..
Однажды его призвал Палафокс и объявил, что познания Берана в языке
достаточны для того, чтобы начать образование в Институте, что он должен
незамедлительно стать учеником начальной ступени.
Беран вдруг почувствовал себя покинутым, брошенным... В доме
Палафокса он чувствовал себя в безопасности, хотя ему было и невесело -
что же будет в Институте?
Палафокс отпустил его, и через полчаса Фанчиэль уже проводил его к
большому квадратному зданию из туфа, проследил, как он зарегистрировался и
обосновался в комнате студенческого общежития. Затем Фанчиэль ушел, и с
тех пор Беран не видел ни его, ни Палафокса.
Так начался новый период жизни Берана на Брейкнессе. До сих пор за
его образованием следили домашние наставники-паониты. Никогда он не
принимал участия в традиционном паонитском процессе обучения, когда тысячи
детишек скандировали в унисон - младшие выкрикивали числа: "Ай! Шрай!
Вида! Мина! Нона! Дрона! Хиван! Импле!", старшие распевали эпические саги,
чем, в сущности, и ограничивалось все паонитское образование. Поэтому
Беран, пройди он через это, мог бы быть еще более поражен обычаями
Института. Здесь каждый юноша воспринимался как личность, как
индивидуальность, как одинокая звезда в безбрежности Космоса. Беран жил
сам по себе, обособленный от прочих во всем, что касалось рутины. Когда
возникала случайная общая беседа, то для того, чтобы ее поддержать,
необходимо было привнести в дискуссию новую и оригинальную идею. И чем
менее ортодоксальной она была, тем более яростно ее атаковали. Тот, кто
выдвинул идею, должен был ее защищать, не выходя, однако, из границ
логики. Если это ему удавалось, его престиж увеличивался. Если юноша
терпел поражение - его престиж существенно страдал.
Еще одна тема была популярна в студенческой среде - вопрос возраста и
смерти. Строго говоря, это была запретная тема - особенно в присутствии
Учителя - ибо на Брейкнессе никто не умирал от болезни или телесной
немощи. Магистры путешествовали по всей Вселенной, множество их погибало
насильственной смертью, несмотря на все средства защиты и удивительное
вооружение. Большее число их, однако, проживало свою жизнь на Брейкнессе,
не меняясь с годами - может быть, становясь лишь чуть более сухопарыми,
угловатыми и костистыми. Но Время неумолимо приближало Магистра к особому
статусу - Эмеритуса. Он становился все менее педантичным, более
эмоциональным, его эгоцентричность начинала брать верх над социальной
конформностью, учащались взрывы раздражения, гнева, и наконец, наступала
настоящая мания величия - после этого Эмеритус исчезал.
Беран, стеснительный, с недостаточно беглой речью, поначалу
удерживался от участия в диспутах. Совершенствуясь в языке, он понемногу
начал вступать в беседы, и, миновав неминуемый период поражений в
полемике, уже мог добиваться и успеха. Так впервые за все время своего
пребывания на Брейкнессе он испытал чувство удовлетворения.
Взаимоотношения между студентами носили формальный характер - не были
ни дружескими, ни враждебными. Юношей Брейкнесса весьма интересовала
проблема деторождения, причем во всех возможных аспектах. Беран, на Пао
усвоивший правила скромности, был вначале шокирован, но частые обсуждения
со временем лишили сей предмет сладости "запретного плода". Он узнал, что
престиж на Брейкнессе является результатом не только успехов в сфере
интеллектуальной, но определяется также количеством женщин в гареме,
числом сыновей, успешно прошедших тесты, степенью сходства их с родителем
(психического и умственного), а также их успехами. Некоторые Магистры по
этим показателям почитались особенно высоко, и чаще всего в связи с этим
упоминалось имя Лорда Палафокса.
Когда Берану пошел пятнадцатый год, репутация Лорда Палафокса стала
конкурировать с престижем Лорда Кароллена Вампелльта, Главного Магистра
Института. Беран не мог побороть чувства некоей причастности к Палафоксу и
потому гордился.
Через год-два после совершеннолетия юноше-студенту Института его
родитель обычно дарил первую девушку. Беран, достигнув этого возраста, был
юношей приятной наружности, - стройный, почти хрупкий. Волосы у него были
темно-каштановые, глаза - серые и широко распахнутые, слегка печальные. По
причине своего экзотического происхождения и врожденной застенчивости он
редко принимал участие в студенческих сборищах, и без того нечастых.
Наконец, Беран ощутил в крови волнение, предшествующее зрелости, и начал
подумывать о том, какую девушку получит он от Палафокса. Однажды он в
одиночестве брел в сторону космопорта. В тот день ожидалось прибытие
транспортного судна с Джорнела, и Беран, придя как раз тогда, когда от
борта находившегося на орбите корабля отделился лихтер, обнаружил, что в
порту царит полнейшая суета. Отдельно стояли бесстрастными шеренгами
женщины, чьи контракты закончились - с дочерьми и теми из мальчиков, кто
не прошел тесты. Возраст женщин колебался от двадцати пяти до тридцати
пяти лет. Теперь они возвратятся на родные планеты богатыми дамами, у
которых впереди вся жизнь.
Нос лихтера ткнулся в раздвижные двери, из него гурьбой высыпали
молодые женщины, оглядывая все вокруг с удивлением и подозрительностью,
покачиваясь и приплясывая под ударами ветра. В отличие от тех, первых, чьи
контракты завершились, эти были нервно возбуждены, они почти не скрывали
страха, не выказывали повиновения. Они подозрительно озирались - хотели
поскорее узнать, что это за мужчины, в наложницы которым они
предназначаются. Беран глядел на эту картину в изумлении.
Командир дежурного отряда отдал отрывистый приказ, группа
новоприбывших потянулась через все здание космопорта к столу регистрации.
Беран подходил все ближе, боком протискиваясь к одной из девушек. Она
взглянула на него глазами цвета моря, чуть зеленоватыми, но вдруг
отшатнулась. Беран шагнул к ней - и остолбенел. Эти женщины изумили его.
Было в их облике что-то смутно знакомое, словно ветер принес аромат -
приятный, но забытый, из давнего прошлого. Он услыхал их речь. Этот язык
он слишком хорошо знал.
Беран остановился рядом с девушкой. Она оглядела его враждебно.
- Ты - паонитка? - воскликнул Беран, пораженный. - Что делают
паонитские женщины здесь, на Брейкнессе?
- То же, что и все прочие...
- Но такого никогда раньше не было!
- Ты слишком мало знаешь о Пао, - с горечью сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Однажды его призвал Палафокс и объявил, что познания Берана в языке
достаточны для того, чтобы начать образование в Институте, что он должен
незамедлительно стать учеником начальной ступени.
Беран вдруг почувствовал себя покинутым, брошенным... В доме
Палафокса он чувствовал себя в безопасности, хотя ему было и невесело -
что же будет в Институте?
Палафокс отпустил его, и через полчаса Фанчиэль уже проводил его к
большому квадратному зданию из туфа, проследил, как он зарегистрировался и
обосновался в комнате студенческого общежития. Затем Фанчиэль ушел, и с
тех пор Беран не видел ни его, ни Палафокса.
Так начался новый период жизни Берана на Брейкнессе. До сих пор за
его образованием следили домашние наставники-паониты. Никогда он не
принимал участия в традиционном паонитском процессе обучения, когда тысячи
детишек скандировали в унисон - младшие выкрикивали числа: "Ай! Шрай!
Вида! Мина! Нона! Дрона! Хиван! Импле!", старшие распевали эпические саги,
чем, в сущности, и ограничивалось все паонитское образование. Поэтому
Беран, пройди он через это, мог бы быть еще более поражен обычаями
Института. Здесь каждый юноша воспринимался как личность, как
индивидуальность, как одинокая звезда в безбрежности Космоса. Беран жил
сам по себе, обособленный от прочих во всем, что касалось рутины. Когда
возникала случайная общая беседа, то для того, чтобы ее поддержать,
необходимо было привнести в дискуссию новую и оригинальную идею. И чем
менее ортодоксальной она была, тем более яростно ее атаковали. Тот, кто
выдвинул идею, должен был ее защищать, не выходя, однако, из границ
логики. Если это ему удавалось, его престиж увеличивался. Если юноша
терпел поражение - его престиж существенно страдал.
Еще одна тема была популярна в студенческой среде - вопрос возраста и
смерти. Строго говоря, это была запретная тема - особенно в присутствии
Учителя - ибо на Брейкнессе никто не умирал от болезни или телесной
немощи. Магистры путешествовали по всей Вселенной, множество их погибало
насильственной смертью, несмотря на все средства защиты и удивительное
вооружение. Большее число их, однако, проживало свою жизнь на Брейкнессе,
не меняясь с годами - может быть, становясь лишь чуть более сухопарыми,
угловатыми и костистыми. Но Время неумолимо приближало Магистра к особому
статусу - Эмеритуса. Он становился все менее педантичным, более
эмоциональным, его эгоцентричность начинала брать верх над социальной
конформностью, учащались взрывы раздражения, гнева, и наконец, наступала
настоящая мания величия - после этого Эмеритус исчезал.
Беран, стеснительный, с недостаточно беглой речью, поначалу
удерживался от участия в диспутах. Совершенствуясь в языке, он понемногу
начал вступать в беседы, и, миновав неминуемый период поражений в
полемике, уже мог добиваться и успеха. Так впервые за все время своего
пребывания на Брейкнессе он испытал чувство удовлетворения.
Взаимоотношения между студентами носили формальный характер - не были
ни дружескими, ни враждебными. Юношей Брейкнесса весьма интересовала
проблема деторождения, причем во всех возможных аспектах. Беран, на Пао
усвоивший правила скромности, был вначале шокирован, но частые обсуждения
со временем лишили сей предмет сладости "запретного плода". Он узнал, что
престиж на Брейкнессе является результатом не только успехов в сфере
интеллектуальной, но определяется также количеством женщин в гареме,
числом сыновей, успешно прошедших тесты, степенью сходства их с родителем
(психического и умственного), а также их успехами. Некоторые Магистры по
этим показателям почитались особенно высоко, и чаще всего в связи с этим
упоминалось имя Лорда Палафокса.
Когда Берану пошел пятнадцатый год, репутация Лорда Палафокса стала
конкурировать с престижем Лорда Кароллена Вампелльта, Главного Магистра
Института. Беран не мог побороть чувства некоей причастности к Палафоксу и
потому гордился.
Через год-два после совершеннолетия юноше-студенту Института его
родитель обычно дарил первую девушку. Беран, достигнув этого возраста, был
юношей приятной наружности, - стройный, почти хрупкий. Волосы у него были
темно-каштановые, глаза - серые и широко распахнутые, слегка печальные. По
причине своего экзотического происхождения и врожденной застенчивости он
редко принимал участие в студенческих сборищах, и без того нечастых.
Наконец, Беран ощутил в крови волнение, предшествующее зрелости, и начал
подумывать о том, какую девушку получит он от Палафокса. Однажды он в
одиночестве брел в сторону космопорта. В тот день ожидалось прибытие
транспортного судна с Джорнела, и Беран, придя как раз тогда, когда от
борта находившегося на орбите корабля отделился лихтер, обнаружил, что в
порту царит полнейшая суета. Отдельно стояли бесстрастными шеренгами
женщины, чьи контракты закончились - с дочерьми и теми из мальчиков, кто
не прошел тесты. Возраст женщин колебался от двадцати пяти до тридцати
пяти лет. Теперь они возвратятся на родные планеты богатыми дамами, у
которых впереди вся жизнь.
Нос лихтера ткнулся в раздвижные двери, из него гурьбой высыпали
молодые женщины, оглядывая все вокруг с удивлением и подозрительностью,
покачиваясь и приплясывая под ударами ветра. В отличие от тех, первых, чьи
контракты завершились, эти были нервно возбуждены, они почти не скрывали
страха, не выказывали повиновения. Они подозрительно озирались - хотели
поскорее узнать, что это за мужчины, в наложницы которым они
предназначаются. Беран глядел на эту картину в изумлении.
Командир дежурного отряда отдал отрывистый приказ, группа
новоприбывших потянулась через все здание космопорта к столу регистрации.
Беран подходил все ближе, боком протискиваясь к одной из девушек. Она
взглянула на него глазами цвета моря, чуть зеленоватыми, но вдруг
отшатнулась. Беран шагнул к ней - и остолбенел. Эти женщины изумили его.
Было в их облике что-то смутно знакомое, словно ветер принес аромат -
приятный, но забытый, из давнего прошлого. Он услыхал их речь. Этот язык
он слишком хорошо знал.
Беран остановился рядом с девушкой. Она оглядела его враждебно.
- Ты - паонитка? - воскликнул Беран, пораженный. - Что делают
паонитские женщины здесь, на Брейкнессе?
- То же, что и все прочие...
- Но такого никогда раньше не было!
- Ты слишком мало знаешь о Пао, - с горечью сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45