Ибо человек
- это "та часть мира, своеобразно представленная как зона его пребывания в
абсолютном желании приблизить другое"13, "тот воспринимающий субъект, который в
помутнении рассудка склоняется к вещам, к которым он не имеет ключа, но замысел
которых, однако, он содержит в себе самом"14. Он является той областью мира,
откуда бьет ключом естественный свет, посредством которого мир приходит к
сознанию.
Как это высказать? Мерло-Понти положил начало новому философскому стилю:
философствованию без философемы. Феноменология - это единственный язык, на
котором может говорить эта философия15. В ней говорится только об описательной
способности: не о выражении истин, а об эксплицировании истины, в которой мы
пребываем и где наши мысли занимают определенное место. Основное стремление
философа, которое помогает отличать философию от других способов выражения, -
это то, что философское повествование является ясным и систематизированным. Хотя
порой мысль Мерло-Понти блуждает по трансцендентальному полю, то есть среди
всеобщего опыта, проникающая везде, пронизывающая все. Иногда говорили, что его
рефлексия не оставляла камня на камне: без сомнения, это была бы наилучшая
похвала, которую можно высказать в его адрес. Даже в обыденном смысле всегда
считалось, что философия выражает определенную позицию (ошибались только тогда,
когда недооценивали то обстоятельство, что для того, чтобы быть взвешенной, эта
позиция нуждается в совершенствовании и в культуре). Философия - это жаждущее в
нас абсолютное сознание, с помощью которого мы понимаем, что не существует
абсолютного сознания, что всяческая рефлексия связана с дорефлексивностью и что
всякое сознание существует в потоке интенциональной жизни. А интенциональная
жизнь - это не жизнь конституирующего сознания, она есть то место, где
зарождается согласие сознания и мира. Всегда конституируется само это согласие,
дело в том, что именно оно и является теорией конституирования, устанавливаемой
в жизни и в истории, стремящейся к замкнутости и к истолкованию.
Интенциональность далека от того, чтобы быть структурой сознания, но она
является тем, что характеризует сознание и мир. На вопрос, который Гуссерль
внушил Мерло-Понти: "Какова "внутренняя сущность", способная к взаимоотношениям
внутреннего и внешнего?"16, нужно отвечать, что это внутреннее не существует
абсолютно; оно существовало бы, если бы уже являлось внешним: сознание является
телом, как и
104 М. Дюфрен
тело - сознанием; оно существует только вторично, как момент отношения или как
продукт конститутивного генезиса.
Таким образом, феноменология с необходимостью является феноменологией
восприятия. Когда она становится феноменологией феноменологии, когда она задает
самой себе вопросы о существовании интенциональной жизни, с которой
обнаруживается ее связь, она преобразуется в онтологию. Она становится
диалектической, а не космологической онтологией, где космология является
унитарной системой мира или природы. И тем не менее существует огромный соблазн
направить рефлексию по пути Философии Природы. Но не в смысле философии Бытия,
как интерпретировали некоторые мысль Мерло-Понти, несмотря на то, что в своей
последней статье он говорит о Бытии с прописной буквы. Анализ телесности мог бы
привести к виталистическому натурализму: тело - это часть мира, в то же самое
время оно является здесь коррелятом, перемещаясь в сознание, становясь там
тело-сознанием. И монизм субъекта мог бы разрастись до размеров "этого дикого
мира, который пробудил Гуссерль"17. Согласие человека и мира явилось бы событием
для мира, интенциональная жизнь была бы приключением в мире, абсолютное сознание
было бы самим этим миром, содержащим в себе самом свой собственный смысл и
выражающимся как смысл через единичные тела-сознания. Основанием была бы
Природа, не Природа в-себе, которая не содержит смысла, кроме как смысла,
установленного наукой, а Природа в ее движении к человеку, воспринимающая и
воспринимаемая, на сей раз выражающаяся в человеке и через человека. Не имел ли
в виду Мерло-Понти, говоря о грядущем моменте, эту идею natura naturans под
именем Бытия, когда, например, в конце одной замечательной, но малоизвестной
статьи о Гуссерле он писал: "Отныне безотносительность не является ни природой
в-себе, ни системой схватываний абсолютного сознания, ни, тем более, человеком,
а является той "телеологией", о которой говорит Гуссерль - и которая
переписывается и замышляется в кавычках - как сочленение и совокупность тел
Бытия, совершающаяся через человека?"18
В работе Структура поведения, опередившей Феноменологию восприятия, которую он
возвестил и уже в некотором роде опередил, Мерло-Понти запутался на пути,
ведущем к рефлексии над Природой. Но он избежал соблазна чистой объективной и
догматической идеи Природы: "мы вернулись от идеи природы как omnitudo
realitatis к идее объектов, которые знали лишь постижение в себе, partes extra
partes, и определялись только посредством... значения,
105 О Морисе Мерло-Понти
которое в них реализовывалось"19. Эти объекты принадлежат трем порядкам:
физическому, жизненному, человеческому; эти три разряда представляют собой
диалектические возможности, а не возможности бытия20. Таким образом, Мерло-Понти
останавливается на пороге космологии. Это - перспектива витализма, это -
своеобразный критицизм: "структуры", уточняющие всякий порядок, являются
"значениями"; подобно организму, этому Urbild биологического познания,
являющемуся идеальным единством"21, то есть "единством значений, феноменом в
кантовском смысле"22. Но этот критицизм не является кантовским, ибо значения,
наоборот, являются структурами, то есть в противовес вещам, как наименее
заданным величинам, что и показала теория формы, которая навязывает себя
восприятию. Наконец, анализ отношения возвращается к восприятию, к этому
сознанию вовне, посредством которого человек и существует в мире, являясь к тому
же телом, так как "воспринимается вместе со своим телом, и тело - это
естественный я"23. Витализм и критицизм, реализм и идеализм взаимно
нейтрализуются. И на первый план выходит идея о том, что восприятие является не
только обязательной точкой отсчета всякого знания, частью всякой истины, но что
оно есть единственно-абсолютное, невыразимый абсолют, не являющийся ни объектом,
ни субъектом, а только местом, где смысл внезапно проявляется на поверхности,
где структура является значением, исходя из которого структуры вещей и значения
для сознания смогут различаться, без чего здравое суждение никак не может
оправдать дуализм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
- это "та часть мира, своеобразно представленная как зона его пребывания в
абсолютном желании приблизить другое"13, "тот воспринимающий субъект, который в
помутнении рассудка склоняется к вещам, к которым он не имеет ключа, но замысел
которых, однако, он содержит в себе самом"14. Он является той областью мира,
откуда бьет ключом естественный свет, посредством которого мир приходит к
сознанию.
Как это высказать? Мерло-Понти положил начало новому философскому стилю:
философствованию без философемы. Феноменология - это единственный язык, на
котором может говорить эта философия15. В ней говорится только об описательной
способности: не о выражении истин, а об эксплицировании истины, в которой мы
пребываем и где наши мысли занимают определенное место. Основное стремление
философа, которое помогает отличать философию от других способов выражения, -
это то, что философское повествование является ясным и систематизированным. Хотя
порой мысль Мерло-Понти блуждает по трансцендентальному полю, то есть среди
всеобщего опыта, проникающая везде, пронизывающая все. Иногда говорили, что его
рефлексия не оставляла камня на камне: без сомнения, это была бы наилучшая
похвала, которую можно высказать в его адрес. Даже в обыденном смысле всегда
считалось, что философия выражает определенную позицию (ошибались только тогда,
когда недооценивали то обстоятельство, что для того, чтобы быть взвешенной, эта
позиция нуждается в совершенствовании и в культуре). Философия - это жаждущее в
нас абсолютное сознание, с помощью которого мы понимаем, что не существует
абсолютного сознания, что всяческая рефлексия связана с дорефлексивностью и что
всякое сознание существует в потоке интенциональной жизни. А интенциональная
жизнь - это не жизнь конституирующего сознания, она есть то место, где
зарождается согласие сознания и мира. Всегда конституируется само это согласие,
дело в том, что именно оно и является теорией конституирования, устанавливаемой
в жизни и в истории, стремящейся к замкнутости и к истолкованию.
Интенциональность далека от того, чтобы быть структурой сознания, но она
является тем, что характеризует сознание и мир. На вопрос, который Гуссерль
внушил Мерло-Понти: "Какова "внутренняя сущность", способная к взаимоотношениям
внутреннего и внешнего?"16, нужно отвечать, что это внутреннее не существует
абсолютно; оно существовало бы, если бы уже являлось внешним: сознание является
телом, как и
104 М. Дюфрен
тело - сознанием; оно существует только вторично, как момент отношения или как
продукт конститутивного генезиса.
Таким образом, феноменология с необходимостью является феноменологией
восприятия. Когда она становится феноменологией феноменологии, когда она задает
самой себе вопросы о существовании интенциональной жизни, с которой
обнаруживается ее связь, она преобразуется в онтологию. Она становится
диалектической, а не космологической онтологией, где космология является
унитарной системой мира или природы. И тем не менее существует огромный соблазн
направить рефлексию по пути Философии Природы. Но не в смысле философии Бытия,
как интерпретировали некоторые мысль Мерло-Понти, несмотря на то, что в своей
последней статье он говорит о Бытии с прописной буквы. Анализ телесности мог бы
привести к виталистическому натурализму: тело - это часть мира, в то же самое
время оно является здесь коррелятом, перемещаясь в сознание, становясь там
тело-сознанием. И монизм субъекта мог бы разрастись до размеров "этого дикого
мира, который пробудил Гуссерль"17. Согласие человека и мира явилось бы событием
для мира, интенциональная жизнь была бы приключением в мире, абсолютное сознание
было бы самим этим миром, содержащим в себе самом свой собственный смысл и
выражающимся как смысл через единичные тела-сознания. Основанием была бы
Природа, не Природа в-себе, которая не содержит смысла, кроме как смысла,
установленного наукой, а Природа в ее движении к человеку, воспринимающая и
воспринимаемая, на сей раз выражающаяся в человеке и через человека. Не имел ли
в виду Мерло-Понти, говоря о грядущем моменте, эту идею natura naturans под
именем Бытия, когда, например, в конце одной замечательной, но малоизвестной
статьи о Гуссерле он писал: "Отныне безотносительность не является ни природой
в-себе, ни системой схватываний абсолютного сознания, ни, тем более, человеком,
а является той "телеологией", о которой говорит Гуссерль - и которая
переписывается и замышляется в кавычках - как сочленение и совокупность тел
Бытия, совершающаяся через человека?"18
В работе Структура поведения, опередившей Феноменологию восприятия, которую он
возвестил и уже в некотором роде опередил, Мерло-Понти запутался на пути,
ведущем к рефлексии над Природой. Но он избежал соблазна чистой объективной и
догматической идеи Природы: "мы вернулись от идеи природы как omnitudo
realitatis к идее объектов, которые знали лишь постижение в себе, partes extra
partes, и определялись только посредством... значения,
105 О Морисе Мерло-Понти
которое в них реализовывалось"19. Эти объекты принадлежат трем порядкам:
физическому, жизненному, человеческому; эти три разряда представляют собой
диалектические возможности, а не возможности бытия20. Таким образом, Мерло-Понти
останавливается на пороге космологии. Это - перспектива витализма, это -
своеобразный критицизм: "структуры", уточняющие всякий порядок, являются
"значениями"; подобно организму, этому Urbild биологического познания,
являющемуся идеальным единством"21, то есть "единством значений, феноменом в
кантовском смысле"22. Но этот критицизм не является кантовским, ибо значения,
наоборот, являются структурами, то есть в противовес вещам, как наименее
заданным величинам, что и показала теория формы, которая навязывает себя
восприятию. Наконец, анализ отношения возвращается к восприятию, к этому
сознанию вовне, посредством которого человек и существует в мире, являясь к тому
же телом, так как "воспринимается вместе со своим телом, и тело - это
естественный я"23. Витализм и критицизм, реализм и идеализм взаимно
нейтрализуются. И на первый план выходит идея о том, что восприятие является не
только обязательной точкой отсчета всякого знания, частью всякой истины, но что
оно есть единственно-абсолютное, невыразимый абсолют, не являющийся ни объектом,
ни субъектом, а только местом, где смысл внезапно проявляется на поверхности,
где структура является значением, исходя из которого структуры вещей и значения
для сознания смогут различаться, без чего здравое суждение никак не может
оправдать дуализм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111