Номер два в клане любимчиков. Насколько я помню, он вечно что-то мастерил. Он обожал создавать что-нибудь с нуля, был постоянным участником всех ежегодных научных ярмарок. Он не был лишен артистизма, хотя и несколько странноватого, был из тех, кто, сложив оригами из долларовой бумажки, оставляет ее официанту в качестве чаевых.
За спиной у меня сидела Пандора. Время от времени Маэстро делал ей замечания, потому что она не слушала его и смотрела в окно. Когда она не отвлекалась, она изводила меня полными безысходности вздохами. С другой стороны, она всегда принимала мою сторону в ссорах с Лазарем, что было очень хорошо. Ей так же нравилась гвоздика. Я открыл для себя неповторимую привлекательность индонезийских сигарет, когда мне исполнилось десять. На переменках мы с ней курили за школой.
Слева от меня сидел классный клоун Меркуцио, вечно непричесанный, растрепанный, он чем-то был похож на льва. Что сказать про Мерка? Он из кожи вон лез, чтобы привлечь к себе внимание. Думаю, все воспринимали его шутки как способ самозащиты. («Смех? Это хвост ящерицы. Пока вы смотрите на него, я сбегаю», – сказал он мне как-то.) Он всегда оказывался в эмоциональной изоляции, зато все остальные веселились от души. По крайней мере, в те далекие времена. Надо сказать, что со временем шутки его становились все мрачнее. Он стал циничным, острым на язык. Болваны это ценили, любимчики – нет.
Слева от него сидел Тайлер, известный забияка. Вечно нарывался на драки. Но быстро мирился. Он был лучшим спортсменом среди нас, может быть, лучшим тактиком. Дайте ему цель, игру, загадку, лишь бы направить его энергию. Он был чистосердечным и безжалостно прямодушным, если хотел заполучить что-то. Наверное, лучше всего сказать: обсессивно-компульсивный.
Была у нас в классе и Маленькая мисс Популярность. Все боготворили Шампань, каждый по-своему. Симпатичная, настоящая принцесса, королева всех балов. Милая и невинная, словно чучело зверька. То же самое и в голове. Если вы человек нечестный, самонадеянный, умеете манипулировать окружающими, зачем расти? Зачем совершать что-либо? Девушка, у которой не было ни мозгов, ни мужества, мягкая, как ваниль. Я точно могу сказать, что в ней нравилось Тайлеру. Однако меня всегда тянуло только к Симоне.
Парта Фантазии не шаталась, но мы думали, что она шатается. Фантазия раскачивалась вперед-назад беспрерывно, надоедливо. Маэстро, однако (непонятно почему), с этим мирился. К тому же она все время что-то бормотала, произнося слова, приходившие ей на ум просто по ассоциации. Она говорила на неведомых языках. Мы с самого начала знали, что с ней что-то не так.
И наконец, Вашти… Я плохо помню Вашти. Она была тихоней. Просто тихоней, и все. Сдержанной, так лучше сказать. Слишком унылой.
* * *
– На этом стуле, – произнес я, усаживаясь, – сидел Габриель.
Я говорил о себе в третьем лице, ведь теперь я был уже другим, уже не был тем, прежним Габриелем. Свободу нужно завоевывать, как говорил нам Маэстро, и я заработал себе право не пользоваться этим именем, как получили мы право не носить форму, одеваться в том стиле, который больше подходил нам.
Все началось с Пандоры. Она терпеть не могла имя, данное ей при рождении, – Наоми, к десяти годам никто за пределами школы, включая ее родителей, так ее больше не называл. Только Маэстро не желал называть иначе. Как-то прямо на занятиях в классе она взорвалась. Помню ее отчаянное лицо, когда она, оттолкнув парту, выскочила из класса. Она потребовала, чтобы Эллисон перепрограммировал Маэстро, но тот отказался. Он заявил, что Маэстро достаточно разумен. Если мы чем-то недовольны, следует сказать ему напрямую.
Так мы и поступили. Однако пришлось хитрить. Первыми хитрецами были я и Лазарь.
– Разве мы не заслужили это право? – спрашивал мой соперник у Маэстро. Странный, бесстрашный ребенок мог вертеть Маэстро как хотел. – Посмотрите, как мы выросли! Какими мы стали ответственными! Ничего плохого нет в том, что мы будем называть друг друга теми именами, которые нам нравятся. Разве роза станет чем-то другим, если назвать другими словами?
Маэстро долго сопротивлялся, но в конце концов мы с Лазарем добились своего. Оглядываясь назад, я понимаю, что наш нечестивый союз был одним из немногих случаев, когда мы объединились, а не вцеплялись друг другу в глотки.
Как это ни странно, своей новой личностью я обязан ему. Не менее странно, что сам первый борец за право менять имена имя себе оставил прежнее. Родители назвали его Лазарем, Лазарем он и остался. Я стал Хэллоуином. Почему он не взял себе новое имя? Досадно.
Потом нашу компанию разрушила Вашти, подав заявление на индивидуальное обучение. Она заявила, что ей трудно реализовывать свой потенциал, находясь в одном классе с нарушителями дисциплины, такими как Меркуцио, Тайлер, Фантазия и я. Она боролась и победила. После этого маленький красный домик превратился в пережиток, иногда с него стряхивали пыль, но очень редко.
Теперь это было подходящее место для секретов.
Здесь я что-то спрятал. Но где?
Ага.
Потянувшись рукой под парту, туда, где веснушчатый Габриель однажды прилепил кусок мятной жвачки, я нашел то, что искал, поскреб нашлепку. Пальцы натолкнулись на точку доступа к каталогу. Гладкая и теплая на ощупь. Я заполучил этот каталог однажды в рождественские каникулы: залез в школьную лабораторию и стащил запасной, спрятав его здесь, в ГВР, и замел следы. Даже тогда я не доверял персоналу. Моя рука толчками и рывками по самое запястье погрузилась в изумрудный свет прямоугольного голографического дисплея, кисть потеряла плотность, вместо нее я видел теперь только папки и иконки.
Сначала я отыскал свои старые бумаги. Письменные работы, тесты, контрольные. Тут же были стихи, надо сказать, очень плохие, в них я сравнивал свое сердце с увядающей розой. Хуже того, я рифмовал «старый мол» и димедрол, а также Венеру Милосскую. Мне даже стало как-то неловко за самого себя. К тому же эти вирши совершенно не соответствовали заданной теме. Красным цветом был приписан только один комментарий от Маэстро: «Какое отношение все это имеет к Томасу Джефферсону?»
Думаю, я был из тех детей, что всегда выбирают непроторенную дорожку.
Я листал свои школьные работы, и ностальгия отступала, приходило знание, отпущение грехов и смерть. Знание явилось в виде инструментов дешифровки. Просто сногсшибательный набор файлов, мечта хакера. Я сам его программировал, плод растраченной впустую молодости. Мне всегда казалось важным знать, как далеко можно заходить в той или иной ситуации, причем не только с людьми, но и с различными конфигурациями. Сначала мне пришлось потратить время, чтобы снова научиться управляться с файлом. Прекрасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
За спиной у меня сидела Пандора. Время от времени Маэстро делал ей замечания, потому что она не слушала его и смотрела в окно. Когда она не отвлекалась, она изводила меня полными безысходности вздохами. С другой стороны, она всегда принимала мою сторону в ссорах с Лазарем, что было очень хорошо. Ей так же нравилась гвоздика. Я открыл для себя неповторимую привлекательность индонезийских сигарет, когда мне исполнилось десять. На переменках мы с ней курили за школой.
Слева от меня сидел классный клоун Меркуцио, вечно непричесанный, растрепанный, он чем-то был похож на льва. Что сказать про Мерка? Он из кожи вон лез, чтобы привлечь к себе внимание. Думаю, все воспринимали его шутки как способ самозащиты. («Смех? Это хвост ящерицы. Пока вы смотрите на него, я сбегаю», – сказал он мне как-то.) Он всегда оказывался в эмоциональной изоляции, зато все остальные веселились от души. По крайней мере, в те далекие времена. Надо сказать, что со временем шутки его становились все мрачнее. Он стал циничным, острым на язык. Болваны это ценили, любимчики – нет.
Слева от него сидел Тайлер, известный забияка. Вечно нарывался на драки. Но быстро мирился. Он был лучшим спортсменом среди нас, может быть, лучшим тактиком. Дайте ему цель, игру, загадку, лишь бы направить его энергию. Он был чистосердечным и безжалостно прямодушным, если хотел заполучить что-то. Наверное, лучше всего сказать: обсессивно-компульсивный.
Была у нас в классе и Маленькая мисс Популярность. Все боготворили Шампань, каждый по-своему. Симпатичная, настоящая принцесса, королева всех балов. Милая и невинная, словно чучело зверька. То же самое и в голове. Если вы человек нечестный, самонадеянный, умеете манипулировать окружающими, зачем расти? Зачем совершать что-либо? Девушка, у которой не было ни мозгов, ни мужества, мягкая, как ваниль. Я точно могу сказать, что в ней нравилось Тайлеру. Однако меня всегда тянуло только к Симоне.
Парта Фантазии не шаталась, но мы думали, что она шатается. Фантазия раскачивалась вперед-назад беспрерывно, надоедливо. Маэстро, однако (непонятно почему), с этим мирился. К тому же она все время что-то бормотала, произнося слова, приходившие ей на ум просто по ассоциации. Она говорила на неведомых языках. Мы с самого начала знали, что с ней что-то не так.
И наконец, Вашти… Я плохо помню Вашти. Она была тихоней. Просто тихоней, и все. Сдержанной, так лучше сказать. Слишком унылой.
* * *
– На этом стуле, – произнес я, усаживаясь, – сидел Габриель.
Я говорил о себе в третьем лице, ведь теперь я был уже другим, уже не был тем, прежним Габриелем. Свободу нужно завоевывать, как говорил нам Маэстро, и я заработал себе право не пользоваться этим именем, как получили мы право не носить форму, одеваться в том стиле, который больше подходил нам.
Все началось с Пандоры. Она терпеть не могла имя, данное ей при рождении, – Наоми, к десяти годам никто за пределами школы, включая ее родителей, так ее больше не называл. Только Маэстро не желал называть иначе. Как-то прямо на занятиях в классе она взорвалась. Помню ее отчаянное лицо, когда она, оттолкнув парту, выскочила из класса. Она потребовала, чтобы Эллисон перепрограммировал Маэстро, но тот отказался. Он заявил, что Маэстро достаточно разумен. Если мы чем-то недовольны, следует сказать ему напрямую.
Так мы и поступили. Однако пришлось хитрить. Первыми хитрецами были я и Лазарь.
– Разве мы не заслужили это право? – спрашивал мой соперник у Маэстро. Странный, бесстрашный ребенок мог вертеть Маэстро как хотел. – Посмотрите, как мы выросли! Какими мы стали ответственными! Ничего плохого нет в том, что мы будем называть друг друга теми именами, которые нам нравятся. Разве роза станет чем-то другим, если назвать другими словами?
Маэстро долго сопротивлялся, но в конце концов мы с Лазарем добились своего. Оглядываясь назад, я понимаю, что наш нечестивый союз был одним из немногих случаев, когда мы объединились, а не вцеплялись друг другу в глотки.
Как это ни странно, своей новой личностью я обязан ему. Не менее странно, что сам первый борец за право менять имена имя себе оставил прежнее. Родители назвали его Лазарем, Лазарем он и остался. Я стал Хэллоуином. Почему он не взял себе новое имя? Досадно.
Потом нашу компанию разрушила Вашти, подав заявление на индивидуальное обучение. Она заявила, что ей трудно реализовывать свой потенциал, находясь в одном классе с нарушителями дисциплины, такими как Меркуцио, Тайлер, Фантазия и я. Она боролась и победила. После этого маленький красный домик превратился в пережиток, иногда с него стряхивали пыль, но очень редко.
Теперь это было подходящее место для секретов.
Здесь я что-то спрятал. Но где?
Ага.
Потянувшись рукой под парту, туда, где веснушчатый Габриель однажды прилепил кусок мятной жвачки, я нашел то, что искал, поскреб нашлепку. Пальцы натолкнулись на точку доступа к каталогу. Гладкая и теплая на ощупь. Я заполучил этот каталог однажды в рождественские каникулы: залез в школьную лабораторию и стащил запасной, спрятав его здесь, в ГВР, и замел следы. Даже тогда я не доверял персоналу. Моя рука толчками и рывками по самое запястье погрузилась в изумрудный свет прямоугольного голографического дисплея, кисть потеряла плотность, вместо нее я видел теперь только папки и иконки.
Сначала я отыскал свои старые бумаги. Письменные работы, тесты, контрольные. Тут же были стихи, надо сказать, очень плохие, в них я сравнивал свое сердце с увядающей розой. Хуже того, я рифмовал «старый мол» и димедрол, а также Венеру Милосскую. Мне даже стало как-то неловко за самого себя. К тому же эти вирши совершенно не соответствовали заданной теме. Красным цветом был приписан только один комментарий от Маэстро: «Какое отношение все это имеет к Томасу Джефферсону?»
Думаю, я был из тех детей, что всегда выбирают непроторенную дорожку.
Я листал свои школьные работы, и ностальгия отступала, приходило знание, отпущение грехов и смерть. Знание явилось в виде инструментов дешифровки. Просто сногсшибательный набор файлов, мечта хакера. Я сам его программировал, плод растраченной впустую молодости. Мне всегда казалось важным знать, как далеко можно заходить в той или иной ситуации, причем не только с людьми, но и с различными конфигурациями. Сначала мне пришлось потратить время, чтобы снова научиться управляться с файлом. Прекрасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63