Однако Жан, как и другие каперы, решил не бросать прибыльного, но ставшего нелегальным ремесла. Используя Луизиану как базовый порт, Жан и Пьер стали пиратами; Доминик, вернувшийся из Франции, вошел в семейное дело.
Пираты не должны были сдавать львиную долю награбленного, как это делали каперы, в казну, не платили налогов, вместо этого они сбывали товары оптовым торговцам в Новом Орлеане. Американские пошлины на импорт и эмбарго на судовладение, введенные в 1807 году, взвинтили цены на рынках. Пираты-контрабандисты, которых расплодилось к тому времени немало, вскоре поняли, что рынок практически пуст и у них готовы с руками оторвать любой товар. Стихийная конкуренция между пиратами заставляла сбрасывать цены, и вскоре для всех контрабандистов стало очевидно: необходима защита от стихийности.
- Например, - пояснил Доминик, - какой-то желторотый юнец решил податься в пираты. Он добывает себе судно, нападает на большой торговый корабль и вдоволь хлебает лиха, если он, конечно, не настолько глуп, чтобы захлебнуться в нем. В итоге теряют все: торговцы, пират и общество. Безнадега!
- Пусть ему даже удается захватить корабль, и тогда что? - вступил в разговор Пьер. - Где он продаст товар? У него нет нужных связей. Он хочет сбыть рулон шелка, а торговец предлагает ему доллар за все, добавляя при этом, что берет товар только в качестве одолжения.
- Значит, если у вас много товаров, вы можете диктовать свои требования? - спросила я.
- Вы чертовски быстро все схватываете, - гордо сказал Доминик. - Из нее выйдет неплохая пиратка, а, Пьер?
- Так что вы сделали? Дальше что было?
- Мы разработали «Пиратскую конвенцию». Это случилось шесть лет назад, помнишь, Пьер? Прямо здесь, на этом острове. Мы встретились на Гранд-Терре: Винсент Гэмби, Рене и Чигизола - Отрезанный Нос. Винсент и Чигизола каждый мнили себя умнее других, каждый хотел стать здесь императором, и ради этого они готовы были пожертвовать всеми, им было наплевать, сколько прольется крови и перережут глоток, ублюдки проклятые. А организации, как вы понимаете, нужен только один вожак.
- Конечно, - согласилась я, с нетерпением ожидая продолжения истории.
- Ну что же, вы можете себе представить, как все было, - медленно проговорил Доминик, несомненно, польщенный тем, что оказался в центре внимания. - Вот мы все стоим, у каждого шпага наизготове и кинжал в зубах, здесь, на песчаном пятачке, словно в ожидании второго пришествия. И в определенном смысле так и было. На роль мессии претендовали четверо: Рене, Отрезанный Нос, Винсент и Жан. Пьер и я были вне игры, поскольку оба мы признавали, что Жан смышленее нас, да и работать для Гэмби или Чигизолы никто из нас не стал бы. Ладно, не важно. Рене Белуш всех бы устроил, беда лишь, что ему нравилось моряцкое дело да женщины куда больше, чем деловые расчеты и управление. Винсент стремился быть первым из-за жадности, а Отрезанный Нос мнил себя настоящим королем Баратарии. Мы знали, что и тот, и другой станут нас обдирать и водить за нос, но понимали и то, что эти люди, чтобы достигнуть своей цели, не остановятся перед убийством. К счастью, они ненавидели друг друга, потому что, если бы они смогли сыграть командой, у нас не осталось бы ни шанса.
Началась канитель. Жан сидел посреди всей этой канители спокойный-преспокойный. Как сейчас помню его улыбочку. Сидит себе, весь в кружевах, разряженный, будто только что с бала. Кое-кто его почти не знал, кое-кто смотрел на него как на слабака. Но Жан не старался никого привлечь, только наблюдал за дракой. Часть парней встали за Чигизолу, кто-то за Гэмби, да только Жану не было до них дела.
Двое суток спорили и ругались. Мы все устали до предела, и тут, когда сил уже ни у кого не было, Жан поднялся с места и спокойным, тихим голосом, прозвучавшим в наступившей тишине внушительнее пушечной канонады, сказал: «Джентльмены - он всегда называл их джентльменами, - джентльмены, вы напрасно тратите время, простите за резкость». Тут, конечно, прокатился ропот, мол, с чего вдруг юнец вздумал их учить. «Вы собрались, чтобы выбрать главу нашей организации, - продолжал Жан, - а вместо этого вы мечетесь между вором в законе, который будет обирать вас до нитки - я имею в виду Гэмби, - и отъявленным подлецом и мошенником, который использует вас, а потом выбросит на съедение волкам, - это я об Отрезанном Носе».
А потом он сказал им, что если они решили учредить Конвенцию ради прибылей, то искать следует человека с мозгами. Он рассказал ребятам, что бы сделал, будь он главным: как устроил бы склады для товаров, как организовал бы торговлю, какую бы ввел систему распределения и какую долю с прибыли имел бы каждый. А самое главное, как он собирается сделать, чтобы никому из нас не грозила тюрьма. Надо сказать, ребятам понравилась его речь. Впервые за двое суток оратор был выслушан до конца в тишине. Чувствовалось, как стрелка склоняется в пользу Жана, но оставались двое, которым это было совсем не по нраву.
Ребята радовались, как дети, особенно услышав, что их сделают вдвое богаче. И тогда Гэмби подошел к Жану и, ударив по плечу, заявил, что все, что Жан говорил, здорово и что он, Гэмби, готов ему помогать чем может. Отличный жест, не так ли? Но в другой руке Винсент прятал нож, который никто не заметил, Винсент всегда носил нож в рукаве, на всякий случай, и затем, в мгновение ока, никто даже ничего не понял, Жан отбросил его, приставив к груди Гэмби его же собственное оружие.
Доминик видел, как увлек меня его рассказ и, довольно посмеиваясь, продолжал:
«Месье Гэмби, - сказал тогда Жан, - я всегда восхищался вами как пиратом, но вы не оставили мне выбора». Жан чуть надавил на лезвие, и Винсент заскулил как дитя, и стал оправдываться, будто вовсе не хотел убивать Жана, а всего лишь решил его проверить.
«И каков ваш вердикт, сударь?» - спросил Жан с нажимом в голосе. Тишина стояла мертвая. Винсент Гэмби сказал, что да, Жан прошел испытание. Тогда Жан отдал ему нож и повернулся к нему спиной, чтобы показать, что доверяет ему. Вот этим он на самом деле всех и взял. Жан вытащил шпагу и, обращаясь к ребятам, спросил: «Может, еще кто-нибудь из вас хочет проверить меня на прочность?»
В ответ - ни звука.
«Очень хорошо, - сказал Жан. - Я согласен вести для вас дело. Я один из вас, джентльмены. Тот, кто обманет меня, введет в заблуждение нас всех. Тот, кто стоит у меня поперек дороги, предает и вас тоже. Тот, кто убьет меня, разрушит организацию, вернет вас к тому, с чего вы начинали - снова превратит вас в крикливых и бестолковых чаек. Это ясно».
Всем было все ясно.
«Тогда чего вы ждете? Давайте отпразднуем событие!» - И он закатил им такой праздник, что слышно было в Новом Орлеане.
- Вот, - вздохнул Доминик, - и вся история Лафитов.
- Чудесная история, - прошептала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Пираты не должны были сдавать львиную долю награбленного, как это делали каперы, в казну, не платили налогов, вместо этого они сбывали товары оптовым торговцам в Новом Орлеане. Американские пошлины на импорт и эмбарго на судовладение, введенные в 1807 году, взвинтили цены на рынках. Пираты-контрабандисты, которых расплодилось к тому времени немало, вскоре поняли, что рынок практически пуст и у них готовы с руками оторвать любой товар. Стихийная конкуренция между пиратами заставляла сбрасывать цены, и вскоре для всех контрабандистов стало очевидно: необходима защита от стихийности.
- Например, - пояснил Доминик, - какой-то желторотый юнец решил податься в пираты. Он добывает себе судно, нападает на большой торговый корабль и вдоволь хлебает лиха, если он, конечно, не настолько глуп, чтобы захлебнуться в нем. В итоге теряют все: торговцы, пират и общество. Безнадега!
- Пусть ему даже удается захватить корабль, и тогда что? - вступил в разговор Пьер. - Где он продаст товар? У него нет нужных связей. Он хочет сбыть рулон шелка, а торговец предлагает ему доллар за все, добавляя при этом, что берет товар только в качестве одолжения.
- Значит, если у вас много товаров, вы можете диктовать свои требования? - спросила я.
- Вы чертовски быстро все схватываете, - гордо сказал Доминик. - Из нее выйдет неплохая пиратка, а, Пьер?
- Так что вы сделали? Дальше что было?
- Мы разработали «Пиратскую конвенцию». Это случилось шесть лет назад, помнишь, Пьер? Прямо здесь, на этом острове. Мы встретились на Гранд-Терре: Винсент Гэмби, Рене и Чигизола - Отрезанный Нос. Винсент и Чигизола каждый мнили себя умнее других, каждый хотел стать здесь императором, и ради этого они готовы были пожертвовать всеми, им было наплевать, сколько прольется крови и перережут глоток, ублюдки проклятые. А организации, как вы понимаете, нужен только один вожак.
- Конечно, - согласилась я, с нетерпением ожидая продолжения истории.
- Ну что же, вы можете себе представить, как все было, - медленно проговорил Доминик, несомненно, польщенный тем, что оказался в центре внимания. - Вот мы все стоим, у каждого шпага наизготове и кинжал в зубах, здесь, на песчаном пятачке, словно в ожидании второго пришествия. И в определенном смысле так и было. На роль мессии претендовали четверо: Рене, Отрезанный Нос, Винсент и Жан. Пьер и я были вне игры, поскольку оба мы признавали, что Жан смышленее нас, да и работать для Гэмби или Чигизолы никто из нас не стал бы. Ладно, не важно. Рене Белуш всех бы устроил, беда лишь, что ему нравилось моряцкое дело да женщины куда больше, чем деловые расчеты и управление. Винсент стремился быть первым из-за жадности, а Отрезанный Нос мнил себя настоящим королем Баратарии. Мы знали, что и тот, и другой станут нас обдирать и водить за нос, но понимали и то, что эти люди, чтобы достигнуть своей цели, не остановятся перед убийством. К счастью, они ненавидели друг друга, потому что, если бы они смогли сыграть командой, у нас не осталось бы ни шанса.
Началась канитель. Жан сидел посреди всей этой канители спокойный-преспокойный. Как сейчас помню его улыбочку. Сидит себе, весь в кружевах, разряженный, будто только что с бала. Кое-кто его почти не знал, кое-кто смотрел на него как на слабака. Но Жан не старался никого привлечь, только наблюдал за дракой. Часть парней встали за Чигизолу, кто-то за Гэмби, да только Жану не было до них дела.
Двое суток спорили и ругались. Мы все устали до предела, и тут, когда сил уже ни у кого не было, Жан поднялся с места и спокойным, тихим голосом, прозвучавшим в наступившей тишине внушительнее пушечной канонады, сказал: «Джентльмены - он всегда называл их джентльменами, - джентльмены, вы напрасно тратите время, простите за резкость». Тут, конечно, прокатился ропот, мол, с чего вдруг юнец вздумал их учить. «Вы собрались, чтобы выбрать главу нашей организации, - продолжал Жан, - а вместо этого вы мечетесь между вором в законе, который будет обирать вас до нитки - я имею в виду Гэмби, - и отъявленным подлецом и мошенником, который использует вас, а потом выбросит на съедение волкам, - это я об Отрезанном Носе».
А потом он сказал им, что если они решили учредить Конвенцию ради прибылей, то искать следует человека с мозгами. Он рассказал ребятам, что бы сделал, будь он главным: как устроил бы склады для товаров, как организовал бы торговлю, какую бы ввел систему распределения и какую долю с прибыли имел бы каждый. А самое главное, как он собирается сделать, чтобы никому из нас не грозила тюрьма. Надо сказать, ребятам понравилась его речь. Впервые за двое суток оратор был выслушан до конца в тишине. Чувствовалось, как стрелка склоняется в пользу Жана, но оставались двое, которым это было совсем не по нраву.
Ребята радовались, как дети, особенно услышав, что их сделают вдвое богаче. И тогда Гэмби подошел к Жану и, ударив по плечу, заявил, что все, что Жан говорил, здорово и что он, Гэмби, готов ему помогать чем может. Отличный жест, не так ли? Но в другой руке Винсент прятал нож, который никто не заметил, Винсент всегда носил нож в рукаве, на всякий случай, и затем, в мгновение ока, никто даже ничего не понял, Жан отбросил его, приставив к груди Гэмби его же собственное оружие.
Доминик видел, как увлек меня его рассказ и, довольно посмеиваясь, продолжал:
«Месье Гэмби, - сказал тогда Жан, - я всегда восхищался вами как пиратом, но вы не оставили мне выбора». Жан чуть надавил на лезвие, и Винсент заскулил как дитя, и стал оправдываться, будто вовсе не хотел убивать Жана, а всего лишь решил его проверить.
«И каков ваш вердикт, сударь?» - спросил Жан с нажимом в голосе. Тишина стояла мертвая. Винсент Гэмби сказал, что да, Жан прошел испытание. Тогда Жан отдал ему нож и повернулся к нему спиной, чтобы показать, что доверяет ему. Вот этим он на самом деле всех и взял. Жан вытащил шпагу и, обращаясь к ребятам, спросил: «Может, еще кто-нибудь из вас хочет проверить меня на прочность?»
В ответ - ни звука.
«Очень хорошо, - сказал Жан. - Я согласен вести для вас дело. Я один из вас, джентльмены. Тот, кто обманет меня, введет в заблуждение нас всех. Тот, кто стоит у меня поперек дороги, предает и вас тоже. Тот, кто убьет меня, разрушит организацию, вернет вас к тому, с чего вы начинали - снова превратит вас в крикливых и бестолковых чаек. Это ясно».
Всем было все ясно.
«Тогда чего вы ждете? Давайте отпразднуем событие!» - И он закатил им такой праздник, что слышно было в Новом Орлеане.
- Вот, - вздохнул Доминик, - и вся история Лафитов.
- Чудесная история, - прошептала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135