– Я, наверное, выпью еще кофе.
– Простите, что не могу угостить вас ленчем, – произносит дама. – Тут за углом чудесный индонезийский ресторанчик, но вы же знаете, нам, как и всем, урезали бюджет. Джорджина, доктор Петворт просит еще кофе. Вы что, постриглись, голубушка? Вам очень к лицу.
– Спасибо, – отвечает Джорджина. – Как в первый раз?
– Черный, пожалуйста, – говорит Петворт.
– Отлично. – Дама с улыбкой захлопывает папку. – Уверена, вы замечательно съездите. Я там работала, мне очень понравилось. Красивейший город, старые дома, парки, цветы и Цыганская музыка. В свободное время вы вполне можете отпустить гида и погулять. Кстати, рекомендую посмотреть собор. Он на окраине города, но иконы потрясающие, и я всегда говорю: церковь – такое место, где трудно угодить в серьезную передрягу. Очень хороши изделия местных ремесел, хотя не все разрешены к вывозу из страны. Советую поискать ручную вышивку. Вашей жене – вы ведь женаты? – непременно понравится. Покупайте много, всё равно вам не разрешат вывезти деньги. А вот и Джорджина с кофе. Кстати, возьмите буклетик, может, пригодится. Он составлен не специально для ученых, но в нем много мудрых наблюдений и полезных сведений. Ну, знаете, про напряжение и всё такое.
– Спасибо. – Петворт берет кофе и «Краткие советы британским бизнесменам».
– На случай, если с вами произойдут неприятности, – продолжает седовласая дама, – мы телексом известили о вашем приезде британское посольство. Разумеется, посольство маленькое, Слака – отнюдь не центр мира, однако второй секретарь, Стедимен, занимается ДТП и немного культурой. Если что, он поможет, чем сумеет. Я запишу адрес на ваших бумагах, а телефон посольства, наверное, можно найти на месте в телефонной книге. Если вам ее дадут. Да, замечательный город, приятно вспомнить. Только плохо, что разговаривать нельзя. Я когда вернулась, то говорила и говорила, двадцать дней кряду. И ела шоколад. Экономика там слабая, трудно купить сладкое.
День на редкость пасмурный, в кабинете царит полумрак. За окном льет дождь, на сердце у Петворта тоже не радостно. Он знает и читал истории о границах и КПП, шпионах и тюрьмах, избиениях и предательствах, которыми мы забавляемся в этом мрачном мире. Возможно, будь он посильнее характером, то сейчас попросил бы избавить его от такой истории. Однако Петворт знает, что на самом деле его ждет всего лишь версия старой и знакомой истории, с главной темой и мелкими вариациями. Он пьет кофе, дама выпускает дым.
– Да, думаю, это всё, – говорит она. – Главное – здравый смысл. Не меняйте валюту, не спите с мальчиками, не высказывайтесь о политике, не ведите личных разговоров в спальнях или в общественных местах, не вывозите документов, завешивайте зеркало полотенцем. И осторожнее с женщинами. Думаю, вы поняли.
– Да, – отвечает Петворт. – Остерегаться всего чужеродного.
– Вот именно, – говорит дама. – И еще одно. Мы попросим вас по возвращении составить короткий отчет. Чисто по научной стороне, состояние университетов и всё такое. Разумеется, там ничего не записывайте, держите всё в голове, набросаете, когда приедете в… Бредфорд, если не ошибаюсь?
– Бредфорд, – кивает Петворт.
– Хорошо. – Дама встает и ведет его к двери полутемного кабинета. – Желаю приятно провести время. И дайте нам знать, когда вернетесь благополучно.
– Хорошо, – отвечает Петворт. – Если вернусь.
– Конечно, вернетесь, – произносит дама. – Незабываемые впечатления. Джорджина, наш гость уходит.
– До свидания, – говорит секретарша, забирая со стола папку. – Простите за кофе.
С лицом несколько серым, под стать погоде за окном, Петворт в мокром плаще выходит из темного кабинета и шагает по коридору к лифту. Кабина открыта, на дальней стене табличка предупреждает, что вместимость лифта не более шести человек. Десять смеющихся японцев с синими дорожными сумками через плечо и фотоаппаратами на груди энергично машут, чтобы он заходил. Петворт входит в кабину, японцы принимаются жать на все кнопки разом, лифт взмывает вверх, ухает вниз, потом останавливается на всех этажах, пока не добирается до первого. Петворт, сжимая «Краткие советы британским бизнесменам», выходит на празднично украшенную, мокрую Дэвис-стрит и мимо газетчика, рекламирующего забастовку в мертвый политический сезон, идет забрать визу, билеты, подумать о будущем. И вот в результате всех этих действий или бездействия он стоит теперь в пыльном зале аэропорта «Слака», прислонясь к колонне у двери с надписью «НОЙ ВА», в толпе, а часы на стене отщелкивают время.
Да, время идет: тридцать минут, как он вышел в зал, тридцать минут, как ничего не происходит. На портфеле у его ног по-прежнему висит бордово-малиновая бирка, стерильный знак, незначащее значение; толпа колышется, лица возникают и пропадают. Остальные пассажиры рейса 155, мужчины в костюмах и старушки, давно прошли в дверь с надписью «НОЙ ВА», их давно обняли и расцеловали, одарили цветами и смехом, вывели из толпы, на улицу, в жизнь. Только с Петвортом ничего подобного не происходит: ни один встречающий его не встречает, ни один сопровождающий не сопровождает. Снаружи, за пыльным стеклом, красное солнце клонится к западу, голубые автобусы почти все уехали; в наступивших сумерках золотая луковка из золотой становится черной. Лицо Петворта тоже больше не сияет; уверенность, с которой он вошел в зал, потухла, сменившись сомнением и даже некоторым страхом. Всё, конечно, уладится, за этим делом стоит организация. Если машинистка, печатавшая письмо на ломаном английском, не ошиблась, если даты верны, а слакский календарь совпадает с британским, и если те, к кому он едет, ничего не перепутали, то сейчас он переходит с попечения Дэвис-стрит на попечение Сталинградсимуту, из закрытой папки Британского Совета в открытую папку Минъстрата культури комитетьиіі.
С другой стороны, что-то могло сбиться. Кто-то мог решить, что рейс отменили из-за забастовки в Хитроу; кроме того, самолет приземлился с двухчасовым опозданием, и еще час заняли таможенные процедуры. Более того, если хорошенько подумать – а Петворт уже успел хорошенько подумать, – в слепо отпечатанном письме не сказано, где, как и кто должен его встретить. Поводов для недоразумений много, а недоразумения случаются, даже когда поездку организует Британский Совет.
Часы тикают, он здесь уже сорок минут, вокруг – пыль, гам, толпа. Аэропорты по всему миру примерно одинаковы, когда, как это обычно бывает, проходишь через них быстрым шагом. Однако чем больше времени там проводишь, тем заметнее различия. Так, в аэропорту Амстердама есть магазинчик бриллиантовых украшений, во Франкфурте – секс-шоп доктора Мюллера: и там, и там можно в последнюю минуту купить подарок для любимой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Простите, что не могу угостить вас ленчем, – произносит дама. – Тут за углом чудесный индонезийский ресторанчик, но вы же знаете, нам, как и всем, урезали бюджет. Джорджина, доктор Петворт просит еще кофе. Вы что, постриглись, голубушка? Вам очень к лицу.
– Спасибо, – отвечает Джорджина. – Как в первый раз?
– Черный, пожалуйста, – говорит Петворт.
– Отлично. – Дама с улыбкой захлопывает папку. – Уверена, вы замечательно съездите. Я там работала, мне очень понравилось. Красивейший город, старые дома, парки, цветы и Цыганская музыка. В свободное время вы вполне можете отпустить гида и погулять. Кстати, рекомендую посмотреть собор. Он на окраине города, но иконы потрясающие, и я всегда говорю: церковь – такое место, где трудно угодить в серьезную передрягу. Очень хороши изделия местных ремесел, хотя не все разрешены к вывозу из страны. Советую поискать ручную вышивку. Вашей жене – вы ведь женаты? – непременно понравится. Покупайте много, всё равно вам не разрешат вывезти деньги. А вот и Джорджина с кофе. Кстати, возьмите буклетик, может, пригодится. Он составлен не специально для ученых, но в нем много мудрых наблюдений и полезных сведений. Ну, знаете, про напряжение и всё такое.
– Спасибо. – Петворт берет кофе и «Краткие советы британским бизнесменам».
– На случай, если с вами произойдут неприятности, – продолжает седовласая дама, – мы телексом известили о вашем приезде британское посольство. Разумеется, посольство маленькое, Слака – отнюдь не центр мира, однако второй секретарь, Стедимен, занимается ДТП и немного культурой. Если что, он поможет, чем сумеет. Я запишу адрес на ваших бумагах, а телефон посольства, наверное, можно найти на месте в телефонной книге. Если вам ее дадут. Да, замечательный город, приятно вспомнить. Только плохо, что разговаривать нельзя. Я когда вернулась, то говорила и говорила, двадцать дней кряду. И ела шоколад. Экономика там слабая, трудно купить сладкое.
День на редкость пасмурный, в кабинете царит полумрак. За окном льет дождь, на сердце у Петворта тоже не радостно. Он знает и читал истории о границах и КПП, шпионах и тюрьмах, избиениях и предательствах, которыми мы забавляемся в этом мрачном мире. Возможно, будь он посильнее характером, то сейчас попросил бы избавить его от такой истории. Однако Петворт знает, что на самом деле его ждет всего лишь версия старой и знакомой истории, с главной темой и мелкими вариациями. Он пьет кофе, дама выпускает дым.
– Да, думаю, это всё, – говорит она. – Главное – здравый смысл. Не меняйте валюту, не спите с мальчиками, не высказывайтесь о политике, не ведите личных разговоров в спальнях или в общественных местах, не вывозите документов, завешивайте зеркало полотенцем. И осторожнее с женщинами. Думаю, вы поняли.
– Да, – отвечает Петворт. – Остерегаться всего чужеродного.
– Вот именно, – говорит дама. – И еще одно. Мы попросим вас по возвращении составить короткий отчет. Чисто по научной стороне, состояние университетов и всё такое. Разумеется, там ничего не записывайте, держите всё в голове, набросаете, когда приедете в… Бредфорд, если не ошибаюсь?
– Бредфорд, – кивает Петворт.
– Хорошо. – Дама встает и ведет его к двери полутемного кабинета. – Желаю приятно провести время. И дайте нам знать, когда вернетесь благополучно.
– Хорошо, – отвечает Петворт. – Если вернусь.
– Конечно, вернетесь, – произносит дама. – Незабываемые впечатления. Джорджина, наш гость уходит.
– До свидания, – говорит секретарша, забирая со стола папку. – Простите за кофе.
С лицом несколько серым, под стать погоде за окном, Петворт в мокром плаще выходит из темного кабинета и шагает по коридору к лифту. Кабина открыта, на дальней стене табличка предупреждает, что вместимость лифта не более шести человек. Десять смеющихся японцев с синими дорожными сумками через плечо и фотоаппаратами на груди энергично машут, чтобы он заходил. Петворт входит в кабину, японцы принимаются жать на все кнопки разом, лифт взмывает вверх, ухает вниз, потом останавливается на всех этажах, пока не добирается до первого. Петворт, сжимая «Краткие советы британским бизнесменам», выходит на празднично украшенную, мокрую Дэвис-стрит и мимо газетчика, рекламирующего забастовку в мертвый политический сезон, идет забрать визу, билеты, подумать о будущем. И вот в результате всех этих действий или бездействия он стоит теперь в пыльном зале аэропорта «Слака», прислонясь к колонне у двери с надписью «НОЙ ВА», в толпе, а часы на стене отщелкивают время.
Да, время идет: тридцать минут, как он вышел в зал, тридцать минут, как ничего не происходит. На портфеле у его ног по-прежнему висит бордово-малиновая бирка, стерильный знак, незначащее значение; толпа колышется, лица возникают и пропадают. Остальные пассажиры рейса 155, мужчины в костюмах и старушки, давно прошли в дверь с надписью «НОЙ ВА», их давно обняли и расцеловали, одарили цветами и смехом, вывели из толпы, на улицу, в жизнь. Только с Петвортом ничего подобного не происходит: ни один встречающий его не встречает, ни один сопровождающий не сопровождает. Снаружи, за пыльным стеклом, красное солнце клонится к западу, голубые автобусы почти все уехали; в наступивших сумерках золотая луковка из золотой становится черной. Лицо Петворта тоже больше не сияет; уверенность, с которой он вошел в зал, потухла, сменившись сомнением и даже некоторым страхом. Всё, конечно, уладится, за этим делом стоит организация. Если машинистка, печатавшая письмо на ломаном английском, не ошиблась, если даты верны, а слакский календарь совпадает с британским, и если те, к кому он едет, ничего не перепутали, то сейчас он переходит с попечения Дэвис-стрит на попечение Сталинградсимуту, из закрытой папки Британского Совета в открытую папку Минъстрата культури комитетьиіі.
С другой стороны, что-то могло сбиться. Кто-то мог решить, что рейс отменили из-за забастовки в Хитроу; кроме того, самолет приземлился с двухчасовым опозданием, и еще час заняли таможенные процедуры. Более того, если хорошенько подумать – а Петворт уже успел хорошенько подумать, – в слепо отпечатанном письме не сказано, где, как и кто должен его встретить. Поводов для недоразумений много, а недоразумения случаются, даже когда поездку организует Британский Совет.
Часы тикают, он здесь уже сорок минут, вокруг – пыль, гам, толпа. Аэропорты по всему миру примерно одинаковы, когда, как это обычно бывает, проходишь через них быстрым шагом. Однако чем больше времени там проводишь, тем заметнее различия. Так, в аэропорту Амстердама есть магазинчик бриллиантовых украшений, во Франкфурте – секс-шоп доктора Мюллера: и там, и там можно в последнюю минуту купить подарок для любимой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97