Неужели вы не понимаете, как опасна эта встреча наедине?
Он оттолкнул ее руку, отодвинул подальше свое кресло и стонущим голосом произнес:
– Ох! И зачем только вы пришли?
– Я пришла, – ответила Валентина, глядя на него спокойным и чистым взглядом, – чтобы спасти его и отомстить за себя.
– Вы его любите, как я вас, – саркастически кривя губы заметил Реми, – вы его любите до безумия.
– Да, я его очень люблю.
– Разве же это не безумие, – продолжал молодой судья, – возлагать на меня какие-то надежды после всего, что я вам тут наговорил! Неужели вы не понимаете?! Да ведь то, что я вам сказал, не выражает и сотой доли мук, терзающих мою душу. Знали бы вы, о чем я думал перед вашим приходом! Прочь притворство! Ваш Морис невиновен, но он – помеха моей любви и потому умрет. Я готов на преступление, низкое и подлое, я готов на святотатство, ибо судья зачастую – тот же священник. Я так люблю вас, что ваш Морис умрет!
Он говорил усталым задыхающимся голосом, вцепившись обеими руками в подлокотники кресла. Валентина смотрела на него печальным взглядом, не утерявшим мягкости выражения.
– Нет, нет, – заговорила она, словно обращаясь к самой себе, – я люблю его не до безумия, такой любви он не захочет. Вы нашли точное слово – «безумие»... вы бредите, вас лихорадит, я вам не верю. Успокойтесь и выслушайте меня внимательно, господин д'Аркс: Морис вовсе не помеха вашей любви.
Реми глядел на нее неподвижным взором, ему казалось, что он ослышался.
– Что тут удивительного? – спросила Валентина. – Я хочу спасти его и отомстить за себя. Слышите? Я так хочу! Вы распоряжаетесь его жизнью, я распоряжаюсь моей рукой, так вот, я вам предлагаю свою руку в обмен на его жизнь.
В глазах Реми появилось изумление.
– Вчера, – продолжала Валентина, – вы меня не совсем верно поняли, господин д'Аркс. Я сказала, что помехой нашему браку является мое прошлое. Теперь вы его отчасти знаете: прежде чем стать мадемуазель де Вилланове, я была Флореттой из циркового балагана. Если вас это не пугает, я буду вам хорошей женой.
– Значит, все это мне снится... – промолвил Реми д'Аркс, все еще не пришедший в себя от изумления.
Валентина вынула из-под мантильи завернутую в бумагу тетрадь и, положив ее перед судьей, сказала:
– Необходимо, чтобы вы хорошенько узнали ту, что собирается носить ваше имя. Здесь вся моя жизнь, и, клянусь Богом, все здесь написанное – это чистая правда. Здесь же, как я вам обещала, раскрыта одна тайна: узнав ее, вы поймете, что враги у нас общие. Ваша ненависть уже стара, но я помогала ей еще до того, как выросла и окрепла моя собственная. Что толкнуло меня к вам? Не знаю._ Быть может, рок, Но теперь я тоже хочу мести, она является условием нашего договора: вы накажете людей, которые отняли у меня мое счастье.
– Ваше счастье?.. – повторил Реми сокрушенным голосом.
– Да! – спокойно ответила Валентина, вскинув голову. – Мы же говорим напрямую, господин д'Аркс: я вам предлагаю сделку и ставлю свои условия. А теперь я жду ответа: вы согласны?
XX
СВАДЕБНЫЕ ПОДАРКИ
Ни тени презрения не было в тоне девушки; Валентина выразилась совершенно точно: она предлагала сделку и делала это без ложного стыда, с чистой совестью, открыто. Другие, вероятно, прибегли бы к каким-нибудь смягчающим уловкам, но Валентина, верная своей натуре, действовала напрямик.
Это было существо исключительное, и отважная душа ее красотой не уступала лицу.
Каким бы ни было ее происхождение, а мы увидим, что и сама она сомневалась в своем праве называться мадемуазель де Вилланове, – в жилах этой девушки текла благородная и гордая кровь.
В деревенской глуши встречаются иногда такие удивительно цельные натуры; иногда они попадаются и в городах. Те, что любят льстить народу, уверяют, что ими переполнены мансарды, но те, что любят льстить богатым и знатным, не решаются утверждать, что ими переполнены будуары.
Такие люди, это факт, однако их редко встретишь как наверху, так и внизу.
Валентина явилась не из мансарды и не из будуара. Специфическая среда, в которой прошли ее детство и юность, была совсем иной. Пестрый ярмарочный народец, частью которого она являлась когда-то, тоже восхищался ее исключительностью.
Светское общество, в которое она попала внезапно, без подготовки, напрасно вглядывалось в нее пристальным и подозрительным взглядом: долгое пребывание среди простонародья не оставило в ее душе никаких следов.
Она, разумеется, ни в чем не походила на своих очаровательных салонных подружек – точно так же, как прежде не походила на бедных товарок по цирковому ремеслу, но в своей безусловной оригинальности она оставалась столь благопристойной и деликатной, что аристократы, посещавшие особняк Орнан, восхищались ею не менее, чем ярмарочные фигляры.
Она оставалась сама собой, она подчинялась только голосу совести в делах серьезных и только своему безупречному вкусу в забавах.
В том странном и тяжелом положении, в котором она оказалась, можно было бы, наверное, действовать иначе, чтобы быстрее добиться желанной цели, но Валентина знала только одну дорогу – прямую.
Реми д'Аркс тоже был отшельником, и его жизненный путь тоже пролегал вдали от проторенных путей, но все же он был человеком слишком светским, чтобы не оскорбиться откровенной резкостью сделанного предложения, хотя оно и отвечало самым пылким чаяниям его души. В голосе Валентины действительно не звучало ни капли презрения, но сама эта предложенная сделка выглядела столь цинично, что Реми д'Аркс окаменел.
Любовь, которая стала для него всей жизнью, подверглась страшному унижению. В тот самый момент, когда чудом исчезла отделявшая его от счастья пропасть, в нем угас последний луч надежды на ответное чувство.
Его оскорбленная гордость пыталась взбунтоваться против этой любви, превратившейся в смертельную муку, но сама эта мука лишь подогревала чувство, раздавившее его своей мощью.
С наивным мужеством решившаяся на жертву Валентина повторила свой вопрос. Голос ее звучал по-прежнему спокойно и мягко.
Щеки Реми вспыхнули, глаза налились кровью, от негодования он никак не мог заговорить.
Его любовь окатило волной ненависти.
Красота Валентины, казавшаяся сейчас сверхчеловеческой, лишь усилила его пытку.
В нем закипало бешенство; страстное желание отомстить заставило наконец выдавить из себя ответ:
– Я согласен.
Валентина побледнела и, улыбнувшись, сказала:
– Я очень рада, значит, вы доверяете мне, благодарю вас.
– Когда свадьба? – грубо спросил Реми, не скрывая сарказма.
– Когда хотите, господин д'Аркс, – ответила Валентина, в первый раз опуская глаза.
– Чем раньше, тем лучше, не так ли? – сквозь стиснутые зубы процедил молодой судья.
– Я чем-то обидела вас, господин д'Аркс?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Он оттолкнул ее руку, отодвинул подальше свое кресло и стонущим голосом произнес:
– Ох! И зачем только вы пришли?
– Я пришла, – ответила Валентина, глядя на него спокойным и чистым взглядом, – чтобы спасти его и отомстить за себя.
– Вы его любите, как я вас, – саркастически кривя губы заметил Реми, – вы его любите до безумия.
– Да, я его очень люблю.
– Разве же это не безумие, – продолжал молодой судья, – возлагать на меня какие-то надежды после всего, что я вам тут наговорил! Неужели вы не понимаете?! Да ведь то, что я вам сказал, не выражает и сотой доли мук, терзающих мою душу. Знали бы вы, о чем я думал перед вашим приходом! Прочь притворство! Ваш Морис невиновен, но он – помеха моей любви и потому умрет. Я готов на преступление, низкое и подлое, я готов на святотатство, ибо судья зачастую – тот же священник. Я так люблю вас, что ваш Морис умрет!
Он говорил усталым задыхающимся голосом, вцепившись обеими руками в подлокотники кресла. Валентина смотрела на него печальным взглядом, не утерявшим мягкости выражения.
– Нет, нет, – заговорила она, словно обращаясь к самой себе, – я люблю его не до безумия, такой любви он не захочет. Вы нашли точное слово – «безумие»... вы бредите, вас лихорадит, я вам не верю. Успокойтесь и выслушайте меня внимательно, господин д'Аркс: Морис вовсе не помеха вашей любви.
Реми глядел на нее неподвижным взором, ему казалось, что он ослышался.
– Что тут удивительного? – спросила Валентина. – Я хочу спасти его и отомстить за себя. Слышите? Я так хочу! Вы распоряжаетесь его жизнью, я распоряжаюсь моей рукой, так вот, я вам предлагаю свою руку в обмен на его жизнь.
В глазах Реми появилось изумление.
– Вчера, – продолжала Валентина, – вы меня не совсем верно поняли, господин д'Аркс. Я сказала, что помехой нашему браку является мое прошлое. Теперь вы его отчасти знаете: прежде чем стать мадемуазель де Вилланове, я была Флореттой из циркового балагана. Если вас это не пугает, я буду вам хорошей женой.
– Значит, все это мне снится... – промолвил Реми д'Аркс, все еще не пришедший в себя от изумления.
Валентина вынула из-под мантильи завернутую в бумагу тетрадь и, положив ее перед судьей, сказала:
– Необходимо, чтобы вы хорошенько узнали ту, что собирается носить ваше имя. Здесь вся моя жизнь, и, клянусь Богом, все здесь написанное – это чистая правда. Здесь же, как я вам обещала, раскрыта одна тайна: узнав ее, вы поймете, что враги у нас общие. Ваша ненависть уже стара, но я помогала ей еще до того, как выросла и окрепла моя собственная. Что толкнуло меня к вам? Не знаю._ Быть может, рок, Но теперь я тоже хочу мести, она является условием нашего договора: вы накажете людей, которые отняли у меня мое счастье.
– Ваше счастье?.. – повторил Реми сокрушенным голосом.
– Да! – спокойно ответила Валентина, вскинув голову. – Мы же говорим напрямую, господин д'Аркс: я вам предлагаю сделку и ставлю свои условия. А теперь я жду ответа: вы согласны?
XX
СВАДЕБНЫЕ ПОДАРКИ
Ни тени презрения не было в тоне девушки; Валентина выразилась совершенно точно: она предлагала сделку и делала это без ложного стыда, с чистой совестью, открыто. Другие, вероятно, прибегли бы к каким-нибудь смягчающим уловкам, но Валентина, верная своей натуре, действовала напрямик.
Это было существо исключительное, и отважная душа ее красотой не уступала лицу.
Каким бы ни было ее происхождение, а мы увидим, что и сама она сомневалась в своем праве называться мадемуазель де Вилланове, – в жилах этой девушки текла благородная и гордая кровь.
В деревенской глуши встречаются иногда такие удивительно цельные натуры; иногда они попадаются и в городах. Те, что любят льстить народу, уверяют, что ими переполнены мансарды, но те, что любят льстить богатым и знатным, не решаются утверждать, что ими переполнены будуары.
Такие люди, это факт, однако их редко встретишь как наверху, так и внизу.
Валентина явилась не из мансарды и не из будуара. Специфическая среда, в которой прошли ее детство и юность, была совсем иной. Пестрый ярмарочный народец, частью которого она являлась когда-то, тоже восхищался ее исключительностью.
Светское общество, в которое она попала внезапно, без подготовки, напрасно вглядывалось в нее пристальным и подозрительным взглядом: долгое пребывание среди простонародья не оставило в ее душе никаких следов.
Она, разумеется, ни в чем не походила на своих очаровательных салонных подружек – точно так же, как прежде не походила на бедных товарок по цирковому ремеслу, но в своей безусловной оригинальности она оставалась столь благопристойной и деликатной, что аристократы, посещавшие особняк Орнан, восхищались ею не менее, чем ярмарочные фигляры.
Она оставалась сама собой, она подчинялась только голосу совести в делах серьезных и только своему безупречному вкусу в забавах.
В том странном и тяжелом положении, в котором она оказалась, можно было бы, наверное, действовать иначе, чтобы быстрее добиться желанной цели, но Валентина знала только одну дорогу – прямую.
Реми д'Аркс тоже был отшельником, и его жизненный путь тоже пролегал вдали от проторенных путей, но все же он был человеком слишком светским, чтобы не оскорбиться откровенной резкостью сделанного предложения, хотя оно и отвечало самым пылким чаяниям его души. В голосе Валентины действительно не звучало ни капли презрения, но сама эта предложенная сделка выглядела столь цинично, что Реми д'Аркс окаменел.
Любовь, которая стала для него всей жизнью, подверглась страшному унижению. В тот самый момент, когда чудом исчезла отделявшая его от счастья пропасть, в нем угас последний луч надежды на ответное чувство.
Его оскорбленная гордость пыталась взбунтоваться против этой любви, превратившейся в смертельную муку, но сама эта мука лишь подогревала чувство, раздавившее его своей мощью.
С наивным мужеством решившаяся на жертву Валентина повторила свой вопрос. Голос ее звучал по-прежнему спокойно и мягко.
Щеки Реми вспыхнули, глаза налились кровью, от негодования он никак не мог заговорить.
Его любовь окатило волной ненависти.
Красота Валентины, казавшаяся сейчас сверхчеловеческой, лишь усилила его пытку.
В нем закипало бешенство; страстное желание отомстить заставило наконец выдавить из себя ответ:
– Я согласен.
Валентина побледнела и, улыбнувшись, сказала:
– Я очень рада, значит, вы доверяете мне, благодарю вас.
– Когда свадьба? – грубо спросил Реми, не скрывая сарказма.
– Когда хотите, господин д'Аркс, – ответила Валентина, в первый раз опуская глаза.
– Чем раньше, тем лучше, не так ли? – сквозь стиснутые зубы процедил молодой судья.
– Я чем-то обидела вас, господин д'Аркс?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130