Здесь темноту немного рассеивал только свет газовой горелки за калильной сеткой; зная, что слуги спят на верхнем этаже дома, а семейство – на втором и третьем, я чувствовал себя в относительной безопасности. Черный ход вел прямо на задний двор, и мне ничего не оставалось, как только бежать через парадную дверь. Я потихоньку снял один засов, потом другой: еще немного – и я, казалось мне, буду на свободе.
Но тут внезапно краем глаза я увидел, как сбоку, совсем близко от меня, отворилась другая дверь, и в проеме показалась чья-то фигура.
– Так вот твоя благодарность? – проговорил дядюшка. – Тебя настроили против нас? – Он протянул руку и прибавил газ в горелке у нас над головами. От вспыхнувшего огня по лицу его заплясали тени. – Какая удача, что я заработался допоздна и услышал шорох.
– Неправда! – вскричал я, мгновенно осознав всю свою наивность. – Вы меня подстерегали. У вас в комнате было темно – иначе я бы заметил отсвет в щели под дверью. И вот почему вы не заперли меня на ключ!
Понимая, что усилия мои напрасны, я все же потянул парадную дверь на себя, однако она не подалась.
– Ключ у меня в кармане, – коротко бросил дядюшка.
В отчаянии я забарабанил по двери кулаками, крича:
– На помощь! Выпустите меня! Караул!
Дядюшка с бранью схватил меня. Поднятый мною шум перебудил весь дом. На лестнице послышались голоса, внесли свет, и я, лягая дядюшку по ногам, пронзительно завопил. Единственное, на что я надеялся, это вызвать сочувствие у кого-нибудь из слуг. Глянув вверх, я увидел на лестнице Эмму и тетушку, стоявших там в ночных одеяниях. За ними показалась Эллен – подумать только, когда-то в ее лице мне чудилась доброжелательность! – и молодая служанка, которую раньше я видел лишь мельком. Слуга Фрэнк явился с нижнего этажа полностью одетым и, с первого взгляда оценив ситуацию, бросился дядюшке на помощь.
– В чулан его! – скомандовал дядюшка Фрэнку, и оба они поволокли меня в глубь дома.
– Мерзкий негодник! – воскликнула Эмма. – После всего, что мы для тебя сделали!
– Не вини его, дорогая, – проговорил дядюшка. – Разве ты не видишь, что он за свои поступки не отвечает?
– Нет, это неправда. Я не сумасшедший, – кричал я, обращаясь к служанке, взиравшей на меня в ужасе. – Они хотят меня убить! Они подсыпают мне отраву! Умоляю вас – обратитесь к правосудию, расскажите там обо всем.
Меня без промедления впихнули в каморку возле дальнего коридора. При свете свечи, с которой кто-то стоял у двери, я успел только разглядеть, что внутри нет ни мебели, ни ковра, ни камина, зато железная решетка загораживает единственное окошко, смотревшее, очевидно, на задний двор. Дверь тут же захлопнулась, и я остался один, в холоде и мраке.
Итак, пытаясь бежать, я угодил в ловушку. Холод пронизывал меня до костей: сопротивляясь, я растерял одеяла, а постельные принадлежности отсутствовали, и мне предстояло провести всю ночь в одной рубашке с возможной опасностью для жизни. Я улегся на голые доски, стараясь сжаться в комочек и даже не помышляя о сне. Они стремятся меня убить. Но я не поддамся.
Когда едва-едва забрезжил рассвет, дверь отворилась и вошла Эмма в сопровождении Фрэнка, с едой и питьем. Не сводя с меня взгляда, в котором страх и отвращение странным образом мешались с жалостью, она поставила тарелки на пол.
– Я ничего не возьму в рот, пока вы сами не попробуете, – заявил я. – И пить буду только воду.
– Я надеюсь, что тебе станет лучше, – сказала Эмма, – и ты поймешь, насколько нелепы и несправедливы твои подозрения.
– Мне очень холодно, – добавил я.
– Отец говорит, что боится дать тебе одеяла и разжечь огонь.
С этими словами она вышла, а Фрэнк запер за ней дверь.
Часа через два – следить за временем сделалось трудно – Эмма вернулась вместе с отцом. При виде нетронутых еды и питья дядюшка заявил:
– Ты собрался себя уморить. И все из-за того, что тебя сбила с толку эта глупая и злобная тварь – твоя мать.
– Не смейте так говорить о моей матери! – закричал я.
– Думаю, тебе нужно узнать правду, – сурово проговорил дядюшка. – Именно на твоей матери лежит вина за все беды, которые постигли моего несчастного брата Питера. Она всячески стремилась заполучить власть над этим невинным слабоумным созданием.
– Замолчите! – воскликнул я. – Я не желаю слушать ваши выдумки!
Я попытался заткнуть уши, однако слова дядюшки продолжали проникать в мой слух:
– Она и ко мне примерялась, но со мной было не совладать. Поэтому закабалила вместо меня Питера – небу известно, каким легким это было делом при его-то невинности – и взяла над ним полную власть. Зачем ей это было нужно? Я частенько недоумевал: полагаю, она со своим папашей зарилась на долю богатства моего отца.
– Молчите!
– Мы рассказываем тебе это ради твоего же блага, Джон, – вмешалась Эмма. – Правда колет глаза, но ты должен ее знать.
Глядя на бледное лицо Эммы, которое все еще казалось мне красивым, я видел в нем одну лишь ненависть и не мог решить, верит ли она тому, что говорит. Если да, то что могло быть ужасней?
– Твоя мать и ее отец, – безжалостно продолжал дядюшка, – надеялись использовать моего брата в собственных целях, но перемудрили. Они свели его с ума, пытаясь настроить против родной семьи. Вот почему он ополчился против твоего дедушки и убил его.
– Я не верю, что он помешанный! – выкрикнул я. – Это злостная ложь. Мистер Эскрит сказал матушке, что отец говорил правду: ссора между ними на самом деле была розыгрышем.
– Сказал матушке, – с издевкой повторил дядюшка. – Предупреждаю: ты ни на грош не должен верить речам этой женщины. Мне известно одно: именно она толкнула Питера на убийство. Одному Богу известно, с какой целью. Впрочем, удивить она меня не может ничем. – Сощурившись, он окинул меня изучающим взглядом: – И вот что еще тебе следует знать. Не уверен, понятно ли тебе, что Фортисквинс… – Он умолк и, посмотрев на дочь, заключил: – Но подождем с этим.
– Нет, – возразила Эмма, и на лице ее мелькнуло торжество. – Расскажи ему обо всем.
И вот теперь я услышал нечто такое о матушке – а вернее, о моем отце, – чему не мог поверить и, однако, не мог выбросить из головы.
Не дослушав, я кинулся на дядюшку с кулаками, и он меня грубо отшвырнул. Лежа на полу, я заливался слезами гнева и отчаяния, а Эмма с отцом удалились со смехом.
Могло ли хоть что-то из этого быть правдой? При одной мысли о подобном земля уходила у меня из-под ног. Моя мать – обманщица? Лгунья? Или еще того хуже? Под маской внушающего доверие простодушия она скрывала глубоко порочную двуличную натуру? Верно, что она таила от меня сумму капитала, вложенного в роковую спекуляцию. Тайком от меня купила тот кусок вышивки. И позднее становилась все более замкнутой и подозрительной, хотя и, конечно же, под влиянием обстоятельств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
Но тут внезапно краем глаза я увидел, как сбоку, совсем близко от меня, отворилась другая дверь, и в проеме показалась чья-то фигура.
– Так вот твоя благодарность? – проговорил дядюшка. – Тебя настроили против нас? – Он протянул руку и прибавил газ в горелке у нас над головами. От вспыхнувшего огня по лицу его заплясали тени. – Какая удача, что я заработался допоздна и услышал шорох.
– Неправда! – вскричал я, мгновенно осознав всю свою наивность. – Вы меня подстерегали. У вас в комнате было темно – иначе я бы заметил отсвет в щели под дверью. И вот почему вы не заперли меня на ключ!
Понимая, что усилия мои напрасны, я все же потянул парадную дверь на себя, однако она не подалась.
– Ключ у меня в кармане, – коротко бросил дядюшка.
В отчаянии я забарабанил по двери кулаками, крича:
– На помощь! Выпустите меня! Караул!
Дядюшка с бранью схватил меня. Поднятый мною шум перебудил весь дом. На лестнице послышались голоса, внесли свет, и я, лягая дядюшку по ногам, пронзительно завопил. Единственное, на что я надеялся, это вызвать сочувствие у кого-нибудь из слуг. Глянув вверх, я увидел на лестнице Эмму и тетушку, стоявших там в ночных одеяниях. За ними показалась Эллен – подумать только, когда-то в ее лице мне чудилась доброжелательность! – и молодая служанка, которую раньше я видел лишь мельком. Слуга Фрэнк явился с нижнего этажа полностью одетым и, с первого взгляда оценив ситуацию, бросился дядюшке на помощь.
– В чулан его! – скомандовал дядюшка Фрэнку, и оба они поволокли меня в глубь дома.
– Мерзкий негодник! – воскликнула Эмма. – После всего, что мы для тебя сделали!
– Не вини его, дорогая, – проговорил дядюшка. – Разве ты не видишь, что он за свои поступки не отвечает?
– Нет, это неправда. Я не сумасшедший, – кричал я, обращаясь к служанке, взиравшей на меня в ужасе. – Они хотят меня убить! Они подсыпают мне отраву! Умоляю вас – обратитесь к правосудию, расскажите там обо всем.
Меня без промедления впихнули в каморку возле дальнего коридора. При свете свечи, с которой кто-то стоял у двери, я успел только разглядеть, что внутри нет ни мебели, ни ковра, ни камина, зато железная решетка загораживает единственное окошко, смотревшее, очевидно, на задний двор. Дверь тут же захлопнулась, и я остался один, в холоде и мраке.
Итак, пытаясь бежать, я угодил в ловушку. Холод пронизывал меня до костей: сопротивляясь, я растерял одеяла, а постельные принадлежности отсутствовали, и мне предстояло провести всю ночь в одной рубашке с возможной опасностью для жизни. Я улегся на голые доски, стараясь сжаться в комочек и даже не помышляя о сне. Они стремятся меня убить. Но я не поддамся.
Когда едва-едва забрезжил рассвет, дверь отворилась и вошла Эмма в сопровождении Фрэнка, с едой и питьем. Не сводя с меня взгляда, в котором страх и отвращение странным образом мешались с жалостью, она поставила тарелки на пол.
– Я ничего не возьму в рот, пока вы сами не попробуете, – заявил я. – И пить буду только воду.
– Я надеюсь, что тебе станет лучше, – сказала Эмма, – и ты поймешь, насколько нелепы и несправедливы твои подозрения.
– Мне очень холодно, – добавил я.
– Отец говорит, что боится дать тебе одеяла и разжечь огонь.
С этими словами она вышла, а Фрэнк запер за ней дверь.
Часа через два – следить за временем сделалось трудно – Эмма вернулась вместе с отцом. При виде нетронутых еды и питья дядюшка заявил:
– Ты собрался себя уморить. И все из-за того, что тебя сбила с толку эта глупая и злобная тварь – твоя мать.
– Не смейте так говорить о моей матери! – закричал я.
– Думаю, тебе нужно узнать правду, – сурово проговорил дядюшка. – Именно на твоей матери лежит вина за все беды, которые постигли моего несчастного брата Питера. Она всячески стремилась заполучить власть над этим невинным слабоумным созданием.
– Замолчите! – воскликнул я. – Я не желаю слушать ваши выдумки!
Я попытался заткнуть уши, однако слова дядюшки продолжали проникать в мой слух:
– Она и ко мне примерялась, но со мной было не совладать. Поэтому закабалила вместо меня Питера – небу известно, каким легким это было делом при его-то невинности – и взяла над ним полную власть. Зачем ей это было нужно? Я частенько недоумевал: полагаю, она со своим папашей зарилась на долю богатства моего отца.
– Молчите!
– Мы рассказываем тебе это ради твоего же блага, Джон, – вмешалась Эмма. – Правда колет глаза, но ты должен ее знать.
Глядя на бледное лицо Эммы, которое все еще казалось мне красивым, я видел в нем одну лишь ненависть и не мог решить, верит ли она тому, что говорит. Если да, то что могло быть ужасней?
– Твоя мать и ее отец, – безжалостно продолжал дядюшка, – надеялись использовать моего брата в собственных целях, но перемудрили. Они свели его с ума, пытаясь настроить против родной семьи. Вот почему он ополчился против твоего дедушки и убил его.
– Я не верю, что он помешанный! – выкрикнул я. – Это злостная ложь. Мистер Эскрит сказал матушке, что отец говорил правду: ссора между ними на самом деле была розыгрышем.
– Сказал матушке, – с издевкой повторил дядюшка. – Предупреждаю: ты ни на грош не должен верить речам этой женщины. Мне известно одно: именно она толкнула Питера на убийство. Одному Богу известно, с какой целью. Впрочем, удивить она меня не может ничем. – Сощурившись, он окинул меня изучающим взглядом: – И вот что еще тебе следует знать. Не уверен, понятно ли тебе, что Фортисквинс… – Он умолк и, посмотрев на дочь, заключил: – Но подождем с этим.
– Нет, – возразила Эмма, и на лице ее мелькнуло торжество. – Расскажи ему обо всем.
И вот теперь я услышал нечто такое о матушке – а вернее, о моем отце, – чему не мог поверить и, однако, не мог выбросить из головы.
Не дослушав, я кинулся на дядюшку с кулаками, и он меня грубо отшвырнул. Лежа на полу, я заливался слезами гнева и отчаяния, а Эмма с отцом удалились со смехом.
Могло ли хоть что-то из этого быть правдой? При одной мысли о подобном земля уходила у меня из-под ног. Моя мать – обманщица? Лгунья? Или еще того хуже? Под маской внушающего доверие простодушия она скрывала глубоко порочную двуличную натуру? Верно, что она таила от меня сумму капитала, вложенного в роковую спекуляцию. Тайком от меня купила тот кусок вышивки. И позднее становилась все более замкнутой и подозрительной, хотя и, конечно же, под влиянием обстоятельств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177