Перед мысленным взором возникла дверь в кладовую в той, второй, комнате – как она медленно открывается, как к нему тянется яркий шелковый рукав, как голос шепчет: Это легко, Дух… это легко. Oн подумал: Большое спасибо. Мне что-то не хочется слушать музыку из этой кладовки. Уж лучше пойти в какой-нибудь дешевенький стриптиз-бар на Бурбон-стрит… или в музей Роберта Рипли… куда угодно, только не в клуб, где играют любовники мертвого Эшли Равентона.
Но когда Дух открыл глаза, он обнаружил, что Стив проявляет какой-то патологический интерес. Должно быть, его зацепила фраза насчет самых крепких напитков во всем Французском квартале.
– Звучит заманчиво, – сказал он. – Я бы сходил посмотрел. Всяко лучше, чем просто сидеть и ждать. – Он повернулся к Духу. – Ты как, не хочешь сходить?
Если это поможет Стиву… или слегка отвлечет его от мыслей об Энн… или хотя бы послужит ему оправданием, чтобы напиться до синих чертей… Да и что может случиться в клубе? Любовники Эшли уж точно не вспорхнут со сцены и не налетят на Духа, хлопая своими шелками и шепча: Это легко… Им со Стивом нечего опасаться среди толпы.
– Давай сходим. – Дух очень надеялся, что его голос звучит уверенно, хотя сам он не чувствовал никакой уверенности.
– Ну вот и славно, – сказал Аркадий. Уже выходя из комнаты, он указал на кровать, где были разбросаны марлевые бинты. – Ее надо перебинтовать, – обратился он к Стиву. – Достаточно туго, чтобы она не потеряла слишком много крови, но и достаточно свободно, чтобы вышел… предмет нашего беспокойства.
Стив поморщился. Аркадий вышел из комнаты под шелест развевающегося плаща.
Дух пару секунд постоял, сжимая плечо Стива. Потом тоже вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, оставив Стива наедине с Энн.
Сначала она просто плыла по течению.
Легкие были как будто забиты ватой, в горле жгло, как бывает, когда принимаешь какое-нибудь едкое лекарство. Она была совершенно без сил. Не могла даже открыть глаза. Такое впечатление, как будто на веки насыпали песку. Она соскользнула обратно в сон и поплыла по течению. Впадинки под коленями и затылок превратились в теплую воду. Плоть растворилась и стекла с костей. А потом она стала различать образы.
Образы слишком живые и яркие, чтобы это были картины из снов. Ее сны всегда были черно-белыми и представляли собой вереницу отдельных и четких кадров, как в фильмах Феллини. А эти образы были цветными – агрессивно цветными. Поначалу она пыталась сопротивляться и не смотреть. Она пыталась проснуться. Но потом она поняла, что лучше сдаться, потому что, когда она сопротивлялась, картины как бы набухали у нее в сознании, и от этого жутко болела голова.
Она видела тонкое лицо отца, которое странно светилось в полумраке гостиной, дома в Потерянной Миле. Он сидел в своем кресле, на полу были разбросаны газеты, на подлокотнике кресла стояла пустая кружка из-под кофе. Энн попыталась позвать его, но даже если он ее и услышал, он не подал виду.
Она видела хэллоуинский фонарь из тыквы, оранжевый огонек в ночи, который раскачивался взад-вперед, как будто в руке у какого-то призрачного существа. Пламенеющая ухмылка разрезала тыквенную голову пополам, и внутри расцвела роза из пенных пузырьков, которая увяла и ссохлась буквально за считанные секунды.
Она видела лицо незнакомой девушки с черными глазами, скрытыми под густой челкой. Потом глаза у девушки закатились – ее белки отливали серебряным, – а ее рот раскрылся неимоверно широко, и на подбородок вытекла струйка крови, разбавленная виски.
Она видела беспорядочный лабиринт улиц, расстеленных перед ней, словно утыканная огоньками карта. Неоновый свет дрожал и рябил: красный, зеленый и золотой.
По улицам ходили толпы детей, одетых во все черное. Проклепанные пояса и браслеты с шипами, серьги в виде серебряных черепов со скрещенными костями, по пять – семь дырочек в ухе, волосы выкрашены во все цвета радуги, навороченные прически. Она видела бледные лица с кровоточащими шрамами алой помады. Густо подведенные черным глаза. И повсюду среди этих тонких и хрупких детей были вампиры, безнадежно старомодные, как персонажи немого кино. Закутанные до самых глаз в черные шелковые плащи, они отшатывались в притворном ужасе от серебряных серег и кулонов в виде крестов и распятий. Среди этих бледных детей в их претенциозных траурных нарядах вампиры казались совсем не страшными – они были бы похожи на плохих актеров в дешевеньком гриме, если бы не глаза. У них у всех были ярко-зеленые глаза, горящие нездешним, почти ядовитым огнем.
Когда последний из образов растаял в темноте, Энн поняла, что кто-то к ней прикасается. Задирает ей юбку, спускает колготы до середины бедер. Она узнала его прикосновения… она бы узнала его даже и через десять лет… Грубоватый, но пытающийся быть нежным… яростный и отчаянный, но пытающийся быть бережным и ласковым.
Стив. Сначала она хотела сбросить его руки, но не нашла в себе силы, чтобы хотя бы пошевелиться. Так что она просто лежала, пока он снимал с нее трусики. Трусы-то грязные, – подумала она. А потом: Ну и что?! Это же Стив. Он меня нюхал во всех местах. И тут наконец где-то в самых глубинах сознания мелькнул огонек понимания, что происходит, и она беззвучно закричала: Стив?!
Он не позволил себе раздвинуть ей ноги, чтобы посмотреть. Но ему и не нужно было смотреть. Он и так знал это теплое местечко между ее гладких бедер, знал его ароматный запах и его резкий вкус, знал, каково это – соскользнуть в ее влажное тепло. Наверное, он извращенец, но даже теперь у него встало, яростно и болезненно. Может быть, это все потому, что ты не был с девушкой уже два месяца, – прошептал ехидный бесенок у него в голове. – Целых два месяца не прикасался к девушке… пусть даже и в бессознательном состоянии.
Он знал, что, если он будет смотреть на нее слишком долго, он захочет ее. Даже такую – совершенно бесчувственную. Да, это будет так просто: войти в нее сейчас. Это будет, как возвращение домой. Но что, если странное существо у нее внутри протянет свою крошечную ручонку и схватит его изнутри? Что, если оно вопьется в него зубами?
Эрекция разом прошла.
Стив запустил одну руку под бедра Энн – он заметил, что она похудела; раньше ее ягодицы были такими восхитительно круглыми, а теперь от них почти ничего не осталось, – слегка приподнял и принялся аккуратно обматывать ее бинтами. Между молочно-бледными бедрами, внахлест по предательской щелке, вокруг тонкой талии и обратно вниз.
Спасет ли такая повязка от смертельной потери крови, когда начнет действовать ядовитое снадобье? Он не знал. Но Аркадий сказал, что ее нужно перебинтовать, а Дух доверял Аркадию, потому что здесь больше некому было доверять… а раз Дух доверял ему, то и Стив тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Но когда Дух открыл глаза, он обнаружил, что Стив проявляет какой-то патологический интерес. Должно быть, его зацепила фраза насчет самых крепких напитков во всем Французском квартале.
– Звучит заманчиво, – сказал он. – Я бы сходил посмотрел. Всяко лучше, чем просто сидеть и ждать. – Он повернулся к Духу. – Ты как, не хочешь сходить?
Если это поможет Стиву… или слегка отвлечет его от мыслей об Энн… или хотя бы послужит ему оправданием, чтобы напиться до синих чертей… Да и что может случиться в клубе? Любовники Эшли уж точно не вспорхнут со сцены и не налетят на Духа, хлопая своими шелками и шепча: Это легко… Им со Стивом нечего опасаться среди толпы.
– Давай сходим. – Дух очень надеялся, что его голос звучит уверенно, хотя сам он не чувствовал никакой уверенности.
– Ну вот и славно, – сказал Аркадий. Уже выходя из комнаты, он указал на кровать, где были разбросаны марлевые бинты. – Ее надо перебинтовать, – обратился он к Стиву. – Достаточно туго, чтобы она не потеряла слишком много крови, но и достаточно свободно, чтобы вышел… предмет нашего беспокойства.
Стив поморщился. Аркадий вышел из комнаты под шелест развевающегося плаща.
Дух пару секунд постоял, сжимая плечо Стива. Потом тоже вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, оставив Стива наедине с Энн.
Сначала она просто плыла по течению.
Легкие были как будто забиты ватой, в горле жгло, как бывает, когда принимаешь какое-нибудь едкое лекарство. Она была совершенно без сил. Не могла даже открыть глаза. Такое впечатление, как будто на веки насыпали песку. Она соскользнула обратно в сон и поплыла по течению. Впадинки под коленями и затылок превратились в теплую воду. Плоть растворилась и стекла с костей. А потом она стала различать образы.
Образы слишком живые и яркие, чтобы это были картины из снов. Ее сны всегда были черно-белыми и представляли собой вереницу отдельных и четких кадров, как в фильмах Феллини. А эти образы были цветными – агрессивно цветными. Поначалу она пыталась сопротивляться и не смотреть. Она пыталась проснуться. Но потом она поняла, что лучше сдаться, потому что, когда она сопротивлялась, картины как бы набухали у нее в сознании, и от этого жутко болела голова.
Она видела тонкое лицо отца, которое странно светилось в полумраке гостиной, дома в Потерянной Миле. Он сидел в своем кресле, на полу были разбросаны газеты, на подлокотнике кресла стояла пустая кружка из-под кофе. Энн попыталась позвать его, но даже если он ее и услышал, он не подал виду.
Она видела хэллоуинский фонарь из тыквы, оранжевый огонек в ночи, который раскачивался взад-вперед, как будто в руке у какого-то призрачного существа. Пламенеющая ухмылка разрезала тыквенную голову пополам, и внутри расцвела роза из пенных пузырьков, которая увяла и ссохлась буквально за считанные секунды.
Она видела лицо незнакомой девушки с черными глазами, скрытыми под густой челкой. Потом глаза у девушки закатились – ее белки отливали серебряным, – а ее рот раскрылся неимоверно широко, и на подбородок вытекла струйка крови, разбавленная виски.
Она видела беспорядочный лабиринт улиц, расстеленных перед ней, словно утыканная огоньками карта. Неоновый свет дрожал и рябил: красный, зеленый и золотой.
По улицам ходили толпы детей, одетых во все черное. Проклепанные пояса и браслеты с шипами, серьги в виде серебряных черепов со скрещенными костями, по пять – семь дырочек в ухе, волосы выкрашены во все цвета радуги, навороченные прически. Она видела бледные лица с кровоточащими шрамами алой помады. Густо подведенные черным глаза. И повсюду среди этих тонких и хрупких детей были вампиры, безнадежно старомодные, как персонажи немого кино. Закутанные до самых глаз в черные шелковые плащи, они отшатывались в притворном ужасе от серебряных серег и кулонов в виде крестов и распятий. Среди этих бледных детей в их претенциозных траурных нарядах вампиры казались совсем не страшными – они были бы похожи на плохих актеров в дешевеньком гриме, если бы не глаза. У них у всех были ярко-зеленые глаза, горящие нездешним, почти ядовитым огнем.
Когда последний из образов растаял в темноте, Энн поняла, что кто-то к ней прикасается. Задирает ей юбку, спускает колготы до середины бедер. Она узнала его прикосновения… она бы узнала его даже и через десять лет… Грубоватый, но пытающийся быть нежным… яростный и отчаянный, но пытающийся быть бережным и ласковым.
Стив. Сначала она хотела сбросить его руки, но не нашла в себе силы, чтобы хотя бы пошевелиться. Так что она просто лежала, пока он снимал с нее трусики. Трусы-то грязные, – подумала она. А потом: Ну и что?! Это же Стив. Он меня нюхал во всех местах. И тут наконец где-то в самых глубинах сознания мелькнул огонек понимания, что происходит, и она беззвучно закричала: Стив?!
Он не позволил себе раздвинуть ей ноги, чтобы посмотреть. Но ему и не нужно было смотреть. Он и так знал это теплое местечко между ее гладких бедер, знал его ароматный запах и его резкий вкус, знал, каково это – соскользнуть в ее влажное тепло. Наверное, он извращенец, но даже теперь у него встало, яростно и болезненно. Может быть, это все потому, что ты не был с девушкой уже два месяца, – прошептал ехидный бесенок у него в голове. – Целых два месяца не прикасался к девушке… пусть даже и в бессознательном состоянии.
Он знал, что, если он будет смотреть на нее слишком долго, он захочет ее. Даже такую – совершенно бесчувственную. Да, это будет так просто: войти в нее сейчас. Это будет, как возвращение домой. Но что, если странное существо у нее внутри протянет свою крошечную ручонку и схватит его изнутри? Что, если оно вопьется в него зубами?
Эрекция разом прошла.
Стив запустил одну руку под бедра Энн – он заметил, что она похудела; раньше ее ягодицы были такими восхитительно круглыми, а теперь от них почти ничего не осталось, – слегка приподнял и принялся аккуратно обматывать ее бинтами. Между молочно-бледными бедрами, внахлест по предательской щелке, вокруг тонкой талии и обратно вниз.
Спасет ли такая повязка от смертельной потери крови, когда начнет действовать ядовитое снадобье? Он не знал. Но Аркадий сказал, что ее нужно перебинтовать, а Дух доверял Аркадию, потому что здесь больше некому было доверять… а раз Дух доверял ему, то и Стив тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107