Джинни смотрела с холма вниз на то, что когда-то было мирными зелеными садами Кента. Сейчас здесь царило только опустошение — фруктовые деревья спилены на дрова, поля, цветники опустели. Она взглянула на Алекса, сидевшего с каменным лицом на жеребце и смотревшего на когда-то плодородные земли имения Грэнтем. Особняк из серого камня прижался к подножию небольшого холма, но парк уже больше не зеленел. Повсюду была лишь красно-коричневая, выжженная и оскверненная земля.
— Не лучше ли нам продолжить путь? — мягко спросила она.
— Не могу. Я приехал сюда и должен довести дело до конца. Мне необходимо узнать самое худшее… кто остался в живых… — Губы Алекса исказила гримаса. — Конечно, никто мне не обрадуется. Но если им нужна помощь, мой долг предложить ее.
Джинни не ответила, и группа всадников двинулась вниз по холму, к дому Алекса. Они сделали небольшой крюк по дороге в Шотландию, и она была свидетелем мучительного процесса принятия решения; ведь он знал, что те, кому он стремится помочь, в лучшем случае будут считать его врагом, а в худшем — предателем. Она не стала ничего советовать ему, понимая, что в этом вопросе даже возлюбленная не имеет права голоса. Но когда они приближались к дому, в душе ее появилось предчувствие боли за Алекса.
Оккупация владений Грэнтемов была разрушительной и безжалостной. Стены, огораживавшие парк, разрушены, на траве, там, где стояли палатки, зияли огромные вытоптанные пятна; повсюду торчали почерневшие пни деревьев, срубленных, очевидно, на дрова. Плодородные поля за парком заросли сорняками; несколько тощих коров пытались добыть себе корм. Дым не поднимался из труб, и, подъехав к дому, они увидели зияющие пустыми глазницами окна — все стекла были выбиты. Дом выглядел заброшенным, лишь в бывшем огороде была натянута бельевая веревка, на которой печально билась на ветру какая-то одежда. Даже солнечные часы из камня были разбиты; ветви абрикосового дерева, оторванные от шпалеры у каменной стены, сломались под тяжестью плодов, усыпав землю золотистой мякотью.
Они проехали под аркой во внешний дворик, и здесь Алекс дал знак офицерам остаться, а сам продолжил путь во внутренний дворик. Какой-то инстинкт побудил Джинни последовать за ним. Она взглянула вверх, на башню с флюгером — символом нормальной жизни — единственным, которого, казалось, не коснулась рука варваров. В этот момент на пороге появилась женщина, и Алекс осадил коня. Джинни держалась позади, не зная, чувствует он ее присутствие или нет; и если да, то не отправит ли ее назад, чтобы одному вновь встретиться с семьей.
— Что еще вы хотите от нас? — Женщина говорила медленно, с усталой горечью. — После вашего последнего посещения мало что уцелело, но уверена, что если вы хорошенько поищете, то непременно найдете. — Она снова повернулась к двери.
— Джоан, ты не узнаешь меня? — спросил Алекс, и голос его показался Джинни совсем чужим.
Женщина повернулась, смахнула с глаз выбившуюся прядь каштановых волос.
— Алекс? Это ты? — Она покачала головой, не веря своим глазам. — Зачем ты приехал? Позлорадствовать? Посмотреть, что с нами стало? Ты найдешь здесь только немощных и дряхлых стариков, женщин и детей. Твоих братьев здесь нет, чтобы противостоять тебе. Победа будет легкой.
Алекс спешился.
— Джоан, я здесь, чтобы помочь тебе. — Он направился к ней, и она отступила назад.
— Ты осмеливаешься предложить помощь парламента тем, кого уничтожил этот парламент? — Женщина покачнулась и упала на ступеньки.
Джинни молниеносно соскочила с лошади, подбежав к ступеням в тот момент, когда Алекс наклонился и приподнял неподвижное тело, прижав его к плечу.
— У нее обморок, — быстро сказала Джинни, нащупав пульс и приподнимая веки женщины.
Джоан Маршалл открыла глаза, посмотрев прямо в измученное лицо деверя.
— Лежи спокойно, — встревожено сказал он, когда она попыталась высвободиться из его рук, — Джинни, как ей помочь? — Он умоляюще взглянул на Джинни, которая была потрясена страшной худобой женщины; ее лицо, когда-то, видимо, красивое, было изрезано глубокими морщинами.
— Думаю, это истощение, — тихо сказала Джинни. — Леди, могу я проводить вас до постели?
— Только если вам тифа не хватает, — сказала Джоан Маршалл слегка окрепшим голосом. — Забирай свою армию и оставь нас, Алекс. В доме поселилась болезнь, и ты не захочешь приближаться к нему, даже чтобы разрушить.
— Кто болен? — спросил Алекс, не обращая внимания на ее тон, отметая в сторону ее слова.
— Маленький Джо, — ответила она, и усталые голубые глаза наполнились слезами отчаяния.
— Господи Иисусе, — прошептал Алекс. — Ему же никак не больше шести лет.
— Сколько дней? — спросила Джинни, и ее голос прозвучал резко и деловито в пустом дворе.
— Сегодня уже девятый день. Пока никто другой еще не заразился.
— А жар спал?
— Нет, болезнь его измучила, а я ничего не могу сделать, чтобы ему стало легче. А других он никого не подпускает. — Она встала, позволив Алексу поддержать себя, словно у нее уже не было сил для ссор. — Я должна немедленно вернуться к нему. Я спустилась только потому, что старая Марта увидела твоих солдат и с ней мог случиться припадок. Ты же помнишь, как это у нее бывает?
Алекс кивнул.
— Я здесь, чтобы помочь, а не вредить, и я сам поговорю с ней. — Он направился к двери, но Джоан схватила его за руку.
— Алекс, ты не можешь пойти к ним. Они скорее отрежут себе язык, чем заговорят с тобой. Подобие улыбки промелькнуло на его лице.
— Тогда я не буду ждать ответа, сестра. Говорить буду только я, но мне нужно пойти туда и посмотреть, что необходимо сделать.
— Отведите меня к ребенку, леди, — сказала Джинна — Может, я смогу помочь.
Джоан Маршалл с любопытством взглянула на нее.
— Кто вы и почему едете с армией парламента?
— Любовница генерала, — сказала Джинни с грубой откровенностью. — Вирджиния Кортни. — Она присела в насмешливом реверансе. — Такая же убежденная роялистка, как и вы, мадам, хотя люблю генерала парламента и иду за его армией.
Джоан растерянно посмотрела на Алекса, словно не веря услышанному, и он слегка улыбнулся.
— Вирджиния не привыкла ходить вокруг да около, — сказал Алекс — Она всегда говорит только правду. Вирджиния, это леди Джоан Маршалл, жена моего брата Джо. — Потом он взял Джинни за руку. — Я не хочу, чтобы ты входила в дом, цыпленок.
— Я не боюсь тифа, — спокойно сказала она. — Я ухаживала за тремя больными и не заболела. Эта болезнь не трогает меня. Но тебе нельзя входить и твоим людям тоже, иначе болезнь может распространиться в полку.
Алекс нахмурился, вспомнив, как четыре года назад вспышка тифа ополовинила армии по обе стороны фронта; тогда от эпидемии умерло больше людей, чем в сражениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134