С другой стороны, рис.2 почти неизбежно видится как куб,
поскольку это единственная организация, дающая ему полную симметрию27. Глубина
рождается под моим взглядом, так как он пытается увидеть нечто. Но кто же этот
перцептуальный гений, действующий в визуальном поле и всегда стремящийся к
наиболее выраженной форме? Возвращаемся ли мы, в данном случае, обратно к
реализму? Приведем пример. Организация глубины разрушается не тогда, когда я
добавляю к рисунку какие-либо неясные линии (рис.3 продолжает оставаться кубом),
а тогда, когда я добавляю такие линии, которые разъединяют элементы одной
плоскости и соединяют элементы других плоскостей (рис.1)28. Что же мы
подразумеваем, когда говорим о том, что эти линии разрушают глубину? Разве мы не
пользуемся языком ассоциаций? Мы не имеем в виду, что линия ЕН (рис.1) действует
как причина, дезорганизуя куб, в который ее ввели, но она вызывает общее
впечатление, при котором исчезает глубина. Естественно, линия ЕН сама обладает
такой индивидуальной чертой, но только в том случае, если я воспринимаю и
отслеживаю ее, акцентируя на этом внимание. Однако подобное нарушение линейности
в результате схватывания не является произвольным. Оно вызвано к жизни
феноменами. Последнее замечание нельзя назвать первостепенным, поскольку оно
относится к двусмысленному рисунку, а в нормальном визуальном поле изоляция
плоскостей от линий неустойчива; например, прогуливаясь по дороге, я не отдаю
себе отчет в том, что могу увидеть пространственные промежутки между деревьями
так же, как вижу вещи, если сами деревья рассматривать как фон. Несомненно, я
обладаю переживанием ландшафта, осознавая, однако, что в этом переживании я
принимаю фактическую ситуацию, собирая в единое целое значение, рассеянное среди
феноменов, и говорю о том, что они означают в своей совокупности. Даже в том
случае, когда я могу изменить организацию, основываясь на ее двусмысленности,
мне не удается сделать это непосредственно: одна из сторон куба выдвигается на
передний план только в том случае, если я первоначально сконцентрирован на ней и
мой взгляд рассматривает ее в качестве точки отсчета, из которой по наклонным
линиям он следует ко второй стороне, проявляющейся в качестве промежуточного
фона. Если я рассматриваю рис.1 как мозаику, то это обусловлено тем, что взгляд
прежде всего концентрируется в центре, а затем равномерно распределяется по
всему рисунку. Иногда я вынужден ждать
51 Пространство
появление подобной организации рисунка аналогично тому, как Бергсон ожидает,
когда растворится кусочек сахара. Более того, в этом случае, при условии
нормального восприятия, значение того, что воспринимается, дано мне как
встроенное заранее, а не конституированное мной, и взгляд выступает как
разновидность познавательного механизма, который рассматривает вещи в
соответствии с тем, как они появляются в зрительном поле, или разделяет их,
согласно естественному сочленению. Очевидно, что прямая линия ЕН считается
прямой только в том случае, если я пробегаю взглядом вдоль нее; то есть это - не
вопрос, относящийся к ментальной сфере, а вопрос, связанный с взглядом и
означающий, что мой акт не первичен и не конститутивен, а вызван или
мотивирован. Каждый фокус всегда является фокусом того, на чем фокусируются.
Когда я сфокусирован на стороне ABCD, это означает не только то, что я привожу
ее к состоянию ясной видимости, но также и то, что я принимаю в расчет ее как
фигуру, расположенную ко мне ближе, чем другая сторона куба. Одним словом, я
организую куб, и взгляд является тем гением восприятия, который указывает на
мыслящего субъекта, способного дать вещам точный ответ, которого они ожидают для
того, чтобы существовать прежде нас.
Чем же тогда, в результате, является видение куба? Эмпирик скажет, что куб
ассоциируется с актуальными аспектами рассматриваемого рисунка и с множеством
других явлений, представляющих с определенной стороны и с различных углов
четырехугольник, расположенный ближе к нам. Однако, рассматривая куб, я не
нахожу в себе каких-либо из этих образов; они - незначительное изменение в
восприятии глубины, которая делает их возможными, не являясь при этом их
результатом. Что же тогда представляет собой тот единый акт, посредством
которого я охватываю возможность всех подобных проявлений? Согласно
интеллектуализму, куб - это мысль о кубе, то есть о твердом теле, состоящем из
шести равных сторон и двенадцати равных линий, расположенных под прямым углом
друг к другу, а глубина есть ничто иное, как их сосуществование. Однако здесь в
очередной раз в качестве определения глубины нам преподносится то, что
представляет собой не более чем ее следствие. Шесть сторон и двенадцать равных
линий не являются целостным значением глубины, и это определение без глубины
бессмысленно. Шесть сторон и двенадцать равных линий могут сосуществовать и
оставаться для меня равными только в том случае, если они организованы с помощью
глубины. Акт, корректирующий явления и задаю-
52 М. Мерло-Понти
щий острым и тупым углам значение прямых углов, а искаженным сторонам - значение
квадратов, не заключается в идее геометрического отношения равенства и в
геометрическом способе бытия, к которому она принадлежит. С его помощью объект
обволакивается моим взглядом, который, проникая и оживляя куб, показывает в тот
же миг боковые стороны как "квадраты, увиденные искоса", с такой степенью
достоверности, что мы даже не замечаем их искажения перспективой, подобно граням
алмаза. Этот акт - соприсутствие переживаний, которые, тем не менее, взаимно
исключают друг друга; и эта взаимная вовлеченность и противоречивость в рамках
единого акта восприятия целостности возможного процесса конституирует
своеобразие глубины. Глубина - это параметр, в котором вещи и элементы вещей
вложены друг в друга, в то время как ширина и высота - параметры, в которых вещи
расположены рядом.
Следовательно, нельзя говорить о синтезе глубины, так как синтез предполагает
или, по крайней мере, устанавливает, как в Кантовском синтезе, дискретные
условия, но глубина не требует того, чтобы множественность проявлений
перспективы прояснялась с помощью анализа, а рассматривает эту множественность
только на фоне устойчивой вещи. Этот квази-синтез можно объяснить, если понимать
его как временный. Когда я говорю, что вижу объект на расстоянии, то имею в
виду, что уже или все еще удерживаю его, он находится в будущем или в прошлом
так же, как находится в пространстве 29 Возможно, будет сказано, что это - так
только для меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
поскольку это единственная организация, дающая ему полную симметрию27. Глубина
рождается под моим взглядом, так как он пытается увидеть нечто. Но кто же этот
перцептуальный гений, действующий в визуальном поле и всегда стремящийся к
наиболее выраженной форме? Возвращаемся ли мы, в данном случае, обратно к
реализму? Приведем пример. Организация глубины разрушается не тогда, когда я
добавляю к рисунку какие-либо неясные линии (рис.3 продолжает оставаться кубом),
а тогда, когда я добавляю такие линии, которые разъединяют элементы одной
плоскости и соединяют элементы других плоскостей (рис.1)28. Что же мы
подразумеваем, когда говорим о том, что эти линии разрушают глубину? Разве мы не
пользуемся языком ассоциаций? Мы не имеем в виду, что линия ЕН (рис.1) действует
как причина, дезорганизуя куб, в который ее ввели, но она вызывает общее
впечатление, при котором исчезает глубина. Естественно, линия ЕН сама обладает
такой индивидуальной чертой, но только в том случае, если я воспринимаю и
отслеживаю ее, акцентируя на этом внимание. Однако подобное нарушение линейности
в результате схватывания не является произвольным. Оно вызвано к жизни
феноменами. Последнее замечание нельзя назвать первостепенным, поскольку оно
относится к двусмысленному рисунку, а в нормальном визуальном поле изоляция
плоскостей от линий неустойчива; например, прогуливаясь по дороге, я не отдаю
себе отчет в том, что могу увидеть пространственные промежутки между деревьями
так же, как вижу вещи, если сами деревья рассматривать как фон. Несомненно, я
обладаю переживанием ландшафта, осознавая, однако, что в этом переживании я
принимаю фактическую ситуацию, собирая в единое целое значение, рассеянное среди
феноменов, и говорю о том, что они означают в своей совокупности. Даже в том
случае, когда я могу изменить организацию, основываясь на ее двусмысленности,
мне не удается сделать это непосредственно: одна из сторон куба выдвигается на
передний план только в том случае, если я первоначально сконцентрирован на ней и
мой взгляд рассматривает ее в качестве точки отсчета, из которой по наклонным
линиям он следует ко второй стороне, проявляющейся в качестве промежуточного
фона. Если я рассматриваю рис.1 как мозаику, то это обусловлено тем, что взгляд
прежде всего концентрируется в центре, а затем равномерно распределяется по
всему рисунку. Иногда я вынужден ждать
51 Пространство
появление подобной организации рисунка аналогично тому, как Бергсон ожидает,
когда растворится кусочек сахара. Более того, в этом случае, при условии
нормального восприятия, значение того, что воспринимается, дано мне как
встроенное заранее, а не конституированное мной, и взгляд выступает как
разновидность познавательного механизма, который рассматривает вещи в
соответствии с тем, как они появляются в зрительном поле, или разделяет их,
согласно естественному сочленению. Очевидно, что прямая линия ЕН считается
прямой только в том случае, если я пробегаю взглядом вдоль нее; то есть это - не
вопрос, относящийся к ментальной сфере, а вопрос, связанный с взглядом и
означающий, что мой акт не первичен и не конститутивен, а вызван или
мотивирован. Каждый фокус всегда является фокусом того, на чем фокусируются.
Когда я сфокусирован на стороне ABCD, это означает не только то, что я привожу
ее к состоянию ясной видимости, но также и то, что я принимаю в расчет ее как
фигуру, расположенную ко мне ближе, чем другая сторона куба. Одним словом, я
организую куб, и взгляд является тем гением восприятия, который указывает на
мыслящего субъекта, способного дать вещам точный ответ, которого они ожидают для
того, чтобы существовать прежде нас.
Чем же тогда, в результате, является видение куба? Эмпирик скажет, что куб
ассоциируется с актуальными аспектами рассматриваемого рисунка и с множеством
других явлений, представляющих с определенной стороны и с различных углов
четырехугольник, расположенный ближе к нам. Однако, рассматривая куб, я не
нахожу в себе каких-либо из этих образов; они - незначительное изменение в
восприятии глубины, которая делает их возможными, не являясь при этом их
результатом. Что же тогда представляет собой тот единый акт, посредством
которого я охватываю возможность всех подобных проявлений? Согласно
интеллектуализму, куб - это мысль о кубе, то есть о твердом теле, состоящем из
шести равных сторон и двенадцати равных линий, расположенных под прямым углом
друг к другу, а глубина есть ничто иное, как их сосуществование. Однако здесь в
очередной раз в качестве определения глубины нам преподносится то, что
представляет собой не более чем ее следствие. Шесть сторон и двенадцать равных
линий не являются целостным значением глубины, и это определение без глубины
бессмысленно. Шесть сторон и двенадцать равных линий могут сосуществовать и
оставаться для меня равными только в том случае, если они организованы с помощью
глубины. Акт, корректирующий явления и задаю-
52 М. Мерло-Понти
щий острым и тупым углам значение прямых углов, а искаженным сторонам - значение
квадратов, не заключается в идее геометрического отношения равенства и в
геометрическом способе бытия, к которому она принадлежит. С его помощью объект
обволакивается моим взглядом, который, проникая и оживляя куб, показывает в тот
же миг боковые стороны как "квадраты, увиденные искоса", с такой степенью
достоверности, что мы даже не замечаем их искажения перспективой, подобно граням
алмаза. Этот акт - соприсутствие переживаний, которые, тем не менее, взаимно
исключают друг друга; и эта взаимная вовлеченность и противоречивость в рамках
единого акта восприятия целостности возможного процесса конституирует
своеобразие глубины. Глубина - это параметр, в котором вещи и элементы вещей
вложены друг в друга, в то время как ширина и высота - параметры, в которых вещи
расположены рядом.
Следовательно, нельзя говорить о синтезе глубины, так как синтез предполагает
или, по крайней мере, устанавливает, как в Кантовском синтезе, дискретные
условия, но глубина не требует того, чтобы множественность проявлений
перспективы прояснялась с помощью анализа, а рассматривает эту множественность
только на фоне устойчивой вещи. Этот квази-синтез можно объяснить, если понимать
его как временный. Когда я говорю, что вижу объект на расстоянии, то имею в
виду, что уже или все еще удерживаю его, он находится в будущем или в прошлом
так же, как находится в пространстве 29 Возможно, будет сказано, что это - так
только для меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111