Алексу, наконец, удалось подцепить крючком одну из веревок, связывавших комок. Он подтянул к берегу мокрую, бесформенную массу, мало напоминавшую человека.
Джинни зажала рукой рот, пытаясь подавить тошноту, поднимающуюся к горлу. Тело бабушки Бартон было скрючено, запястья привязаны к лодыжкам. Вода стекала с тонких седых волос на туловище, которое было в кровоподтеках от ударов камнями, один глаз вывалился на щеку и едва держался. Джинни, забыв в эти минуты о приличиях, соскочила с Буцефала и скрылась в кустах, где ее, потрясенную и возмущенную человеческой жестокостью, вырвало.
Алекс разрезал путы и распрямил жалкое, дряблое тело, которое когда-то было женщиной. Что ему делать? Чего ожидает от него Джинни?
Мести против этой жестокой, а теперь молчаливой толпы? На некоторых лицах уже мелькали проблески раскаяния, теперь, когда гнев толпы утих и люди увидели, к чему привело их безумие. Трудно было представить, что злоба или угроза могла исходить от этого раскисшего комка плоти на траве.
— Похороните ее! — Алекс медленно повернулся, жестким взглядом охватывая каждого в толпе. — По всем правилам! — Он повернулся к солдату, стоявшему у лошади. — Джед, проследи, чтобы это было сделано. Если не будет выполнено, сообщи в лагерь, и тогда я поставлю к позорному столбу каждого мужчину, каждую женщину, каждого ребенка. — Не дожидаясь реакции на свои слова, он подошел к кустам, где все еще корчилась Джинни, тихо рыдая; его рубашка прилипла к ее мокрой от пота спине.
— Все уже закончилось, — мягко сказал он, гладя ее. — Ты должна оставить это в прошлом. — Он поднял Джинни на ноги и вытер ее измученное лицо своим платком. Она не сопротивлялась, молчала, пока он снова сажал ее на Буцефала, и отворачивала лицо от зрелища на берегу.
— Вы! — Алекс вдруг указал на женщину в длинной шали с бахромой. — Мне нужна ваша шаль. — Он бросил монету на траву перед ней и сдернул шаль с ее плеч. — Можете заменить ее одеждой, сорванной с ваших жертв! — Он передал шаль Джинни. — Завернись в нее. Ты не можешь появиться в лагере в одной рубашке.
Джинни отпрянула от шали с отвращением, но все же понимала, что он прав, и мрачно завернулась в широкие складки материи, спускавшейся намного ниже ее колен.
Они ехали в лагерь в молчании. Джинни время от времени дрожала, а Алекс старался подавить в себе гнев, теперь, когда Джинни была вне опасности. Но этот жуткий гнев еще сидел в нем, и Алекс знал, что никогда не забудет вид ее тела, распростертого на столе на рыночной площади, как не забудет и то, что осталось от бабушки Бартон, и ужас от мысли, что еще полчаса — и ему пришлось бы вылавливать из реки тело Джинни.
Их возвращение не могло не привлечь всеобщего внимания — генерал ехал без рубашки, а госпожа Кортни босиком, с голыми ногами и странно закутанная. Алекс не смотрел по сторонам, проезжая по деревне, Джинни, столько пережившая за этот день, думала, что уже не способна смущаться, но поняла вдруг, что ошибается. Ее щеки запылали под обеспокоенными взглядами офицеров, собравшихся у входа, и как только ноги ее коснулись земли, она стремительно бросилась наверх.
— Черт побери, что случилось, сэр? — Полковник Бонхэм прошел за Алексом в кухню. — Джинни ранена?
— Нет… каким-то чудом, — коротко ответил Алекс. — По крайней мере, физически она не пострадала, а вот другие раны будут затягиваться долго. — Он налил себе эля из кувшина и жадно выпил его, прежде чем рассказать полковнику, что произошло.
— Может, послать подкрепление Джеду?
— Это, конечно, можно, Ник. Мысль хорошая, хотя Джед и сам справится. Но демонстрация силы этим жаждущим крови мерзавцам не помешает. — Алекс осушил свою кружку и направился наверх, в комнату, которую они делили с Джинни. Дверь была заперта. — Вирджиния, открой дверь. — Он говорил тихо, без раздражения, но ответа не последовало. Он спокойно повторил просьбу, прислушиваясь к звукам за дубовой дверью. Когда ответа снова не последовало, страх начал подтачивать его спокойствие. Что она делает? Пережитого ею в этот день было вполне достаточно, чтобы помутился рассудок… Нет, это нелепо. Джинни всегда была уравновешенной, разумной. Он попытался снова.
— Джинни, если тебе хочется побыть одной, я это понимаю, но хочу, чтобы ты открыла дверь.
Джинни, свернувшаяся на кровати, как маленький раненый зверек, слышала его слова, но не понимала их. Она продолжала лежать, не шевелясь. Алекс чувствовал, что его страх вот-вот перерастет в жуткую панику.
— Если ты не откроешь дверь, когда я сосчитаю до пяти, Вирджиния, ее взломают. — Это не было пустой угрозой: под нажимом полдюжины широкоплечих солдат прочная, обитая железом дверь расколется, как яичная скорлупа. Три офицера появились на лестнице, услышав, как он возвысил голос. Алекс изо всех сил ударил каблуком сапога по двери и прокричал: — Раз!
Резкий звук проник в сознание Джинни, и ее взгляд стал более осмысленным. Последовал еще один удар с криком «Два!». Она соскочила с кровати, наконец поняв, где она. Ее пальцы мучились с запором, когда дверь сотрясалась от третьего удара. Дверь распахнулась так стремительно, что Джинни отскочила назад, успев заметить удивленные лица за спиной взбешенного Алекса.
— Никогда не смей больше запираться! Ты слышишь меня? — Он ворвался в комнату и захлопнул дверь перед носом заинтересовавшихся этой сценой людей.
Джинни молча смотрела на него.
— Ты понимаешь? — повторил он, сердито уставившись на нее. Джинни кивнула. — Мало того, что я беспокоился о тебе, здесь мои вещи, и мне нужна чистая рубашка, — сказал он уже тише, несколько успокоенный тем, что она не возражает ему.
— Прошу прощения. Я почему-то плохо слышала тебя.
— Мм… — Он почесал затылок; выражение лица стало мягче. — Ну, тогда тебе следует промыть уши. Я не потерплю повторения.
— Да, — покорно согласилась Джинни. — Дать тебе чистую рубашку?
Алекс с подозрением посмотрел на нее, но не увидел проблеска обычного озорства в серых глазах. Она выглядела подавленной, почти потерянной, однако это лишь сильнее разожгло его гнев, как еще одно свидетельство ужасов этого дня.
— Мне нужно кое-что сказать тебе, — заявил он, — и тебе лучше послушать внимательно, потому что я только один раз коснусь этой темы. — Пробормотав слова благодарности, Алекс взял предложенную ею рубашку, ожидая какой-нибудь реакции на его жесткое заявление. Джинни молчала, и он продолжил тем же тоном: — Ты не только никогда не покинешь лагерь без сопровождения, но и никуда не пойдешь без моего особого разрешения. Если меня не будет в какой-то момент, ты дождешься моего возвращения. Я понятно говорю?
Джинни почувствовала, как первые признаки раздражения пробиваются сквозь пелену пассивности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134