И хотя профессор повидал в своей жизни немало трупов, он почувствовал, что ему становится дурно. Этот мертвец не был похож на других, у этого он сам отнял жизнь, хотя и не своими руками.
— Да, — сказал он тихо. — Это Кисев. Бывший полицейский…
— Бывший полицейский и настоящий убийца! — сказала девушка с какой-то жестокой ненавистью, которая никак не подходила к ее тонкому лицу. — Платный агент гестапо.
И, увидев расстроенное лицо Урумова, добавила:
— Не надо его жалеть. На его совести самое малое двадцать убийств… Рано или поздно он все равно попал бы к нам в руки.
Профессор Урумов, член Ученого совета Софийского университета, вернулся домой почти в беспамятстве. И всю ночь не мог заснуть. Но это была тогда его единственная и последняя бессонная ночь. После этого мрачный образ Кисева словно бы провалился в какую-то черную дыру, куда Урумов никогда не заглядывал.
5
В ночь накануне собрания хуже всех спала Ангелина. Ей приснился очень плохой сон. Будто бы лежит она дома в своей постели и вдруг откуда-то является покойная невестка и начинает за ноги стаскивать ее с кровати… Ангелина с ужасом смотрела на ее белое, как гашеная известь, лицо, и вдруг ей стало ясно, куда та ее тянет — в ад. Но ей удалось уцепиться за железную кроватную ножку, хотя в действительности она спала на деревянной кровати. И все же Наталия, вероятно, осилила бы ее, если бы в самый опасный момент у Ангелины не хватило бы благоразумия проснуться. Дрожащая, вся в поту, она больше так и не смогла уснуть. Ночь была очень светлая, и ей все казалось, что вот-вот рассветет, хотя не было еще никаких предвестников утра — ни звона трамваев, ни сухого посверкиванья проводов. Потом она поняла, что этот ночной свет — всего-навсего отражение свежевыпавшего снега, так что ей пришлось несколько часов поворочаться в постели, пока на самом деле не рассвело.
Все еще вялая и даже немного испуганная Ангелина без всякого удовольствия подошла к гардеробу. Японское кимоно надевать не хотелось — холодно. И кто знает, может, это покойница мстит ей за свои туалеты. И все же, не удержавшись, она натянула на себя черные брюки из китайского шелка. Потом, поколебавшись, надела выношенный зеленый свитер из самых старых, связанных ею еще в девичестве во время войны. В этом наряде она, все еще охваченная дурными предчувствиями, побродила по комнатам и, наконец не выдержав, разбудила сына. Сашо молча встал, оделся, но, выйдя в холл, с удивлением воззрился на часы.
— Зачем ты меня таи рано разбудила? — спросил он сердито.
— У тебя ведь сегодня собрание.
— Так собрание же будет только в конце дня, дубовая твоя башка! — вскипел он.
— Нужно же тебе подготовиться.
— Чего мне готовиться? Собрание как собрание.
— Ничего подобного! — озабоченно ответила мать. — Говорят, Михаил попал в немилость и его хотят отправить на пенсию.
Только теперь Сашо обернулся и внимательно посмотрел на мать.
— Кто это тебе сказал?
Ангелина попыталась вывернуться, словно пойманная за хвост кошка, но в конце концов призналась — Евгения Логофетова. Сашо помрачнел. Эта старая сова, у которой на почти облысевшей голове осталось только несколько яично-желтых кудряшек, целыми днями таскалась по разным кумушкам и порой в самом деле кое до чего докапывалась.
— Где ты ее видела?
— Вчера явилась сюда выспрашивать. Но разве мне о чем-нибудь рассказывают!
— А я-то думаю, что это у нас в холле вчера так воняло! — проворчал он недовольно.
Сашо не шутил — вчера вечером в холле действительно невыносимо пахло очень тяжелыми духами. А во всем городе только Евгения Логофетова еще употребляла эти ужасные старорежимные духи.
— Ты мне скажи, это верно? — спросила мать.
Но Сашо не слышал ее, с отвращением представляя себе, как горбатая Логофетка возбужденно бегает по комнате на своих тонких утиных ножках. Даже в этом возрасте ее зеленые глаза горели ясным пламенем. Про нее говорили, что стоит ей где-нибудь появиться, как непременно случится беда, пусть даже небольшая — споткнется человек, уронит сумку со свежими яйцами. А туда, где были маленькие дети, ее вообще не пускали под предлогом, что в доме больные. Логофетка боялась болезней, как ведьма петухов.
— Ответишь ты мне наконец или нет? — взорвалась мать. — Почему ты молчишь?
— Трепотня! — с презрением ответил Сашо. — Конечно, дядя немолод и вполне может уйти на пенсию. Но все остальное она выдумала, мерзавка! — И он с отвращением прибавил: — Немилость, скажешь тоже!
Ангелину этот ответ явно не удовлетворил.
— Не нравится мне все это. До сих пор никого из Урумовых не выгоняли на пенсию. Хотя среди них бывали и верховные судьи.
Придя на работу, Сашо сначала не заметил ничего особенного. Все шло, как обычно, никто не упоминал о предстоящем проклятом собрании. И все-таки что-то происходило. Вскоре Сашо почувствовал, что коллеги — все без исключения — просто избегают глядеть ему в глаза. Да, избегают, как будто чувствуют себя виноватыми перед ним, не перед ним — он что, вернее, перед его дядей. Сашо очень хотелось забежать к нему в кабинет, но не пойдешь же без дела к директору института. На его счастье, незадолго до обеда академик сам вызвал его к себе. Сашо почти бегом кинулся к кабинету, но перед дверью остановился, осмотрел свой белый халат и лишь тогда вошел. Дядя сидел на своем месте совершенно спокойный, даже, как показалось Сашо, в хорошем настроении. Здесь, в кабинете, он словно и не был его дядей, а только директором. Академик даже угостил его какими-то дорогими шоколадными конфетами, которые наверное, держал для зарубежных гостей. И лишь когда старик заговорил, молодой человек понял, что ничего. не изменилось, дядя по-прежнему оставался дядей.
— Я рассказал тебе про Аврамова, — начал он. — Несмотря ни на что, для меня он остается ученым самого высокого ранга. Сейчас Аврамов готовится продолжать свою работу. Там есть кое-что, чего, по-моему, американцы не заметили. Это очень перспективно.
«И что ему вздумалось рассказывать мне об этой ерунде накануне таких событий», — подумал Сашо.
— Буду очень рад, если это ему удастся, — с легкой досадой пробормотал он.
Но дядя это заметил:
— Ты недооцениваешь его, мой мальчик. Глупо в наивно недооцениваешь. Ты мог бы больше доверять моему мнению.
— Но какое мне до него дело? Пусть занимается, чем хочет. Удастся ему, всем пойдет на пользу.
— Какое дело? Он предлагает тебе продолжать эту работу вместе с ним.
— Как так вместе? — удивленно спросил молодой человек.
— Просто вместе. На общих основаниях, как работают обычно научные коллективы. Хотя он старший научный сотрудник, а ты всего лишь самый обычный дерьмовый ассистент! — Дядя усмехнулся.
Нашел время шутить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
— Да, — сказал он тихо. — Это Кисев. Бывший полицейский…
— Бывший полицейский и настоящий убийца! — сказала девушка с какой-то жестокой ненавистью, которая никак не подходила к ее тонкому лицу. — Платный агент гестапо.
И, увидев расстроенное лицо Урумова, добавила:
— Не надо его жалеть. На его совести самое малое двадцать убийств… Рано или поздно он все равно попал бы к нам в руки.
Профессор Урумов, член Ученого совета Софийского университета, вернулся домой почти в беспамятстве. И всю ночь не мог заснуть. Но это была тогда его единственная и последняя бессонная ночь. После этого мрачный образ Кисева словно бы провалился в какую-то черную дыру, куда Урумов никогда не заглядывал.
5
В ночь накануне собрания хуже всех спала Ангелина. Ей приснился очень плохой сон. Будто бы лежит она дома в своей постели и вдруг откуда-то является покойная невестка и начинает за ноги стаскивать ее с кровати… Ангелина с ужасом смотрела на ее белое, как гашеная известь, лицо, и вдруг ей стало ясно, куда та ее тянет — в ад. Но ей удалось уцепиться за железную кроватную ножку, хотя в действительности она спала на деревянной кровати. И все же Наталия, вероятно, осилила бы ее, если бы в самый опасный момент у Ангелины не хватило бы благоразумия проснуться. Дрожащая, вся в поту, она больше так и не смогла уснуть. Ночь была очень светлая, и ей все казалось, что вот-вот рассветет, хотя не было еще никаких предвестников утра — ни звона трамваев, ни сухого посверкиванья проводов. Потом она поняла, что этот ночной свет — всего-навсего отражение свежевыпавшего снега, так что ей пришлось несколько часов поворочаться в постели, пока на самом деле не рассвело.
Все еще вялая и даже немного испуганная Ангелина без всякого удовольствия подошла к гардеробу. Японское кимоно надевать не хотелось — холодно. И кто знает, может, это покойница мстит ей за свои туалеты. И все же, не удержавшись, она натянула на себя черные брюки из китайского шелка. Потом, поколебавшись, надела выношенный зеленый свитер из самых старых, связанных ею еще в девичестве во время войны. В этом наряде она, все еще охваченная дурными предчувствиями, побродила по комнатам и, наконец не выдержав, разбудила сына. Сашо молча встал, оделся, но, выйдя в холл, с удивлением воззрился на часы.
— Зачем ты меня таи рано разбудила? — спросил он сердито.
— У тебя ведь сегодня собрание.
— Так собрание же будет только в конце дня, дубовая твоя башка! — вскипел он.
— Нужно же тебе подготовиться.
— Чего мне готовиться? Собрание как собрание.
— Ничего подобного! — озабоченно ответила мать. — Говорят, Михаил попал в немилость и его хотят отправить на пенсию.
Только теперь Сашо обернулся и внимательно посмотрел на мать.
— Кто это тебе сказал?
Ангелина попыталась вывернуться, словно пойманная за хвост кошка, но в конце концов призналась — Евгения Логофетова. Сашо помрачнел. Эта старая сова, у которой на почти облысевшей голове осталось только несколько яично-желтых кудряшек, целыми днями таскалась по разным кумушкам и порой в самом деле кое до чего докапывалась.
— Где ты ее видела?
— Вчера явилась сюда выспрашивать. Но разве мне о чем-нибудь рассказывают!
— А я-то думаю, что это у нас в холле вчера так воняло! — проворчал он недовольно.
Сашо не шутил — вчера вечером в холле действительно невыносимо пахло очень тяжелыми духами. А во всем городе только Евгения Логофетова еще употребляла эти ужасные старорежимные духи.
— Ты мне скажи, это верно? — спросила мать.
Но Сашо не слышал ее, с отвращением представляя себе, как горбатая Логофетка возбужденно бегает по комнате на своих тонких утиных ножках. Даже в этом возрасте ее зеленые глаза горели ясным пламенем. Про нее говорили, что стоит ей где-нибудь появиться, как непременно случится беда, пусть даже небольшая — споткнется человек, уронит сумку со свежими яйцами. А туда, где были маленькие дети, ее вообще не пускали под предлогом, что в доме больные. Логофетка боялась болезней, как ведьма петухов.
— Ответишь ты мне наконец или нет? — взорвалась мать. — Почему ты молчишь?
— Трепотня! — с презрением ответил Сашо. — Конечно, дядя немолод и вполне может уйти на пенсию. Но все остальное она выдумала, мерзавка! — И он с отвращением прибавил: — Немилость, скажешь тоже!
Ангелину этот ответ явно не удовлетворил.
— Не нравится мне все это. До сих пор никого из Урумовых не выгоняли на пенсию. Хотя среди них бывали и верховные судьи.
Придя на работу, Сашо сначала не заметил ничего особенного. Все шло, как обычно, никто не упоминал о предстоящем проклятом собрании. И все-таки что-то происходило. Вскоре Сашо почувствовал, что коллеги — все без исключения — просто избегают глядеть ему в глаза. Да, избегают, как будто чувствуют себя виноватыми перед ним, не перед ним — он что, вернее, перед его дядей. Сашо очень хотелось забежать к нему в кабинет, но не пойдешь же без дела к директору института. На его счастье, незадолго до обеда академик сам вызвал его к себе. Сашо почти бегом кинулся к кабинету, но перед дверью остановился, осмотрел свой белый халат и лишь тогда вошел. Дядя сидел на своем месте совершенно спокойный, даже, как показалось Сашо, в хорошем настроении. Здесь, в кабинете, он словно и не был его дядей, а только директором. Академик даже угостил его какими-то дорогими шоколадными конфетами, которые наверное, держал для зарубежных гостей. И лишь когда старик заговорил, молодой человек понял, что ничего. не изменилось, дядя по-прежнему оставался дядей.
— Я рассказал тебе про Аврамова, — начал он. — Несмотря ни на что, для меня он остается ученым самого высокого ранга. Сейчас Аврамов готовится продолжать свою работу. Там есть кое-что, чего, по-моему, американцы не заметили. Это очень перспективно.
«И что ему вздумалось рассказывать мне об этой ерунде накануне таких событий», — подумал Сашо.
— Буду очень рад, если это ему удастся, — с легкой досадой пробормотал он.
Но дядя это заметил:
— Ты недооцениваешь его, мой мальчик. Глупо в наивно недооцениваешь. Ты мог бы больше доверять моему мнению.
— Но какое мне до него дело? Пусть занимается, чем хочет. Удастся ему, всем пойдет на пользу.
— Какое дело? Он предлагает тебе продолжать эту работу вместе с ним.
— Как так вместе? — удивленно спросил молодой человек.
— Просто вместе. На общих основаниях, как работают обычно научные коллективы. Хотя он старший научный сотрудник, а ты всего лишь самый обычный дерьмовый ассистент! — Дядя усмехнулся.
Нашел время шутить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120