Контрабанда была делом опасным и нечестным, запрещенным законом, но почему она приводила в ужас тетушку Пейшнс? Судить об этом Мэри не могла. Ей нужен был совет, а спросить его было не у кого. Она оказалась в мрачном и злобном окружении, с призрачной надеждой изменить положение к лучшему. Будь Мэри мужчиной, она сошла бы вниз и выложила всю правду в глаза Мерлину и его дружкам. Сразилась бы с ними, а если бы повезло, то пролила бы их кровь. А потом забрала бы тетю, вскочила в седло и – прочь отсюда, на юг, к родным берегам Хелфорда. Завела бы скромную ферму где-нибудь близ Мовгана или Гвика, а тетушка занималась бы там домашним хозяйством.
Однако что толку в пустых мечтаниях, нужно смотреть правде в глаза и проявить мужество, чтобы найти выход.
Вот она, двадцатитрехлетняя девушка, сидит на кровати в нижней юбке, накинув на плечи платок. И нет у нее никакого оружия, кроме собственного ума, чтобы сразиться с человеком вдвое ее старше и в восемь раз сильнее.
Стоило ему узнать, что этой ночью она из окна наблюдала за всем происходящим, он просто-напросто придушил бы ее двумя пальцами, и дело с концом.
Тут Мэри выругалась, что случилось с ней только однажды, когда в Мэнакане за ней погнался бык. Сейчас она пыталась таким образом подбодрить себя и побороть страх.
"Некого мне бояться – ни Джосса Мерлина, ни кого-нибудь другого, – сказала она себе. – Вот возьму и спущусь сейчас вниз, пройду по темному коридору и посмотрю, что они делают в баре. И если он прикончит меня, то уж сама буду виновата".
Она быстро натянула на себя платье, в одних чулках, без обуви, подошла к двери и открыла ее. Постояла мгновение, прислушиваясь: только тихо, медленно, давясь, тикали часы в холле.
Прокравшись по коридору, Мэри подошла к лестнице. Теперь она уже знала, что третья ступенька сверху и самая нижняя скрипят. Бесшумно ступая, одной рукой держась за перила, а другой опираясь о стену, чтобы поменьше давить на ступени, она добралась до пустого холла, где стояли лишь шаткий стул и старые часы. Их хриплое дыхание нарушало тишину; казалось, что живое существо стонет прямо над ее ухом. В холле было темно, как в погребе. Она знала, что там никого нет, но и холл и закрытая дверь пустовавшей гостиной таили в себе опасность.
Воздух был спертый, тяжелый. Босые ноги стыли от холода каменных плит пола. Пока Мэри собиралась с духом, чтобы сделать следующий шаг в холл, из коридора вдруг проник луч света, и она услышала голоса. Очевидно, дверь бара отворили, раздался шум шагов, кто-то вышел и направился в сторону кухни, потом вернулся. Дверь бара, видно, осталась открытой, по-прежнему были слышны приглушенные голоса и виден луч света.
Мэри испытала сильное желание броситься по ступенькам обратно в свою комнату, забраться в постель и поскорей уснуть, ни о чем не думая, но в то же время бес любопытства толкал ее вперед по коридору. Она остановилась в нескольких шагах от бара, прижавшись к стене. Руки ее взмокли, лоб покрылся испариной. Сердце стучало так сильно, что вначале Мэри ничего не слышала.
Через полуоткрытую дверь виднелись полки бара, уставленные бутылками и стаканами, и узкая полоска пола. На нем валялись осколки стекла, а рядом темнело коричневое пятно от эля, пролитого нетвердой рукой. Находившиеся в баре сидели, должно быть, на скамьях у дальней стены – Мэри их не видела.
Они молчали, а затем вдруг раздался незнакомый ей голос, высокий и дрожащий.
– Нет и еще раз нет, – услышала она. – Говорю в последний раз, я в этом не участвую. Выхожу из игры и – конец нашему договору. Это убийство, мистер Мерлин, по-другому не назовешь, обычное убийство.
Незнакомец говорил тонким, дребезжащим голосом, словно был сильно взволнован. Кто-то, скорее всего сам трактирщик, тихо ответил ему, но Мэри слов не расслышала, их заглушило гоготанье разносчика; она узнала его манеру, грубую и оскорбительную. Он, видно, намекал на что-то, известное всем им, потому что незнакомец, защищаясь, снова быстро заговорил.
– Повешение? – произнес он. – Я рисковал быть повешенным прежде, но за свою голову не боюсь. Нет, я о совести своей думаю и о Всемогущем. Я готов с кем угодно сразиться в честном бою и понести наказание, если придется, но когда дело доходит до убийства невинных людей – женщин и детей, – это прямая дорога в ад, Джосс Мерлин, и ты знаешь это не хуже меня.
Мэри услышала, как кто-то резко отодвинул стул и вскочил на ноги. Тут же кто-то грохнул кулаком по столу и выругался.
Джосс в первый раз повысил голос.
– Не торопись, приятель, – сказал он, – не торопись. Ты в этом деле по самые уши, и к черту твою совесть! Повторяю, отступать теперь некуда, слишком поздно, поздно для тебя и для всех нас. Я с самого начала сомневался в тебе. Эдакий чистюля-джентльмен, манжетики боится замарать. И, клянусь Богом, я был прав. Гарри, запри-ка ту дверь на засов.
Среди начавшейся возни раздался крик, кто-то рухнул на пол, одновременно опрокинулся стол, хлопнула дверь, ведущая во двор. Разносчик снова разразился омерзительным, похабным смехом и принялся насвистывать один из своих мотивчиков.
– Не пощекотать ли нам его, как Сэма-дурачка? – спросил он, оборвав свист. – Без шикарной одежды не многого он будет стоить. А мне бы очень подошли его часы с цепочкой. У бедняков вроде меня нет денег на часы.
Пощекочи его своим кнутом, Джосс, и посмотрим, какого цвета у него шкура.
– Заткнись, Гарри, и делай, что тебе велено, – отвечал трактирщик. – – Встань у дверей и пырни его ножом, если он попытается удрать. А теперь послушайте-ка, мистер юрист-секретарь из Труро, или как там вас? Сегодня вы одурачили самого себя, но сделать дурака из меня у вас не получится. Вам хотелось бы убраться отсюда, сесть на лошадь и ускакать в Бодмин? А к девяти утра вы бы пригнали в "Ямайку" всех мировых судей и полк солдат в придачу.
Ведь вы это задумали?
Мэри услышала, как тяжело дышит узник. Видно, во время драки ему изрядно досталось: отвечал он сдавленным, прерывающимся голосом, словно страдая от боли.
– Делайте свое черное дело, если решили, – пробормотал он. – Не мне останавливать вас. Даю слово, что не донесу, но и с вами не останусь, слышите вы?!
Последовало молчание, затем Джосс Мерлин заговорил снова.
– Берегись, приятель, – произнес он тихо. – Однажды кое-кто тут тоже разглагольствовал и через пять минут уже болтался на веревке, его ноги лишь на полдюйма не доставали до пола. Я спросил, нравится ли ему висеть так низко от земли, но он не ответил. Язык вывалился у него изо рта, он прокусил его насквозь. Наверно, минут через семь он сдох.
Мэри так и стояла за дверью в коридоре. Лоб и затылок покрылись потом, руки и ноги налились свинцом, она с ужасом почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78