая восприятие, он
описал тайну присутствия, он совершил "возвращение в родную страну" и открыл
"наше местопребывание"29 - не как объект, а как основу. Все, что говорил
Хайдеггер, если не преследовать цель повторять его на манер попугая, может
пониматься с точки зрения означивающего восприятия в глубине раскрытия. С тех
пор вместо того чтобы прославлять размышление, Мерло-Понти его практиковал. Если
ему оставалось что-либо сделать - ему всегда было что обдумать... - то это не
было желанием перевести схватывание основания во все более и более ускользающие
термины онтологии, а это была мысль о соединении идеи Природы с идеей основания,
как a priori всяческих a priori и о схватывании зарождения дуализма и метаморфоз
человека и мира в самом корне монизма. Хотя мысль об основании затрагивает
простор невообразимой глубины, он ее постигал, а мы у него учились. Однако я не
считаю, что он отвергал феноменологию восприятия.
В любом случае теперь перед нами - законченный труд философа, который он
предлагает нам для размышлений. Мерло-Понти слишком глубоко касается сути
поставленных проблем, как бы мы ни хотели это изменить или уклониться от них.
Дело это не простое - испытывать истину монизма и мыслить согласие человека и
мира, философию Сознания и философию Природы на равном расстоянии от
коперниканского переворота и птолемеевското противостояния. И если это у него не
удается, то такая попытка все равно не является ошибочной.
108 М. Дюфрен
Примечания:
Перевод Ж. Горбылевой статьи M.Dufrenne. "Maurice Merleau-Ponty" выполнен по
периодическому изданию: Les etudes philosophiques, Paris, 1962, ј 1, с.81-92.
1. Phinomenologie de la perception, p.XVI.
2. Что шокировало наиболее последовательных гуссерлианцев, так это то, что
Мерло-Понти смог прочитать Гуссерля как "первое руководство, данное начинающей
феноменологии в способе отрицания науки" (Phinomenologie de la perception, p.2).
Но не будем забывать, что задача философии, отождествленной здесь с
феноменологией, заключается в том, чтобы очертить границы основания: не говорить
о том, каково оно, а обосновать то, что о нем возможно говорить. Но наука не
берет на себя эти хлопоты, она описывает отношения, знания о которых можно
почерпнуть из реальности;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111