Симилор высокомерно пожал плечами, однако все же замолчал.
Скорее обращаясь к самой себе, чем возражая кому-то, госпожа Самайу задумчиво проговорила:
– Убить человека шпагой – это понятно, но вот отравить... нет, невозможно поверить!
– Но, может, ему дали выпить?! – спросил Вояка-Гонрекен. – Три тысячи чертей! Смирно! Равнение направо! Мне это ни разу не приходило в голову, но ведь это же очевидно: чтобы отравить кого-нибудь, нужно, чтобы этот самый «кто-нибудь» выпил!
– А ведь следователь пришел туда вовсе не за тем, чтобы утолить жажду! – добавил Эшалот.
Госпожа Самайу повернулась к нему и признательно кивнула.
Эшалот, конечно же, сразу смутился.
Присутствующие начали оживленно переговариваться. Можно было услышать, например, такие рассуждения:
– Да уж, трудно поверить, что судья и любовники сидели и мирно беседовали, а потом девица предложила: «Не желаете ли чего-нибудь выпить?» Тут дело нечисто.
– Очень странно, – говорил Барюк. – Представьте себе: мужчина встречает свою невесту в доме соперника, а потом выпивает с гостеприимным хозяином! Как-то неблагородно, я бы сказал.
– Это все верно, но каков же вывод? – спросил Гонрекен.
– Вывод? – удивился Барюк странной непонятливости своего коллеги по кисти, который уже много лет слыл хитрецом и человеком весьма остроумным. Поэтому он принялся объяснять: – Да вот он – этот вывод:,даже когда один человек противостоит двоим, им все равно очень трудно заставить его открыть рот и влить туда какую-нибудь гадость... Впрочем, преступники часто прибегают к разным уловкам – таких дел было полным-полно. В этом-то и заключается прелесть подобных процессов. Если бы все было сразу ясно, зачем тогда был бы нужен суд?
– Верно, черт возьми! – крикнул кто-то из зала. Самому Гонрекену этот довод тоже показался неопровержимым.
– Итак, меня спросили, и я ответил, – подытожил Барюк. – Лично мне почти все понятно: чтобы быть отравленным, нужно выпить, следовательно, он выпил, потому что его нашли отравленным. Может, вернемся к работе?
Укротительница растерянно посмотрела на художника. Ничего ему не ответив, она облокотилась о стол и закрыла лицо руками.
VI
РЫЦАРСТВО ЭШАЛОТА
Мы вовсе не намеревались состязаться со знаменитейшими поэтами, описывавшими романтических красавиц, когда начинали рассказ о госпоже Самайу, первой укротительнице Франции, известной при всех королевских дворах Европы. Поэтому мы и в дальнейшем обойдемся без поэзии, хотя эта женщина, поверьте, заслуживает возвышенного слога и изысканных метафор.
Итак, любое общество всегда нуждается в шутах, клоунах и гаерах.
В веселье сумасшедшего принца на театральных подмостках есть нечто отталкивающе ужасное. Это раб, который смеется сквозь слезы, и слезы его кровавы.
Безумцы из простонародья более свободны, они даже свободнее меня или вас. На нас с вами давит множество условностей, а они живут, словно звери в диком лесу. Мы не можем обойти правил благопристойности, нас окружают тысячи необходимых мелочей, которые мы вынуждены соблюдать, а они парят, словно птицы в небе.
Поэтому ничто не мешает им радоваться, поэтому они всегда смеются от всего сердца и очень громко. У них нет этикета – но его заменяет своеобразный кодекс чести. Их гордость наивна, она довольствуется словом, видимостью. Они – истинные творцы, потому что считают себя таковыми, и этого достаточно, чтобы превратить их вечный пост в вечный яркий карнавал.
Они живут и умирают как дети, поэтому Бог, любящий детей, делает радостной даже их нищету.
А еще они умеют чувствовать и сочувствовать.
...Укротительница тяжело оперлась о сосновый стол. Пожалуй, ее позу нельзя было назвать изящной. Она обхватила голову руками и шумно вдыхала и выдыхала воздух – так делают, когда хотят удержаться от слез.
Вокруг нее молча стояли актеры и художники, и их молчание было весьма красноречиво: оно выражало уважение к горю хозяйки.
Тем не менее через некоторое время Барюк сделал своим подчиненным знак приниматься за работу. Коломба немедленно повела сестру в уголок и принялась там немыслимым образом выворачивать ей ноги, а Симилор обратился к ученицам:
– Душеньки, давайте приступим к изучению салонного танца – на тот случай, если судьба забросит вас в салоны Сен-Жерменского предместья.
Эшалот направился туда, где лежали лев и Саладен, и сунул ребенку в рот соску. У него был весьма задумчивый вид.
– Это должно послужить тебе уроком, малыш, – обратился он к младенцу, словно бы тот мог его понять. – Видишь ли, в жизни все не так-то просто. Иногда приходится страдать, сорванец ты этакий. А неприятности бывают у всех – даже у таких богатых людей, как госпожа Самайу, не говоря уже о нас, бедолагах.
Во время произнесения сего краткого монолога Эшалот не сводил с укротительницы нежного взора. Несчастная вдова не шевелилась, а ее дыхание становилось все более шумным.
Люди, страдающие излишней полнотой, иногда засыпают прямо средь бела дня, вот все и решили, что госпожа Самайу спит и во сне громко храпит.
Естественно, толпа закоренелых проказников захихикала.
Правда, живописцы все еще работали, но только для вида.
– Как же распереживалась наша хозяйка! – заметил Вояка-Гонрекен, внимательно разглядывая занавес. – До чего же она все-таки привязана к этому своему «крестнику»! Левой, левой! Шире шаг! А что если нам нарисовать в этом месте солнце? Эй, господин Барюк!
– Что поделаешь, случаются события, которые трудно пережить, – ответил Барюк. – Конечно, госпожа Самайу – славная женщина, но ведь она могла бы быть матерью Мориса! Странно, что ее страсть не считается с этим обстоятельством.
Он зевнул и продекламировал:
– «Вот кинжал, что пролил кровь невинную...» Так что вы хотите там нарисовать? Солнце? Ну что ж, нарисуйте, Вояка, – снисходительно улыбаясь, одобрил проект Дикобраз. – Если хотите, можете еще пририсовать и луну со звездами. Честно говоря, сегодня я не в состоянии придумать что-нибудь получше, а эта женщина в таком отчаянии, что от нее нет никакого проку.
В этот момент дверь тихонько отворилась, и из балагана молча выскользнули индийский жонглер и силач с Севера.
– На улице Бобур, – обратился к своим ученицам Симилор, – есть одно местечко, где чашечка кофе стоит всего три су. Если у вас найдется пятьдесят сантимов на двоих, то мы сможем провести приятный вечерок.
Дверь снова отворилась, и помещение быстро покинули Юпитер по прозвищу Цветок Лилии и какой-то художник.
Барюк надел поверх своей рабочей блузы старое серое пальто, купленное им по случаю, поднял воротник и небрежно сказал:
– Я сейчас вернусь. Если понадоблюсь хозяйке, объясните ей, что я пошел купить табаку.
Вояка-Гонрекен тотчас же взял свой альбом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130