– И тогда он принялся дома грабить? – подсказал я.
– Похоже, что так. И всякое другое. Но я не сразу это сообразил.
– Выходит, у него были родственники в Мелторпе, которых он мог навещать?
– Он делал там кое-какую работу для семейства, с которым отец поначалу был связан.
– И по пути от них, направляясь в Лондон, – вмешалась миссис Дигвид, – он и вломился в дом вашей матушки. Выбрал он его по чистой случайности, – так он объяснил Джоуи – потому как обозлился, что его сердито отчитали, когда он денег просил.
– Это все моя няня, – сказал я. – Но, боюсь, и без меня тут не обошлось.
– Украл он всего лишь серебряную шкатулку для писем, – продолжала миссис Дигвид. – Внутри лежало письмо, которое, как он решил, ему пригодится. Сам он неграмотный, и никому, кроме родни, не доверял (впрочем, что он нам доверяет, тоже не скажу), и вынужден был ждать, пока спустя долгое время Салли не оказалась в его компании. Какие-то строчки, что она ему прочитала, привели его к юристу по имени Сансью: он, как стало ясно из письма, страшно домогался узнать, где живет ваша матушка.
– Понятно! – вскричал я. – Вот почему он нас разыскал. Мне раньше это и в голову не приходило.
Еще один кусочек мозаики дополнил цельную картину.
– Это и навлекло на гас все неприятности? – обеспокоенно спросила миссис Дигвид.
– Боюсь, что так, – ответил я. – Мистер Сансью таким образом нащупал путь к нашим врагам и по их подсказке обманом отнял у матушки все состояние.
Путаница наконец рассеивалась, однако многое еще продолжало меня озадачивать.
– Но если Барни попал в дом матушки случайно, вы с Джоуи наверняка оказались у нас позже не просто так?
– Я уже говорила вам, когда Джордж впервые вас к нам привез, – миссис Дигвид смотрела мне прямо в глаза, не отводя взгляда, – что в ваш дом я попала без всякого умысла, и это чистая правда. Пусть Джоуи тебе об этом расскажет.
Я покраснел, чувствуя в ее словах скрытый упрек. Миссис Дигвид я не мог не верить, хотя и продолжал недоумевать: неужели подобная случайность не была подстроена? И вдруг меня осенило:
– Все вышло не только из-за ошибки старого Сэмюела, который направил меня к Барни!
– Да, вы искали кого-нибудь из Дигвидов, вот он о нем и вспомнил, – согласилась миссис Дигвид. – Но мы вам не солгали – мы и вправду были знакомы с Избистером. Умолчали мы о том, что слышали, как Барни связался с ним и Палвертафтом. Они и Джоуи втянули в это занятие.
Миссис Дигвид содрогнулась.
Так вот почему Джоуи так много знал о кладбищах, когда мы спорили с ним в Мелторпе!
– Мы были чересчур доверчивы, мастер Джонни, – сказал мистер Дигвид. – Думали, они заняты обычным извозом. И не сразу смекнули, что к чему.
Теперь я твердо верил: Дигвиды делали мне только добро, однако меня все еще смущало то, что миссис Дигвид и Джоуи очутились в доме у матушки. А кроме того, каким образом вышло, что Джоуи привел меня к дому Дэниела Портьюса? И как быть с моими подозрениями насчет Барни – причастен ли он к убийству дедушки?
Видя, что супруги с головой ушли в разговор о детях, я со свечой поднялся наверх, устроился поудобнее на своей соломенной постели в углу и взялся изучать письмо. Печатка с изображением розы с четырьмя лепестками была мне хорошо знакома, и я знал теперь, откуда взялись эти темные пятна. Но на этот раз я подметил в надписи несообразность, ранее ускользавшую от моего внимания: «Адресат сего мой возлюбленный сын, а также тот, кто мне наследует. Джон Хаффам». Письмо могло быть адресовано не только Питеру Клоудиру как зятю моего дедушки и наследнику, или моей матери как наследнице по закону, но также и любому, кто стал бы его законным наследником, каким являлся теперь я. Сознавая, что в определенном смысле это письмо адресовано и мне, я развернул лист и снова начал перечитывать слова дедушки:
«Чаринг-Кросс,
5 мая 1811.
Обоснование права на имение Хафем
Титул, основанный на абсолютном праве собственности, принадлежащий Джеффри Хаффаму. Согласно утверждениям, был передан Джеймсом третьему лицу и принадлежит ныне сэру П. Момпессону. Предмет иска в канцлерском суде.
Кодицилл к завещанию Джеффри от 1768-го, противоправно утаенный неизвестной стороной после его смерти. Недавно возвращенный благодаря честности и стараниям мистера Джеф. Эскрита. Учреждает заповедное имущество в пользу моего отца и наследников обоего пола. Законность продажи имения X.? П. М. не лишен владения, однако располагает лишь правом, подчиненным резолютивному условию, в то время как абсолютное право – мое и наследников?»
На этом месте я в прошлый раз прервал чтение. Теперь же продолжал:
«Совсем недавно оповещен безукоризненно надежным источником: Джеффри X. составил второе, до сих пор неизвестное завещание, также злонамеренно сокрытое после его кончины. Лишил Джеймса права наследования в собственную пользу. Таким образом, продажа имения недействительна, титул собственности передаче не подлежит. При обнаружении завещания и восстановлении прав, мне и моим наследникам принадлежит безусловное право собственности. Осведомитель подтверждает: завещание утаивалось на протяжении тридцати лет сэром А., а ныне – сэром П. Виды на его возвращение.
Джон Хаффам.
Представить в канцлерский суд. Наследнику принять имя Хаффам».
Заключительные фразы – «Представить в канцлерский суд. Наследнику принять имя Хаффам» – очевидно, были приписаны другой рукой. Именно здесь лежал ключ к загадке, которую, поломав голову, мне, кажется, удалось разрешить. Эта приписка, безусловно, представляла собой что-то вроде aide-m?moire – краткий вывод из разговора между дедушкой и его новоиспеченным зятем относительно прав собственности на имение. Говорили они, надо думать, после того, как решились на розыгрыш и на побег молодоженов из дома. Дедушка изложил Питеру Клоудиру все юридические последствия, сопряженные с кодициллом, а также с похищенным завещанием. (Он знал о грозившей ему опасности и предполагал, что его могут убить.) Дедушка пояснил, какие действия следует предпринять, и потому, по моим догадкам, последние две фразы добавил к письму Питер Клоудир, которому поручалось, в случае невозможности этого для дедушки, вчинить судебный иск и принять – либо самому, либо будущему сыну – родовое имя семейства своей супруги. Теперь мне стал понятен и другой смысл надписи на послании: письмо в определенном смысле адресовалось и сыну Мэри и Питера Клоудиров, который должен был носить имя «Хаффам». Важным было и то, что aide-m?moire служил еще одним доказательством наличия завещания, о котором твердил мне мистер Ноллот: оно должно было быть передано дедушке Мартином Фортисквинсом в день заключения брачного союза, а позднее тем же вечером тайно вынесено из дома Питером Клоудиром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177