Прокуренный воздух дрожит от светло-печальной музыки: от столика к столику идут, наяривая на скрипочках, два щуплых цыгана. Атмосфера разгульная, даже чересчур для человека, который не ищет разгула. Однако Петвортом движет дипломатический долг; он входит и медленно пробирается между столиками, оглядываясь по сторонам, высматривая второго секретаря британского посольства.
Задача обещает быть непростой. В качестве опознавательного признака мистер Стедимен назвал костюм, но именно эту форму одежды избрали для себя едва ли не все одинокие мужчины в баре, которые сидят, ждут, пялятся на девиц, смотрят в свои бокалы. Стедимен, очевидно, не хочет привлекать внимания. На взгляд Петворта, пока тот идет между столиками, никто из посетителей не похож на второго секретаря британского посольства. У одного пластиковая шляпа, другой курит сигару с пластиковым мундштуком. Этот что-то быстро пишет, щелкая калькулятором, тот уткнулся в «Пъртыуу Популятууу». Здесь китаец, там два негра. Стедимен или еще не пришел, или так замаскировался, что его не узнать, пока он сам не подаст знак. В одной из ниш освобождается столик, Петворт садится лицом к занавешенному входу. Через некоторое время рядом останавливается, поджав губы, официантка; Петворт заказывает шьвеппуу. Он еще раз оглядывает погребок; только смазливые потаскушки смотрят на него в ответ. Новенькая, крашенная хной, с болонкой на коленях, складывает губы трубочкой; Петворт делает вид, будто не замечает. Цыгане играют, посетители заняты своими делами, занавес время от времени приподнимается, входит человек в тюрбане, негр, мужчина в очках, мужчина в полиэтиленовом плаще – ни один из них не тянет на британского дипломата. Стедимен не идет, шьвеппуу не несут. Шлюхи болтают длинными ногами, Петворт смотрит на них и думает о белокурых волосах, батиковом платье, короткой поезде на трамвае, о горьком расставании, печали и одиночестве за напряженной суетой общественных мест.
Куранты на правительственных зданиях и готических башенках бьют половину, а Стедимена все нет. Петворт думает вернуться в номер или взять такси, когда занавес снова приподнимается. В дверном проеме, обводя взглядом шумное помещение, стоит высокий моложавый господин лет сорока. На нем костюм, в руке – сложенный зонт. Он входит, пристально смотрит на девиц у стойки, явно кого-то выискивая, и Петворт понимает, что в его истории этот персонаж уже фигурировал. Новоприбывший идет между столиками, и Петворт внезапно вспоминает, где видел и лицо, и костюм, и зонт. Этот самый господин налетел на него в дверях аэропорта, после махал (этим самым зонтом) вслед отъезжающему такси, когда Петворт, обернувшись, увидел профессора Рума, Катю Принцип и третьего загадочного незнакомца. Сейчас незнакомец уверенно идет по бару, коротко обращаясь к сидящим: к мужчине с черной пластиковой шляпой и к его соседу, который курит сигару с пластиковым мундштуком. Цель, очевидно, не достигнута: он переходит к мужчине с калькулятором, потом – к читателю «Пъртыуу Популятууу». Внезапно Петворт понимает, что цель новоприбывшего – он сам, и одновременно догадывается, кто же преследовал его в аэропорту. Он встает и направляется к человеку с зонтом, который, уже без прежней уверенности, нагнулся к одинокому китайцу.
– Простите, – говорит Петворт, подходя. (Человек с зонтом, отвергнутый китайцем, как раз сделал шаг в сторону двух негров.) – Вы, случаем, не мистер Стедимен?
– А-а-а-гх, – произносит тот, оборачиваясь; музыканты обступают его с двух сторон, исступленно водя смычками. – Благодарю, не сейчас, – говорит он цыганам. – Кто вы?
– Моя фамилия Петворт. Я подумал, может быть, вы ищете меня.
– Пет-пет-петворт? – переспрашивает человек с зонтом; его свежие черты принимают осторожно-хитрое выражение. – Вы ждете Стедимена?
– Да, – отвечает Петворт.
– Вы один?
– Да, – говорит Петворт.
– _ И за вами никто не шел?
– Нет.
– И вы думаете, я – тот мал… мал… малый, которого вы ждете? – Произношение у него, как у выпускника закрытой английской школы.
– Да, – отвечает Петворт.
– Давайте-ка сядем, – говорит человек с зонтом.
– Я уже занял столик. – Где?
– Вон там, в нише.
– Покажите, – говорит человек с зонтом. – Там?
– Да, – отвечает Петворт.
– Отлично, – говорит человек с зонтом через мгновение, опускаясь за столик. – Присоединяйтесь.
– Спасибо.
Человек с зонтом быстро озирается, потом приподнимает лампу и смотрит под нее.
– Всё нормально, – говорит он. – У вас есть уд?
– Простите?
– Уд… уд… достоверение. – Да.
– Можно взглянуть? – Человек с зонтом приподнимает скатерть и оглядывает стол.
– Да.
– А-а-а-гх. – Человек берет паспорт и смотрит на фотографию. – А как зовут того малого, с которым у вас рандеву?
– Стедимен, – отвечает Петворт.
– Хо-хо-хо-хотите верьте, хотите нет, – говорит человек, – но это я и есть. Да, я Сте-сте-стедимен. С приездом.
– Спасибо.
– Ловко вы меня вычислили, – замечает Стедимен. – Я стараюсь не выде… не выделяться. Наверно, вы заметили кость… заметили костюм.
– Да, – соглашается Петворт.
И впрямь, вблизи видно, что костюм не рядовой; все, что надето на прочих посетителях погребка, – лишь бледное подобие этого Костюма с большой буквы. Ткань в тонкую полоску, лацканы обработаны вручную и являют собою верх совершенства, нижняя пуговица, как полагается, не застегнута, и виден безукоризненный жилет, из-под брюк с идеально заутюженной складкой выглядывают шелковые носки со стрелками и начищенные ботинки. Рубашка в широкую полосу явно из лучшего магазина, на воротничке – кровавые точки, обязательное свидетельство тщательного бритья. Галстук английский – явный знак принадлежности к элитной школе, клубу или полку, но без вульгарной узнаваемости. Да и лицо над галстуком, обращенное с открытостью к Петворту, с подозрительностью к остальному залу, явно создали английские гены: четкое, с длинным подбородком, оно выражает ту мальчишескую веру, тронутую взрослой болью, которая оставляет у всех англичан чувство, будто они вместе рыдали в дортуаре некой универсальной закрытой школы, даже если, как Петворт, никогда в ней не учились. Да, это явно и несомненно Стедимен, второй секретарь британского посольства.
– Жутко извиняюсь, – говорит он. – Миль пардон, что заставил ждать. Ездил к сам забирать дип… к самолету забирать диппочту. И, конечно, рейс опять опоздал на три часа. Интересно, понимают эти ребята, что своими забастовками подрывают международные отношения. Думаю, пора выпить.
Стедимен резко вскидывает правую руку и оставляет ее в воздухе.
– Вы были вчера в аэропорту? – спрашивает Петворт.
– А, – говорит Стедимен, – а-а-а-гх. Почему вы спросили? Видели меня там?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Задача обещает быть непростой. В качестве опознавательного признака мистер Стедимен назвал костюм, но именно эту форму одежды избрали для себя едва ли не все одинокие мужчины в баре, которые сидят, ждут, пялятся на девиц, смотрят в свои бокалы. Стедимен, очевидно, не хочет привлекать внимания. На взгляд Петворта, пока тот идет между столиками, никто из посетителей не похож на второго секретаря британского посольства. У одного пластиковая шляпа, другой курит сигару с пластиковым мундштуком. Этот что-то быстро пишет, щелкая калькулятором, тот уткнулся в «Пъртыуу Популятууу». Здесь китаец, там два негра. Стедимен или еще не пришел, или так замаскировался, что его не узнать, пока он сам не подаст знак. В одной из ниш освобождается столик, Петворт садится лицом к занавешенному входу. Через некоторое время рядом останавливается, поджав губы, официантка; Петворт заказывает шьвеппуу. Он еще раз оглядывает погребок; только смазливые потаскушки смотрят на него в ответ. Новенькая, крашенная хной, с болонкой на коленях, складывает губы трубочкой; Петворт делает вид, будто не замечает. Цыгане играют, посетители заняты своими делами, занавес время от времени приподнимается, входит человек в тюрбане, негр, мужчина в очках, мужчина в полиэтиленовом плаще – ни один из них не тянет на британского дипломата. Стедимен не идет, шьвеппуу не несут. Шлюхи болтают длинными ногами, Петворт смотрит на них и думает о белокурых волосах, батиковом платье, короткой поезде на трамвае, о горьком расставании, печали и одиночестве за напряженной суетой общественных мест.
Куранты на правительственных зданиях и готических башенках бьют половину, а Стедимена все нет. Петворт думает вернуться в номер или взять такси, когда занавес снова приподнимается. В дверном проеме, обводя взглядом шумное помещение, стоит высокий моложавый господин лет сорока. На нем костюм, в руке – сложенный зонт. Он входит, пристально смотрит на девиц у стойки, явно кого-то выискивая, и Петворт понимает, что в его истории этот персонаж уже фигурировал. Новоприбывший идет между столиками, и Петворт внезапно вспоминает, где видел и лицо, и костюм, и зонт. Этот самый господин налетел на него в дверях аэропорта, после махал (этим самым зонтом) вслед отъезжающему такси, когда Петворт, обернувшись, увидел профессора Рума, Катю Принцип и третьего загадочного незнакомца. Сейчас незнакомец уверенно идет по бару, коротко обращаясь к сидящим: к мужчине с черной пластиковой шляпой и к его соседу, который курит сигару с пластиковым мундштуком. Цель, очевидно, не достигнута: он переходит к мужчине с калькулятором, потом – к читателю «Пъртыуу Популятууу». Внезапно Петворт понимает, что цель новоприбывшего – он сам, и одновременно догадывается, кто же преследовал его в аэропорту. Он встает и направляется к человеку с зонтом, который, уже без прежней уверенности, нагнулся к одинокому китайцу.
– Простите, – говорит Петворт, подходя. (Человек с зонтом, отвергнутый китайцем, как раз сделал шаг в сторону двух негров.) – Вы, случаем, не мистер Стедимен?
– А-а-а-гх, – произносит тот, оборачиваясь; музыканты обступают его с двух сторон, исступленно водя смычками. – Благодарю, не сейчас, – говорит он цыганам. – Кто вы?
– Моя фамилия Петворт. Я подумал, может быть, вы ищете меня.
– Пет-пет-петворт? – переспрашивает человек с зонтом; его свежие черты принимают осторожно-хитрое выражение. – Вы ждете Стедимена?
– Да, – отвечает Петворт.
– Вы один?
– Да, – говорит Петворт.
– _ И за вами никто не шел?
– Нет.
– И вы думаете, я – тот мал… мал… малый, которого вы ждете? – Произношение у него, как у выпускника закрытой английской школы.
– Да, – отвечает Петворт.
– Давайте-ка сядем, – говорит человек с зонтом.
– Я уже занял столик. – Где?
– Вон там, в нише.
– Покажите, – говорит человек с зонтом. – Там?
– Да, – отвечает Петворт.
– Отлично, – говорит человек с зонтом через мгновение, опускаясь за столик. – Присоединяйтесь.
– Спасибо.
Человек с зонтом быстро озирается, потом приподнимает лампу и смотрит под нее.
– Всё нормально, – говорит он. – У вас есть уд?
– Простите?
– Уд… уд… достоверение. – Да.
– Можно взглянуть? – Человек с зонтом приподнимает скатерть и оглядывает стол.
– Да.
– А-а-а-гх. – Человек берет паспорт и смотрит на фотографию. – А как зовут того малого, с которым у вас рандеву?
– Стедимен, – отвечает Петворт.
– Хо-хо-хо-хотите верьте, хотите нет, – говорит человек, – но это я и есть. Да, я Сте-сте-стедимен. С приездом.
– Спасибо.
– Ловко вы меня вычислили, – замечает Стедимен. – Я стараюсь не выде… не выделяться. Наверно, вы заметили кость… заметили костюм.
– Да, – соглашается Петворт.
И впрямь, вблизи видно, что костюм не рядовой; все, что надето на прочих посетителях погребка, – лишь бледное подобие этого Костюма с большой буквы. Ткань в тонкую полоску, лацканы обработаны вручную и являют собою верх совершенства, нижняя пуговица, как полагается, не застегнута, и виден безукоризненный жилет, из-под брюк с идеально заутюженной складкой выглядывают шелковые носки со стрелками и начищенные ботинки. Рубашка в широкую полосу явно из лучшего магазина, на воротничке – кровавые точки, обязательное свидетельство тщательного бритья. Галстук английский – явный знак принадлежности к элитной школе, клубу или полку, но без вульгарной узнаваемости. Да и лицо над галстуком, обращенное с открытостью к Петворту, с подозрительностью к остальному залу, явно создали английские гены: четкое, с длинным подбородком, оно выражает ту мальчишескую веру, тронутую взрослой болью, которая оставляет у всех англичан чувство, будто они вместе рыдали в дортуаре некой универсальной закрытой школы, даже если, как Петворт, никогда в ней не учились. Да, это явно и несомненно Стедимен, второй секретарь британского посольства.
– Жутко извиняюсь, – говорит он. – Миль пардон, что заставил ждать. Ездил к сам забирать дип… к самолету забирать диппочту. И, конечно, рейс опять опоздал на три часа. Интересно, понимают эти ребята, что своими забастовками подрывают международные отношения. Думаю, пора выпить.
Стедимен резко вскидывает правую руку и оставляет ее в воздухе.
– Вы были вчера в аэропорту? – спрашивает Петворт.
– А, – говорит Стедимен, – а-а-а-гх. Почему вы спросили? Видели меня там?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97