Конечно, вы правы, у вас глубокое критическое чутье. Ах, мадемуазель Любиёва, надеюсь, мы не заставили вас ждать? Мы обсуждали оперу.
– Но вы пропускаете променад, – говорил Любиёва, ведя их в фойе. – А я думаю, именно за этим люди приходят в опер. Посмотреть на других и показать себя. Наше торжественное событие, разве вы не хотите к нему присоединиться?
– Сударыня, – с поклоном отвечает Плитплов. – Ведите, вы – наш гид.
Петворт оглядывается: фойе странным образом преобразилось. Видимо, служители распахнули множество дверей, и получился коридор из зеркальных залов и бархатных переходов, кольцом опоясывающий всё здание.
По бархатно-зеркальной анфиладе чинно прохаживаются люди: партработники, военные, декольтированные дамы. Сверкают наряды, сияют манишки, пары движутся, словно в придворном танце, под музыку, еще звучащую в их ушах. Некоторые держат бокалы с искристым вином или тарелки с едой. Проходит высокопоставленный военный под руку со своей спутницей; волосы у нее уложены на затылке в тугой пучок, вырез рассекает тело, как скальпель. У обоих в руках по фунтику мороженого, увенчанному искусственной пеной.
– Говорят, когда променаешься в опере, обязательно встретишь всех знакомых, – говорит Любиёва, вливаясь в медленный круг гуляющих. Петворт идет по одну сторону от нее, Плитплов – по другую.
– И, разумеется, не всем это по вкусу, – замечает Плитплов.
– Думаю, сейчас вы хорошо узнаёте нашу страну, – говорит Любиёва. – Вы видели нашу научную жизнь с близкого расстояния. Литературную жизнь с очень близкого расстояния. Теперь вы видите нашу культурную жизнь, которую все ведут, рабочие и жены рабочих.
– Это что, рабочие и жены рабочих? – хихикает Плитплов.
– А кто же они, по-вашему? – спрашивает Любиёва.
– Аппаратчики и любовницы аппаратчиков, – улыбается Плитплов.
– Ну, они тоже рабочие, потому что работают рукою и головой, – кивает Любиёва.
– И некоторыми другими частями тела, – добавляет Плитплов. – Знаете, как у нас говорят: одни продвигаются на коленях, другие – на спине. Думаю, не так трудно отличить тех, кто движется горизонтально.
– А, понимаю, – говорит Любиёва. – Вы хотите сказать, что жены наших руководителей горизонтальны?
– Так вы признаете, это наши руководители, а не рабочие? – спрашивает Плитплов.
– Значит, вы обвиняете наших партийных работников в моральном растлении?
– Ну, мой добрый старый друг… – Плитплов внезапно протягивает Петворту руку, – желаю приятно провести последний вечер в Слаке. Боюсь, для меня он не такой приятный. Нам надо попрощаться.
– Как, неужели вы уходите? – с улыбкой спрашивает Любиёва.
– Думаю, у моей жены болит голова, она не видела меня весь день, – говорит Плитплов. – К тому же вы знаете, что я встал очень рано, чтобы закончить дела, попасть на вашу лекцию и пообедать с вами. Этот день не был днем удовольствий, но я старался выполнить свой долг. Теперь я знаю, что у вас есть гид, которая за вами присматривает. Надеюсь, вы будете осторожны в путешествии через лес.
– Простите, если что не так, – отвечает Петворт. – Надеюсь, мы увидимся, когда я вернусь в Слаку.
– Не думаю, – произносит Плитплов. – У меня много дел по всей стране.
– У товарища Петвурта тоже, – вставляет Любиёва.
– Тогда я прощаюсь. И, пожалуйста, будьте осторожны. Вы не всегда осмотрительны. А когда вернетесь в Англию, пожалуйста, передайте мой пламенный привет вашей Лотти. Вы знаете, как я к ней привязан. Скажите, что я здоров, если не считать головных болей. И что я добился успеха, несмотря на мелочный критицизм врагов. Может быть, она что-нибудь мне передала, когда вы ей звонили?
– Нет, – отвечает Петворт.
– Ах да, ваш сегодняшний телефонный звонок! – восклицает Любиёва. – Всё хорошо? Надеюсь, вы не забыли важную вещь, которую я вам устроила?
– Нет, не забыл, – говорит Петворт, – просто не смог позвонить.
– Не смогли?! – Любиёва резко останавливается.
– Да. Я опоздал всего на несколько секунд, но меня отказались соединить.
В большом зеркальном коридоре, под сверкающими люстрами, Любиёва останавливается и смотрит на Петворта в упор. Пары, следовавшие за ними, пятятся; кто-то роняет бокал.
– Ой, правда? Какая жалость! – сердито восклицает Любиёва. – Мое сердце облилось кровью, на вас глядя! Да, очень трудно уйти с лекции в двенадцать и попасть в гостиницу к шести!
– Так вы не разговаривали со своей Лотти? – спрашивает Плитплов.
– Вы провели полдня с писательницей и не успели позвонить жене? – говорит Любиёва. – Что она теперь думает? О чем себя гадает?
Пары, застопоренные в церемонном движении, с любопытством слушают перебранку: партийные работники, генералы и маршалы ВВС, вьетнамский посол в синем рабочем комбинезоне, со своей свитой; советская послица в диадеме, со своей.
– Я позвоню ей завтра, – отвечает Петворт. – Вряд ли тревожится.
– Завтра вы ей не позвоните, – возражает Любиёва. – Завтра мы уезжаем в Глит, очень рано. А оттуда разговор с Западом надо заказывать, наверное, за неделю. И не думайте, что я буду этим заниматься. Я старалась для вас, Петвурт, а вы вот что устроили.
Растерянный, дезориентированный Петворт смотрит на гротескный круг заинтригованных официальных лиц, и некоторые кажутся ему знакомыми. Если это неразбериха, то непонятно, сколько их еще впереди; он не верит глазам и чувствам. Люстры сверкают, и даже потолок – зеркальный: там Петворт стоит на голове. Подняв глаза, Петворт видит, что его обнимает что-то алое; чьи-то губы касаются его щеки.
– Энгус, милый, как замечательно! – восклицает Баджи Стедимен, в длинном бархатном платье, накидке и диадеме. – Вам нравится опера? Вы рады, что я тоже здесь?
– Ой, Баджи, – говорит Петворт.
– Петвурт, Петвурт, – качает головой Любиёва. – Еще дама! Я не думала, что такое возможно.
– Кто ваша очаровательная приятельница? – спрашивает Баджи. – Познакомьтесь с моим кавалером.
Вперед выступает лысый толстячок в поношенном смокинге, с сигарой в руке.
– О, профессорим Петворт и его переводчица! – восклицает он. – Очень строгая дама, ха, я так думаю.
– Добрый вечер, господин Танкич, – говорит Петворт.
– Феликс сегодня занят, – объясняет Баджи, – и я, стремясь в оперу, позволила другому меня увлечь.
Танкич игриво ухмыляется и приветственно поднимает сигару.
– Вы нас не выдадите? – говорит он. – Маленькое любовное свидание.
– И дорогой мистер Плитплов! – кричит Баджи. – Мой второй любимый гость!
– О, мы где-то встречались? – спрашивает Плитплов, украдкой пятясь в толпу.
– Только вчера вечером на моей попойке, – говорит Баджи. – Странно, как в опере всегда встречаешь знакомых.
– Кто это? – шепчет Любиёва. – Кто ваша приятельница?
– Шептаться невежливо, – говорит Баджи Стедимен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Но вы пропускаете променад, – говорил Любиёва, ведя их в фойе. – А я думаю, именно за этим люди приходят в опер. Посмотреть на других и показать себя. Наше торжественное событие, разве вы не хотите к нему присоединиться?
– Сударыня, – с поклоном отвечает Плитплов. – Ведите, вы – наш гид.
Петворт оглядывается: фойе странным образом преобразилось. Видимо, служители распахнули множество дверей, и получился коридор из зеркальных залов и бархатных переходов, кольцом опоясывающий всё здание.
По бархатно-зеркальной анфиладе чинно прохаживаются люди: партработники, военные, декольтированные дамы. Сверкают наряды, сияют манишки, пары движутся, словно в придворном танце, под музыку, еще звучащую в их ушах. Некоторые держат бокалы с искристым вином или тарелки с едой. Проходит высокопоставленный военный под руку со своей спутницей; волосы у нее уложены на затылке в тугой пучок, вырез рассекает тело, как скальпель. У обоих в руках по фунтику мороженого, увенчанному искусственной пеной.
– Говорят, когда променаешься в опере, обязательно встретишь всех знакомых, – говорит Любиёва, вливаясь в медленный круг гуляющих. Петворт идет по одну сторону от нее, Плитплов – по другую.
– И, разумеется, не всем это по вкусу, – замечает Плитплов.
– Думаю, сейчас вы хорошо узнаёте нашу страну, – говорит Любиёва. – Вы видели нашу научную жизнь с близкого расстояния. Литературную жизнь с очень близкого расстояния. Теперь вы видите нашу культурную жизнь, которую все ведут, рабочие и жены рабочих.
– Это что, рабочие и жены рабочих? – хихикает Плитплов.
– А кто же они, по-вашему? – спрашивает Любиёва.
– Аппаратчики и любовницы аппаратчиков, – улыбается Плитплов.
– Ну, они тоже рабочие, потому что работают рукою и головой, – кивает Любиёва.
– И некоторыми другими частями тела, – добавляет Плитплов. – Знаете, как у нас говорят: одни продвигаются на коленях, другие – на спине. Думаю, не так трудно отличить тех, кто движется горизонтально.
– А, понимаю, – говорит Любиёва. – Вы хотите сказать, что жены наших руководителей горизонтальны?
– Так вы признаете, это наши руководители, а не рабочие? – спрашивает Плитплов.
– Значит, вы обвиняете наших партийных работников в моральном растлении?
– Ну, мой добрый старый друг… – Плитплов внезапно протягивает Петворту руку, – желаю приятно провести последний вечер в Слаке. Боюсь, для меня он не такой приятный. Нам надо попрощаться.
– Как, неужели вы уходите? – с улыбкой спрашивает Любиёва.
– Думаю, у моей жены болит голова, она не видела меня весь день, – говорит Плитплов. – К тому же вы знаете, что я встал очень рано, чтобы закончить дела, попасть на вашу лекцию и пообедать с вами. Этот день не был днем удовольствий, но я старался выполнить свой долг. Теперь я знаю, что у вас есть гид, которая за вами присматривает. Надеюсь, вы будете осторожны в путешествии через лес.
– Простите, если что не так, – отвечает Петворт. – Надеюсь, мы увидимся, когда я вернусь в Слаку.
– Не думаю, – произносит Плитплов. – У меня много дел по всей стране.
– У товарища Петвурта тоже, – вставляет Любиёва.
– Тогда я прощаюсь. И, пожалуйста, будьте осторожны. Вы не всегда осмотрительны. А когда вернетесь в Англию, пожалуйста, передайте мой пламенный привет вашей Лотти. Вы знаете, как я к ней привязан. Скажите, что я здоров, если не считать головных болей. И что я добился успеха, несмотря на мелочный критицизм врагов. Может быть, она что-нибудь мне передала, когда вы ей звонили?
– Нет, – отвечает Петворт.
– Ах да, ваш сегодняшний телефонный звонок! – восклицает Любиёва. – Всё хорошо? Надеюсь, вы не забыли важную вещь, которую я вам устроила?
– Нет, не забыл, – говорит Петворт, – просто не смог позвонить.
– Не смогли?! – Любиёва резко останавливается.
– Да. Я опоздал всего на несколько секунд, но меня отказались соединить.
В большом зеркальном коридоре, под сверкающими люстрами, Любиёва останавливается и смотрит на Петворта в упор. Пары, следовавшие за ними, пятятся; кто-то роняет бокал.
– Ой, правда? Какая жалость! – сердито восклицает Любиёва. – Мое сердце облилось кровью, на вас глядя! Да, очень трудно уйти с лекции в двенадцать и попасть в гостиницу к шести!
– Так вы не разговаривали со своей Лотти? – спрашивает Плитплов.
– Вы провели полдня с писательницей и не успели позвонить жене? – говорит Любиёва. – Что она теперь думает? О чем себя гадает?
Пары, застопоренные в церемонном движении, с любопытством слушают перебранку: партийные работники, генералы и маршалы ВВС, вьетнамский посол в синем рабочем комбинезоне, со своей свитой; советская послица в диадеме, со своей.
– Я позвоню ей завтра, – отвечает Петворт. – Вряд ли тревожится.
– Завтра вы ей не позвоните, – возражает Любиёва. – Завтра мы уезжаем в Глит, очень рано. А оттуда разговор с Западом надо заказывать, наверное, за неделю. И не думайте, что я буду этим заниматься. Я старалась для вас, Петвурт, а вы вот что устроили.
Растерянный, дезориентированный Петворт смотрит на гротескный круг заинтригованных официальных лиц, и некоторые кажутся ему знакомыми. Если это неразбериха, то непонятно, сколько их еще впереди; он не верит глазам и чувствам. Люстры сверкают, и даже потолок – зеркальный: там Петворт стоит на голове. Подняв глаза, Петворт видит, что его обнимает что-то алое; чьи-то губы касаются его щеки.
– Энгус, милый, как замечательно! – восклицает Баджи Стедимен, в длинном бархатном платье, накидке и диадеме. – Вам нравится опера? Вы рады, что я тоже здесь?
– Ой, Баджи, – говорит Петворт.
– Петвурт, Петвурт, – качает головой Любиёва. – Еще дама! Я не думала, что такое возможно.
– Кто ваша очаровательная приятельница? – спрашивает Баджи. – Познакомьтесь с моим кавалером.
Вперед выступает лысый толстячок в поношенном смокинге, с сигарой в руке.
– О, профессорим Петворт и его переводчица! – восклицает он. – Очень строгая дама, ха, я так думаю.
– Добрый вечер, господин Танкич, – говорит Петворт.
– Феликс сегодня занят, – объясняет Баджи, – и я, стремясь в оперу, позволила другому меня увлечь.
Танкич игриво ухмыляется и приветственно поднимает сигару.
– Вы нас не выдадите? – говорит он. – Маленькое любовное свидание.
– И дорогой мистер Плитплов! – кричит Баджи. – Мой второй любимый гость!
– О, мы где-то встречались? – спрашивает Плитплов, украдкой пятясь в толпу.
– Только вчера вечером на моей попойке, – говорит Баджи. – Странно, как в опере всегда встречаешь знакомых.
– Кто это? – шепчет Любиёва. – Кто ваша приятельница?
– Шептаться невежливо, – говорит Баджи Стедимен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97