В дверь снова звонят.
– Ах! – вскрикивает Баджи, стискивая Петворту руку. – Кто-то еще!
Словно из-под земли вырастает Магда в белых перчатках и направляется к двери; Стедимены, обворожительная пара, идут вслед за ней.
– Всегда в обществе красавиц, – замечает Плитплов, обращая на Петворта пронзительный взгляд. – Я это помню. И вы ей нравитесь. Однако надо быть очень осторожными. Повсюду уши.
Тем временем в дверях еще двое гостей вручают Магде плащи. Одна из них – немолодая барышня-крестьянка в приталенном сарафане; у нее типично английский выговор и остроносое личико, волосы заколоты в пучок. Второй – седовласый усатый джентльмен в фуляровом шейном платке, белом пиджаке и темных брюках. Видимо, по пути сюда приключилось какое-то несчастье; по лицу у барышни-крестьянки текут слезы.
– Простите, что запоздали, – говорит джентльмен, чмокая Баджи в щеку. – Небольшая накладка.
– Я полчаса просидела в лифте! – восклицает барышня-крестьянка. – Люди шли мимо, но никто не откликнулся. По счастью, появился мистер Бленхейм и, как истинный рыцарь, меня спас.
– Входите и знакомьтесь с нашими друзьями, – говорит Баджи.
– Наверное, вы кричали, – произносит Плитплов, галантно выступая вперед.
– Вопила как резаная, – отвечает барышня.
– Я слышал крики, когда поднимался по лестнице, – говорит Плитплов, – однако подумал про себя, может быть, свадьба, и не стал вмешиваться. В моей стране не принято вмешиваться.
– Я заметила, – говорит барышня-крестьянка.
– Примите мои извинения. – Плитплов, склонившись, целует ей пальцы. – Плитплов.
– Мисс Пил и мистер Бленхейм, из посольства, – представляет Стедимен.
– Должен быть еще какой-то почетный гость?… – осведомляется мисс Пил.
– Да, вот он, наш милый доктор Петворт, – говорит Баджи, за руку вытаскивая Петворта на середину комнаты.
– А, значит, добрались, – говорит мисс Пил. – Это хорошо.
– Здравствуйте, старина, – вступает в разговор Бленхейм. – Добро пожаловать в дурдом.
– А как насчет главного события? – спрашивает мисс Пил. – Они прибыли? Вы их встретили?
– Да, – отвечает Баджи, – но это пока секрет.
– О, сегодня будет секрет? – оживляется Плитплов. – Всюду секреты.
– Исключительно приятный секрет, – говорит мисс Пил.
– Но мы, может быть, выясним? – спрашивает Плитплов.
– Позднее, – отвечает Баджи. – Вот почему сейчас я должна на минутку исчезнуть. Пожалуйста, развлекайтесь. И блюдите себя в чистоте ради меня, мистер Петворт.
– Очередной восхитительный прием у Баджи! – восклицает мисс Пил. – Вот так она нас и заманивает!
– И мистером Петвортом, разумеется, – добавляет Бленхейм.
– Камърадакет, – говорит Магда, появляясь с подносом.
– Апельсиновый сок, пожалуйста, – просит мисс Пил по-английски.
– Та, – отвечает Магда, протягивая ей сок.
– Правда, она замечательно справляется, при том что не владеет английским? – обращается мисс Пил к Петворту. – Ну разве не замечательно, что вы пришли именно сегодня? Секреты нашей Баджи нельзя пропускать!
III
Итак, в далекой Слаке, при чуждой идеологии, в стране, где рослая горничная вездесуща, а у стен, без сомнения, есть уши, несколько британцев, заброшенных судьбой на чужбину, начинают вечеринку. За окнами льет дождь и свистит ветер, кто-то, кто уж отвечает за такие подробности, прилепил над темными крышами огромную, почти зеленую луну; на ее фоне прорисовываются купол и пара шпилей. Внизу обнаруживает себя редкими неоновыми вспышками «КОМФЛУГ» и «МУГ» город, клубок страхов и угроз, наблюдателей и доносчиков. Да, прием у шейха и опера сманили большую часть приглашенных, и на серебряном подносе у рослой горничной напитков куда больше, чем гости в силах поглотить. В атмосфере висит некоторая настороженность, как всегда, когда сходятся вместе люди, разделенные множеством политических и социальных границ, к тому же британцам вообще мало свойственна душевность в общении: представитель этой нации не ищет взаимопонимания с посторонними, да и, если на то пошло, даже с самим собой. Однако компания понемногу начинает оттаивать; Стедимен, в своем безукоризненном костюме, подходит к проигрывателю и запускает что-то ностальгическое, возникает подобие непринужденности, отблески какого-то мира, объединяющего их всех.
– Видели отборочные матчи? – спрашивает Бленхейм Петворта, закуривая трубку.
– О, вы тоже курите трубку? – восклицает Плитплов, доставая свою, резную. – И я.
– Боюсь, я за ними не слежу, – отвечает Петворт.
– Крикет? Вы говорите о крикете, вашей национальной игре? Люди в белом, как врачи? – спрашивает Плитплов.
– Говорят, кто устал от крикета, устал от жизни, – замечает Бленхейм.
– Не думаю, что мистер Петворт устал от жизни, – говорит мисс Пил.
– Устал от жизни, устал по жизни, – бормочет Плитплов.
– Я могу его смотреть, могу не смотреть, – говорит Петворт.
– Вы, наверное, знаете моего друга, сэра Лоуренса Оливье? – спрашивает мисс Пил.
– Лично – нет, – отвечает Петворт.
– О, тогда вы вовсе его не знаете! – восклицает мисс Пил.
Дважды уличенный в невежестве, Петворт тем не менее понимает истинно английским чутьем, что его приняли в компанию; на свой манер британцы начинают приятно проводить время.
Снаружи предательский темный город смыкает кольцо;
внутри разворачивается некая версия хорошей жизни. Мисс Пил щебечет о какой-то оперной постановке; Стедимен рассказывает о визите принцессы Маргарет на некий остров, где он служил в посольстве; мистер Бленхейм вещает о регби, и даже Плитплов, не желая остаться в стороне, показывает салонные фокусы – извлекает из ушей орехи.
– Я слышала, в Лондоне теперь все пьесы про неприличное и актеры скачут по сцене голые, – говорит мисс Пил. – Должно быть, очень скучно. Я никогда не любила реализм.
– Пьесы вашего Эдварда Бонда очень знамениты, – замечает Плитплов.
– Кого-кого? – спрашивает Бленхейм.
– Он написал «Спасенных» и «Лира», – отвечает Плитплов.
– Драматург из левых, – объясняет мисс Пил. – Здесь он
популярен.
– Думаю, в Англии теперь никто не хочет работать, – заявляет Плитплов. – Наш народ здесь очень любит труд. Наши рабочие часто просят разрешения выпустить больше продукции бесплатно, из одного энтузиазма.
– Правда? – восклицает мисс Пил. – Потрясающе.
– Здесь невысоко ценят британскую репу… репу… репутацию как промышленный державы, – замечает Стедимен.
– Нелегко объяснить миру, что мы за народ, – произносит Бленхейм, довольно попыхивая трубкой.
– Но, может быть, это ваша работа? – спрашивает Плитплов. – Может быть, для ради этого ваше правительство и послало вас в Слаку?
– А, – хихикает Бленхейм. – Вы спрашиваете, чем я занимаюсь? На какой ниве тружусь? Вообще-то на дипломатической.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97