Говорю тебе это ради твоей же безопасности.
– Я Джосса не боюсь и никогда не боялся.
– Возможно. А что, если он боится тебя?
Джем промолчал, потом вдруг наклонился ближе, разглядывая ее лицо, и коснулся царапины, которая шла ото лба к подбородку.
– Кто это сделал? – резко спросил он, переводя взгляд от царапины к кровоподтеку на щеке.
Немного поколебавшись, она ответила:
– Этот "подарок" я получила в сочельник.
По тому, как сверкнули его глаза, было ясно, что Джем все понял; он знал о том вечере, и именно это привело его теперь в "Ямайку".
– Ты была с ним там на берегу? – прошептал он.
Она кивнула, глядя на него испытующе и боясь произнести лишнее слово.
Он вслух выругался, рванулся вперед и разбил кулаком окно, не обращая внимания на звон стекла и кровь, хлынувшую из раненой руки. Мэри опомниться не успела, как он оказался рядом с ней в комнате. Подхватив Мэри на руки, Джем положил ее на кровать. С трудом отыскав в темноте свечу, он зажег ее и, опустившись на колени подле постели, посветил ей в лицо. Он осторожно провел пальцами по ссадинам и, когда она поморщилась от боли, резко вдохнул воздух и снова выругался.
– Я мог бы не допустить этого, – произнес он и, загасив свечу, сел на постель возле нее, взял на мгновение ее руку, крепко сжал и отпустил.
– Господь Всемогущий, почему ты поехала с ними? – спросил он.
– Они напились до бесчувствия и вряд ли соображали, что делают. В их руках я оказалась беспомощной, как ребенок. Их была целая дюжина или больше, а дядя… он всем верховодил, он да еще разносчик. Но если ты сам все знаешь, к чему спрашивать меня? Не заставляй меня вспоминать весь этот ужас.
– Они тебя били?
– Вот синяки, ссадины – сам видишь. Я попыталась убежать и сильно ободрала себе бок. Они, конечно, поймали меня. На берегу связали по рукам и ногам, а рот заткнули мешковиной. Я видела, как в тумане шел к берегу корабль. Но что я могла сделать одна, да еще в такую бурю. И я лежала связанная и смотрела, как гибнут люди.
Голос ее задрожал, и она умолкла, повернувшись на бок и закрыв лицо руками. Он даже не пошевелился – сидел молча рядом с ней на постели, такой далекий, погруженный в неведомые мысли. Мэри почувствовала себя еще более одинокой, чем прежде.
– Значит, мой брат хуже всех обращался с тобой? – спросил он.
Мэри устало вздохнула. Что толку было теперь говорить об этом.
– Я тебе уже сказала, что он был пьян, – повторила она. – Ты, верно, лучше меня знаешь, на что он способен в таком состоянии.
– Да, знаю. – Немного помолчав, Джем вновь взял ее за руку. – За это он поплатится жизнью, – произнес он.
– Его смерть не вернет убитых им людей.
– Сейчас я думаю не о них.
– Если ты думаешь обо мне, не растрачивай понапрасну свое сострадание.
Я сама отомщу за себя. По крайней мере, одному я научилась: полагаться только на себя.
– При всей их храбрости, женщины – существа слабые, Мэри. Тебе лучше держаться от этого подальше. Это – моя забота.
Она ему не ответила; ее намерения его не касались.
– Что ты намерена делать? – спросил он.
– Еще не решила, – соврала Мэри.
– Ежели он собирается уехать завтра, у тебя мало времени для раздумий, – заметил Джем.
– Дядя полагает, что я поеду с ним и тетей Пейшнс.
– А что ты?
– Посмотрим, как все повернется завтра.
Какие бы чувства она ни испытывала к Джему, поставить под удар свои планы она не могла. Он все еще был загадкой для нее, а главное – законопреступником. Но тут она вдруг поняла, что, выдав дядю, она тем самым предаст и его.
– Если я попрошу кое о чем, обещаешь ли ты выполнить мою просьбу? – спросила она.
Он впервые улыбнулся, иронично и снисходительно, как в Лонстоне, и она вновь потянулась к нему, радуясь этой перемене.
– Смотря что, – ответил он.
– Я хочу, чтобы ты уехал отсюда.
– А я сейчас и уеду.
– Нет, я имею в виду из этих мест, подальше от "Ямайки". Хочу, чтобы ты обещал, что не вернешься сюда. Я сумею защитить себя от твоего брата.
Отныне он мне не страшен. Не приходи сюда завтра. Пожалуйста, обещай, что уедешь.
– Что у тебя на уме?
– Это тебя не касается, но может причинить тебе неприятности. Большего я сказать не могу. О, если бы только ты доверял мне!
– Доверять тебе? Боже милостивый, конечно же, я доверяю тебе. Это ты не хочешь мне поверить, дурочка ты эдакая. – Он беззвучно рассмеялся и, наклонившись, обнял и поцеловал ее так, как в Лонстоне, только более решительно, с отчаянием и горечью. – Ладно, играй свою игру и предоставь мне играть мою, – сказал он. – Коли тебе охота изображать парня, не могу тебе помешать, но ради твоего личика, которое я поцеловал и еще поцелую, поостерегись. Ты ведь не хочешь погибнуть? Теперь я вынужден уехать, через час рассвет. А что, если оба наши плана провалятся? Станешь ли ты жалеть обо мне, если нам не суждено больше увидеться? Да нет, конечно, тебе будет все равно.
– Я этого не говорила. Вряд ли ты поймешь.
– Женщины думают иначе, чем мужчины. Они живут в другом мире. Поэтому я их не очень-то жалую. От них только горе и неразбериха. Приятно было свозить тебя в Лонстон, Мэри… Но когда дело доходит до жизни или смерти, как сейчас, то, Бог свидетель, я бы очень хотел, чтобы ты оказалась за сотню миль отсюда и тихо сидела бы с шитьем на коленях в уютной гостиной, где тебе и положено быть.
– Я никогда не вела такого образа жизни и никогда не буду.
– Отчего же? В один прекрасный день ты обвенчаешься с каким-нибудь фермером или лавочником и будешь вести спокойную жизнь, пользуясь уважением соседей. Только не рассказывай им, что некогда жила в "Ямайке" и за тобой ухаживал конокрад. Не то перед тобой захлопнутся все двери. Прощай, и желаю тебе, чтобы все благополучно закончилось.
Он поднялся, подошел к окну, пролез через разбитое стекло наружу и, держась за конец одеяла, спустился на землю.
Мэри следила за ним из окна, машинально махая на прощание рукой. Не оборачиваясь, он, как тень, скользнул по двору. Мэри медленно втащила одеяло и расстелила его на кровати. Близилось утро. Спать уже не хотелось.
Девушка сидела на постели в ожидании, когда отопрут дверь, и обдумывала план действий на вечер. Ждать ей еще долго. Самое главное – – не вызывать подозрений. Держаться нужно ровно. Может быть, напустить на себя несколько мрачный, подавленный вид, будто она через силу покорилась дядиной воле; притвориться, что готовится к отъезду. А позже, к вечеру, найти какой-нибудь предлог, скажем, сославшись на усталость и желание отдохнуть перед трудным ночным путешествием, и уйти в свою комнату. Вот тут наступит самый опасный момент. Нужно будет незаметно выбраться из "Ямайки" и что есть мочи бежать в Олтернан. На этот раз Фрэнсис Дейви поймет, что надо немедленно действовать.
Потом, конечно, с его одобрения, она вернется в трактир в надежде, что ее отсутствие осталось незамеченным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Я Джосса не боюсь и никогда не боялся.
– Возможно. А что, если он боится тебя?
Джем промолчал, потом вдруг наклонился ближе, разглядывая ее лицо, и коснулся царапины, которая шла ото лба к подбородку.
– Кто это сделал? – резко спросил он, переводя взгляд от царапины к кровоподтеку на щеке.
Немного поколебавшись, она ответила:
– Этот "подарок" я получила в сочельник.
По тому, как сверкнули его глаза, было ясно, что Джем все понял; он знал о том вечере, и именно это привело его теперь в "Ямайку".
– Ты была с ним там на берегу? – прошептал он.
Она кивнула, глядя на него испытующе и боясь произнести лишнее слово.
Он вслух выругался, рванулся вперед и разбил кулаком окно, не обращая внимания на звон стекла и кровь, хлынувшую из раненой руки. Мэри опомниться не успела, как он оказался рядом с ней в комнате. Подхватив Мэри на руки, Джем положил ее на кровать. С трудом отыскав в темноте свечу, он зажег ее и, опустившись на колени подле постели, посветил ей в лицо. Он осторожно провел пальцами по ссадинам и, когда она поморщилась от боли, резко вдохнул воздух и снова выругался.
– Я мог бы не допустить этого, – произнес он и, загасив свечу, сел на постель возле нее, взял на мгновение ее руку, крепко сжал и отпустил.
– Господь Всемогущий, почему ты поехала с ними? – спросил он.
– Они напились до бесчувствия и вряд ли соображали, что делают. В их руках я оказалась беспомощной, как ребенок. Их была целая дюжина или больше, а дядя… он всем верховодил, он да еще разносчик. Но если ты сам все знаешь, к чему спрашивать меня? Не заставляй меня вспоминать весь этот ужас.
– Они тебя били?
– Вот синяки, ссадины – сам видишь. Я попыталась убежать и сильно ободрала себе бок. Они, конечно, поймали меня. На берегу связали по рукам и ногам, а рот заткнули мешковиной. Я видела, как в тумане шел к берегу корабль. Но что я могла сделать одна, да еще в такую бурю. И я лежала связанная и смотрела, как гибнут люди.
Голос ее задрожал, и она умолкла, повернувшись на бок и закрыв лицо руками. Он даже не пошевелился – сидел молча рядом с ней на постели, такой далекий, погруженный в неведомые мысли. Мэри почувствовала себя еще более одинокой, чем прежде.
– Значит, мой брат хуже всех обращался с тобой? – спросил он.
Мэри устало вздохнула. Что толку было теперь говорить об этом.
– Я тебе уже сказала, что он был пьян, – повторила она. – Ты, верно, лучше меня знаешь, на что он способен в таком состоянии.
– Да, знаю. – Немного помолчав, Джем вновь взял ее за руку. – За это он поплатится жизнью, – произнес он.
– Его смерть не вернет убитых им людей.
– Сейчас я думаю не о них.
– Если ты думаешь обо мне, не растрачивай понапрасну свое сострадание.
Я сама отомщу за себя. По крайней мере, одному я научилась: полагаться только на себя.
– При всей их храбрости, женщины – существа слабые, Мэри. Тебе лучше держаться от этого подальше. Это – моя забота.
Она ему не ответила; ее намерения его не касались.
– Что ты намерена делать? – спросил он.
– Еще не решила, – соврала Мэри.
– Ежели он собирается уехать завтра, у тебя мало времени для раздумий, – заметил Джем.
– Дядя полагает, что я поеду с ним и тетей Пейшнс.
– А что ты?
– Посмотрим, как все повернется завтра.
Какие бы чувства она ни испытывала к Джему, поставить под удар свои планы она не могла. Он все еще был загадкой для нее, а главное – законопреступником. Но тут она вдруг поняла, что, выдав дядю, она тем самым предаст и его.
– Если я попрошу кое о чем, обещаешь ли ты выполнить мою просьбу? – спросила она.
Он впервые улыбнулся, иронично и снисходительно, как в Лонстоне, и она вновь потянулась к нему, радуясь этой перемене.
– Смотря что, – ответил он.
– Я хочу, чтобы ты уехал отсюда.
– А я сейчас и уеду.
– Нет, я имею в виду из этих мест, подальше от "Ямайки". Хочу, чтобы ты обещал, что не вернешься сюда. Я сумею защитить себя от твоего брата.
Отныне он мне не страшен. Не приходи сюда завтра. Пожалуйста, обещай, что уедешь.
– Что у тебя на уме?
– Это тебя не касается, но может причинить тебе неприятности. Большего я сказать не могу. О, если бы только ты доверял мне!
– Доверять тебе? Боже милостивый, конечно же, я доверяю тебе. Это ты не хочешь мне поверить, дурочка ты эдакая. – Он беззвучно рассмеялся и, наклонившись, обнял и поцеловал ее так, как в Лонстоне, только более решительно, с отчаянием и горечью. – Ладно, играй свою игру и предоставь мне играть мою, – сказал он. – Коли тебе охота изображать парня, не могу тебе помешать, но ради твоего личика, которое я поцеловал и еще поцелую, поостерегись. Ты ведь не хочешь погибнуть? Теперь я вынужден уехать, через час рассвет. А что, если оба наши плана провалятся? Станешь ли ты жалеть обо мне, если нам не суждено больше увидеться? Да нет, конечно, тебе будет все равно.
– Я этого не говорила. Вряд ли ты поймешь.
– Женщины думают иначе, чем мужчины. Они живут в другом мире. Поэтому я их не очень-то жалую. От них только горе и неразбериха. Приятно было свозить тебя в Лонстон, Мэри… Но когда дело доходит до жизни или смерти, как сейчас, то, Бог свидетель, я бы очень хотел, чтобы ты оказалась за сотню миль отсюда и тихо сидела бы с шитьем на коленях в уютной гостиной, где тебе и положено быть.
– Я никогда не вела такого образа жизни и никогда не буду.
– Отчего же? В один прекрасный день ты обвенчаешься с каким-нибудь фермером или лавочником и будешь вести спокойную жизнь, пользуясь уважением соседей. Только не рассказывай им, что некогда жила в "Ямайке" и за тобой ухаживал конокрад. Не то перед тобой захлопнутся все двери. Прощай, и желаю тебе, чтобы все благополучно закончилось.
Он поднялся, подошел к окну, пролез через разбитое стекло наружу и, держась за конец одеяла, спустился на землю.
Мэри следила за ним из окна, машинально махая на прощание рукой. Не оборачиваясь, он, как тень, скользнул по двору. Мэри медленно втащила одеяло и расстелила его на кровати. Близилось утро. Спать уже не хотелось.
Девушка сидела на постели в ожидании, когда отопрут дверь, и обдумывала план действий на вечер. Ждать ей еще долго. Самое главное – – не вызывать подозрений. Держаться нужно ровно. Может быть, напустить на себя несколько мрачный, подавленный вид, будто она через силу покорилась дядиной воле; притвориться, что готовится к отъезду. А позже, к вечеру, найти какой-нибудь предлог, скажем, сославшись на усталость и желание отдохнуть перед трудным ночным путешествием, и уйти в свою комнату. Вот тут наступит самый опасный момент. Нужно будет незаметно выбраться из "Ямайки" и что есть мочи бежать в Олтернан. На этот раз Фрэнсис Дейви поймет, что надо немедленно действовать.
Потом, конечно, с его одобрения, она вернется в трактир в надежде, что ее отсутствие осталось незамеченным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78