глаза горят голодным огнем. Закричав от страха, я полезла выше. Трудно представить себе смерть страшнее, чем от клыков этих адских созданий.
Тут появился Хеннесси и замахнулся на собак плеткой.
- Слезай, - приказал он. Я покачала головой.
- Вначале пристрели меня, а потом скармливай своим псам.
- Они тебя не съедят, - с довольной улыбкой проговорил Хеннесси. - Они научены загонять добычу, а не есть ее. Слезай оттуда, стерва.
Хеннесси бросил собакам дохлого кролика, припасенного в седельной сумке, и собаки разорвали его в одно мгновение. Мне с трудом верилось, что меня они бы не тронули.
- Слезай, - еще раз позвал Хеннесси. Вцепившись в грубую шершавую кору, я изо всех сил затрясла головой. Я боялась его. Он убьет меня, я знала, что он убьет меня или искалечит, как Исаака.
Хеннесси спешился и подошел к дереву. Очень спокойно он поставил ногу на нижнюю ветку, покачался, проверив ее на прочность, и полез выше. Некоторые ветви обламывались под его тяжестью, но он как-то умудрялся не падать. Он приближался медленно, но неумолимо. Дальше я залезть уже не могла.
Я посмотрела вниз, на его обращенное кверху лицо. Глаза его блестели от возбуждения, он ухмылялся, в уголках рта собралась слюна, совсем как у собак. Он протянул руку и ухватился меня за колено. Я попробовала лягнуть его, но он прочно держал мою ногу. Он потащил меня вниз. Я чувствовала, что медленно, но верно сползаю, и вскоре мы оба тяжело упали на сухую землю под деревом. Он схватил меня молча, зажав огромной ручищей рот, чтобы приглушить мои вопли. Вначале я решила, что он хочет изнасиловать меня, чтобы отпраздновать успешное предприятие, но позже увидела, что в глазах его горела не похоть, а самая настоящая ненависть. Он опустил руку и, когда я снова завопила, ударил меня всерьез. Я провалилась в ночь, и только вкус крови во рту говорил, что я еще жива.
- Стерва, проклятая стерва, - шипел он, поднимая меня на ноги.
Меня качало.
- Почему… ты… не убил… - бормотала я заплетающимся языком.
- Ты удивилась, увидев меня? Мне не пришлось ехать в Хендерсон. Нашелся сосед, готовый продать мне мула. Удача, ничего не скажешь. У тебя не было времени, чтобы уйти далеко. Залезай на лошадь.
- Я…
- Залезай!
Он сгреб меня в охапку и забросил на седло, затем вскарабкался сам и свистом подозвал собак, которые, утолив голод, смотрели на меня уже не так кровожадно.
Дорога назад оказалась на удивление короткой, а ведь мне казалось, что я успела пройти миль сто. На ферму мы приехали, когда почти стемнело. Только здесь, во дворе, я почувствовала, что такое настоящий страх, от которого липким потом покрывается тело. Я знала, что он не оставит мой поступок безнаказанным. Он мог бы избить меня до смерти в лесу, но он этого не сделал. Значит, он готовил что-нибудь похуже.
Хеннесси приказал испуганным рабам развести во дворе костер. Они поспешили выполнить приказание: принесли несколько вязанок хвороста и немного дров. Вскоре в самом сердце поселения запылал высокий костер, осветивший шаткие строения розоватым светом, и длинные уродливые тени легли вокруг построек. Сердце мое бешено забилось. Я в немом отчаянии озиралась вокруг, но Хеннесси стоял рядом и, заметив мой отчаянный взгляд, положил мне на плечо тяжелую руку.
Затем он одним движением сорвал с меня ветхое платье. Меня затрясло. Хеннесси громко приказал всем рабам выйти и смотреть. Вскоре нас окружила стена темных тел.
От стыда я опустила голову, хотя в лицах рабов не было ни осуждения, ни интереса - только жалость и скорбь. Хеннесси связал мне руки и заставил опуститься на колени.
- Прошу вас, - повторяла я, - прошу вас меня отпустить, я больше никогда не попытаюсь убежать, клянусь.
Губы его сжались.
- Ты должна называть меня «господин». Скажи, приказываю. Скажи: «Простите, господин». Скажи, будь ты проклята!
Сжав мою шею огромными ручищами, он стал душить меня, и чем меньше оставалось во мне жизни, тем ближе наклонялось ко мне его злобное лицо. Он все повторял:
- Скажи, или, клянусь, я убью тебя прямо здесь и сейчас.
- Я… Мне жаль, - выдавила я.
- Господин! - ревел он.
Перед моим помутившимся взором все поплыло. Море черных лиц казалось мне одной страшной ухмылкой, ухмылкой самого сатаны. Лицо моего мучителя разрослось до неимоверных размеров, приобрело чудовищные, гротескные очертания - воплощенное зло. Затем на меня навалилась чернота. Я поняла, что умираю.
- Господин, - прохрипела я.
Он отпустил меня, и я упала на землю, жадно глотая воздух. Возле костра суетились какие-то люди. Через некоторое время Хеннесси схватил меня за волосы и притянул голову к коленям.
- Держите ее кто-нибудь, - рявкнул он. - Вы, Айра и Джесс, хватайте за руки.
Они закинули мне руки за голову. Я обернулась, чтобы посмотреть, что происходит, и увидела, как Хеннесси вытаскивает из огня раскаленный докрасна кусок железа. Он нес его ко мне.
Я закричала так громко, будто от одного лишь крика душа моя унесется из тела. Я продолжала кричать, когда услышала шипение и почувствовала запах паленого мяса. А потом пришла боль, боль заполнила меня всю, закружила, понесла и бросила в спасительное забвение.
Я очнулась от страшной боли, будто раскаленное железо все еще жгло меня. Я попыталась заговорить, но слов не было, заплакать, но не было слез. Я открыла глаза. Марта Хеннесси стояла надо мной, сжимая в руках стакан.
- Выпейте, - ласково предложила она. - Это смягчит боль.
Марта и худая седая негритянка, старушка Анна, помогли мне сесть. Я выпила немного бренди и только тогда осознала, что лежу на соломенном тюфяке в каморке у Анны. Лицо Марты еще раз качнулось передо мной. Она опустилась подле меня на колени. В глазах ее не было ненависти - одна лишь безысходность.
- Вы уже несколько дней, как болеете, - сказала мне она. - У вас была лихорадка. Мы думали, вы умираете.
Анна дотронулась до повязки у меня на спине. Я застонала и вцепилась в руку Марты.
- Мы должны перебинтовать рану. Пожалуйста, потерпите. Он… он не должен был этого делать. Он не имел права. Вы ведь даже не…
Марта понизила голос, и я заметила, что Анна перестала работать, прислушиваясь.
- … вы даже не негритянка, - шепотом закончила Марта. - Он не человек, он мразь. Он взбесился, когда обнаружил, что вы сбежали. Он чуть не убил меня. Думал, что я вам помогла. Боже, прости мне мои прегрешения. Бог да простит всех нас и поможет нам всем.
Марта опустила голову и заплакала.
Я отвернулась. Ноша моей собственной беды была так велика, что я не могла сострадать чужому несчастью.
- Я должна была предвидеть все, когда выходила за него замуж, - надломленным голосом сказала Марта. - Он был упрямым и вспыльчивым, но я думала, что он романтик. Он работал на ферме моего отца. Мы были людьми обеспеченными, даже богатыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Тут появился Хеннесси и замахнулся на собак плеткой.
- Слезай, - приказал он. Я покачала головой.
- Вначале пристрели меня, а потом скармливай своим псам.
- Они тебя не съедят, - с довольной улыбкой проговорил Хеннесси. - Они научены загонять добычу, а не есть ее. Слезай оттуда, стерва.
Хеннесси бросил собакам дохлого кролика, припасенного в седельной сумке, и собаки разорвали его в одно мгновение. Мне с трудом верилось, что меня они бы не тронули.
- Слезай, - еще раз позвал Хеннесси. Вцепившись в грубую шершавую кору, я изо всех сил затрясла головой. Я боялась его. Он убьет меня, я знала, что он убьет меня или искалечит, как Исаака.
Хеннесси спешился и подошел к дереву. Очень спокойно он поставил ногу на нижнюю ветку, покачался, проверив ее на прочность, и полез выше. Некоторые ветви обламывались под его тяжестью, но он как-то умудрялся не падать. Он приближался медленно, но неумолимо. Дальше я залезть уже не могла.
Я посмотрела вниз, на его обращенное кверху лицо. Глаза его блестели от возбуждения, он ухмылялся, в уголках рта собралась слюна, совсем как у собак. Он протянул руку и ухватился меня за колено. Я попробовала лягнуть его, но он прочно держал мою ногу. Он потащил меня вниз. Я чувствовала, что медленно, но верно сползаю, и вскоре мы оба тяжело упали на сухую землю под деревом. Он схватил меня молча, зажав огромной ручищей рот, чтобы приглушить мои вопли. Вначале я решила, что он хочет изнасиловать меня, чтобы отпраздновать успешное предприятие, но позже увидела, что в глазах его горела не похоть, а самая настоящая ненависть. Он опустил руку и, когда я снова завопила, ударил меня всерьез. Я провалилась в ночь, и только вкус крови во рту говорил, что я еще жива.
- Стерва, проклятая стерва, - шипел он, поднимая меня на ноги.
Меня качало.
- Почему… ты… не убил… - бормотала я заплетающимся языком.
- Ты удивилась, увидев меня? Мне не пришлось ехать в Хендерсон. Нашелся сосед, готовый продать мне мула. Удача, ничего не скажешь. У тебя не было времени, чтобы уйти далеко. Залезай на лошадь.
- Я…
- Залезай!
Он сгреб меня в охапку и забросил на седло, затем вскарабкался сам и свистом подозвал собак, которые, утолив голод, смотрели на меня уже не так кровожадно.
Дорога назад оказалась на удивление короткой, а ведь мне казалось, что я успела пройти миль сто. На ферму мы приехали, когда почти стемнело. Только здесь, во дворе, я почувствовала, что такое настоящий страх, от которого липким потом покрывается тело. Я знала, что он не оставит мой поступок безнаказанным. Он мог бы избить меня до смерти в лесу, но он этого не сделал. Значит, он готовил что-нибудь похуже.
Хеннесси приказал испуганным рабам развести во дворе костер. Они поспешили выполнить приказание: принесли несколько вязанок хвороста и немного дров. Вскоре в самом сердце поселения запылал высокий костер, осветивший шаткие строения розоватым светом, и длинные уродливые тени легли вокруг построек. Сердце мое бешено забилось. Я в немом отчаянии озиралась вокруг, но Хеннесси стоял рядом и, заметив мой отчаянный взгляд, положил мне на плечо тяжелую руку.
Затем он одним движением сорвал с меня ветхое платье. Меня затрясло. Хеннесси громко приказал всем рабам выйти и смотреть. Вскоре нас окружила стена темных тел.
От стыда я опустила голову, хотя в лицах рабов не было ни осуждения, ни интереса - только жалость и скорбь. Хеннесси связал мне руки и заставил опуститься на колени.
- Прошу вас, - повторяла я, - прошу вас меня отпустить, я больше никогда не попытаюсь убежать, клянусь.
Губы его сжались.
- Ты должна называть меня «господин». Скажи, приказываю. Скажи: «Простите, господин». Скажи, будь ты проклята!
Сжав мою шею огромными ручищами, он стал душить меня, и чем меньше оставалось во мне жизни, тем ближе наклонялось ко мне его злобное лицо. Он все повторял:
- Скажи, или, клянусь, я убью тебя прямо здесь и сейчас.
- Я… Мне жаль, - выдавила я.
- Господин! - ревел он.
Перед моим помутившимся взором все поплыло. Море черных лиц казалось мне одной страшной ухмылкой, ухмылкой самого сатаны. Лицо моего мучителя разрослось до неимоверных размеров, приобрело чудовищные, гротескные очертания - воплощенное зло. Затем на меня навалилась чернота. Я поняла, что умираю.
- Господин, - прохрипела я.
Он отпустил меня, и я упала на землю, жадно глотая воздух. Возле костра суетились какие-то люди. Через некоторое время Хеннесси схватил меня за волосы и притянул голову к коленям.
- Держите ее кто-нибудь, - рявкнул он. - Вы, Айра и Джесс, хватайте за руки.
Они закинули мне руки за голову. Я обернулась, чтобы посмотреть, что происходит, и увидела, как Хеннесси вытаскивает из огня раскаленный докрасна кусок железа. Он нес его ко мне.
Я закричала так громко, будто от одного лишь крика душа моя унесется из тела. Я продолжала кричать, когда услышала шипение и почувствовала запах паленого мяса. А потом пришла боль, боль заполнила меня всю, закружила, понесла и бросила в спасительное забвение.
Я очнулась от страшной боли, будто раскаленное железо все еще жгло меня. Я попыталась заговорить, но слов не было, заплакать, но не было слез. Я открыла глаза. Марта Хеннесси стояла надо мной, сжимая в руках стакан.
- Выпейте, - ласково предложила она. - Это смягчит боль.
Марта и худая седая негритянка, старушка Анна, помогли мне сесть. Я выпила немного бренди и только тогда осознала, что лежу на соломенном тюфяке в каморке у Анны. Лицо Марты еще раз качнулось передо мной. Она опустилась подле меня на колени. В глазах ее не было ненависти - одна лишь безысходность.
- Вы уже несколько дней, как болеете, - сказала мне она. - У вас была лихорадка. Мы думали, вы умираете.
Анна дотронулась до повязки у меня на спине. Я застонала и вцепилась в руку Марты.
- Мы должны перебинтовать рану. Пожалуйста, потерпите. Он… он не должен был этого делать. Он не имел права. Вы ведь даже не…
Марта понизила голос, и я заметила, что Анна перестала работать, прислушиваясь.
- … вы даже не негритянка, - шепотом закончила Марта. - Он не человек, он мразь. Он взбесился, когда обнаружил, что вы сбежали. Он чуть не убил меня. Думал, что я вам помогла. Боже, прости мне мои прегрешения. Бог да простит всех нас и поможет нам всем.
Марта опустила голову и заплакала.
Я отвернулась. Ноша моей собственной беды была так велика, что я не могла сострадать чужому несчастью.
- Я должна была предвидеть все, когда выходила за него замуж, - надломленным голосом сказала Марта. - Он был упрямым и вспыльчивым, но я думала, что он романтик. Он работал на ферме моего отца. Мы были людьми обеспеченными, даже богатыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135