– Пятьдесят фунтов стерлингов? Нет, мне он ничего не отдавал. А почему вы задали мне этот вопрос?
– Потому что сегодня Чарльз занял у меня эту сумму якобы с той целью, чтобы ссудить ее вам.
– Я никогда не слышал об этом.
– Какой он негодяй!
– Мне кажется, что эта сумма понадобилась ему для путешествия на континент.
– Ах, черт! Та же самая мысль пришла и в мою дурную голову. Я только что подумал: «Эй, приятель! Твой племянник оказался настоящим жуликом». Но кто бы мог предположить? Чарльз Голланд – лжец и мерзавец.
– Факт остается фактом, адмирал. Он исчез, и лучше не воспоминайте о нем в моем доме. Забудьте о Чарльзе, как это постараюсь сделать я, и о чем мы с братом будем умолять нашу несчастную сестру.
– Бедная девушка. Что мы ей скажем?
– А что тут говорить? Мы отдадим ей письма, и пусть Флора сама убедится в ничтожестве того, кого любила.
– Да, так будет лучше всего. Девичья гордость поможет ей справиться с горем.
– Я тоже надеюсь на это. Она из рода гордых и благородных людей, и мне верится, что Флора не унизит себя слезами о таком двуличном человеке, каким показал себя Чарльз Голланд.
– Нет, разрази меня гром! Я найду его и вызову на дуэль! Он должен ответить перед нами за свой позорный поступок.
– Зачем? Не надо!
– Как не надо? Надо!
– Лично я не буду стреляться с ним.
– Не будете?
– Конечно, нет. Он низко пал в моих глазах, а я не желаю сражаться в благородном поединке с тем, кого считаю лживым и бесчестным человеком. Для Чарльза у меня осталось лишь безмолвное презрение.
– У меня тоже останется к нему презрение, но только после того, как я сверну ему шею… Или он свернет мою! Мерзавец! Мистер Баннерворт, мне стыдно находиться в вашем доме.
– А вот здесь вы ошибаетесь, сэр. Как джентльмен и бравый офицер, как человек чистейшей и незапятнанной чести, вы своим присутствием придаете нам силу и дух.
Адмирал пожал руку юноше и печально сказал:
– Давайте вернемся к этому вопросу завтра утром. Сейчас во мне нет былой рассудительности. Я слишком разгневан и огорчен. Но завтра утром, мой юный друг, мы примем окончательное решение. Благослови вас Бог. Спокойной ночи.
Глава 27
Разговор с Маршделом. – Сцена в столовой. – Мнение Флоры о трех письмах. – Восторг адмирала
Мы просто не можем описать те чувства, которые испытывал Генри Баннерворт, узнав о предательстве и бесчестии друга, каким он наивно считал Чарльза Голланда. Однако так уж получается, что благородных и образованных людей больше ранит не жуткий и злобный поступок чужака, а бессердечность близкого им человека, к которому они питали полное доверие. Подумать только! Еще каких-то несколько часов назад Генри мог бы поставить на кон свою жизнь за честь Чарльза Голланда – настолько он твердо верил в искренность его слов и обещаний.
Теперь же, смущенный до предела, юноша почти не сознавал, куда идет или, вернее, убегает. Закрывшись в спальной, он честно и с усердием попытался найти извинение для проступка Чарльза, но ему это не удалось. Действия Голланда с любой точки зрения представлялись воплощением самого бессердечного эгоизма, который Генри когда-либо встречал в своей жизни. А тон писем, написанных Чарльзом, еще больше отягощал моральное прегрешение, в котором он был виновен. Ах, лучше бы Голланд вообще не извинялся и не писал своих лицемерных посланий.
Более хладнокровного и бесчестного поступка нельзя было придумать. Выходило так, что Чарльз сомневался в реальности вампира и в его ужасных визитах к Флоре Баннерворт. Он без зазрения совести принимал доверие и уважение людей, восхвалявших его чувство чести, чтобы затем предать их и трусливо скрыться; тогда как истинная привязанность, которая не зависит ни от каких перемен, должна была держать его у ног любимой девушки.
Подобно какому-то хвастуну, который бахвалится геройством, но бежит в минуту опасности, если его просят показать свою так долго воспеваемую доблесть, Чарльз Голланд оставил прекрасную девушку – причем, в то время, когда она, к своему несчастью, еще более, чем прежде, полагалась на его любовь и верность. Генри знал, что брат сменил его на ночном дежурстве, но вопреки усталости и изнеможению он не мог заснуть, как ни старался. Юноша напрасно говорил себе: «Я должен забыть об этом недостойном человеке. Я уже сказал адмиралу Беллу, что презрение станет единственным чувством, которое сохранится во мне к его племяннику». Однако он вновь возвращался в мыслях к предательству Чарльза, и сон бежал от его печальных, покрасневших глаз.
Когда наступило утро, Генри поднялся с постели в таком же утомленном и возбужденном состоянии ума. Прежде всего он обсудил ситуацию с братом, и Джордж посоветовал ему рассказать о письмах мистеру Маршделу, поскольку тот разбирался в житейских делах гораздо лучше, чем любой из них. К тому же, друг семьи мог спокойно и рассудительно оценить обстоятельства, по поводу которых братья не имели, да и не могли иметь, объективного мнения.
– Хорошо, пусть будет так, – согласился Генри. – В конце концов, мы можем положиться на благоразумие мистера Маршдела.
Они тут же направились к нему, и когда Генри постучал в дверь спальной, Маршдел торопливо вышел на порог и встревоженно спросил, что случилось.
– Волноваться не о чем, – ответил Генри. – Мы пришли к вам для того, чтобы рассказать о событии, которое произошло этой ночью. Я думаю, оно вызовет у вас удивление.
– Надеюсь, ничего серьезного?
– Событие весьма досадное. Тем не менее, в каком-то отношении мы даже можем поздравить себя. Впрочем, лучше прочитайте эти два письма и выскажите нам свое беспристрастное мнение.
Генри передал Маршделу послания, адресованные ему и адмиралу. Тот прочитал их с заметным вниманием, но не выразил ни удивления, ни сожаления.
– Итак, мистер Маршдел, – спросил Генри, – что вы думаете о таком новом и неожиданном повороте в наших делах?
– Друзья, я не знаю, что вам сказать, – смущенно ответил Маршдел. – Не сомневаюсь, что эти письма и бегство Чарльза Голланда ввели вас в изумление.
– А разве вы не удивились?
– Я удивлен, но не так сильно, как вы. Фактически, я никогда не питал к Голланду дружеских чувств, и он знал об этом. Неплохо разбираясь в человеческой натуре, я часто с глубоким сожалением отмечаю те слабые черты характера, которые скрываются от глаз других людей. Должен признаться, что Чарльз Голланд всегда вызывал у меня неприязнь. И он понимал, что я вижу его насквозь. Вот почему он питал ко мне такую ненависть, которая, если вы помните, не раз проявлялась в ссорах и моментах враждебности.
– Маршдел! Вы удивляете меня!
– Я знал, что вы так скажете. Но разве вы забыли, что однажды, после ссоры с ним, я даже хотел уехать из вашего дома?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80