Вскоре грянули новые залпы, и стена снова задрожала у меня под ногами. Теперь открыли огонь и сотни легких орудий султана, а короткие толстые дула бомбард выбрасывали каменные ядра, которые обрушивались на стену, описав высокую дугу надо рвом. Немало ядер перелетало и через стену, падая на город. Было разрушено несколько домов. Это продолжалось до тех пор, пока стрелки не научились правильно рассчитывать количество пороха и не установили бомбарды под нужным углом. Страшный грохот не стихал ни на минуту; ко рву россыпью побежали отряды турок, бивших в медные диски и во все горло выкрикивавших имя Аллаха. Но и защитники города начали постепенно пристреливаться; теперь они целились гораздо лучше, и многие турки погибли у рва, а их товарищи понесли немалые потери, когда собирали трупы.
По внешней стене я двинулся к воротам святого Романа, чтобы сообщить Джустиниани, что большая пушка оказалась на самом деле вовсе не такой страшной, как мы думали. Время от времени мне приходилось пробегать несколько шагов, чтобы укрыться за очередным зубцом от свистящих вокруг стрел и свинцовых пуль.
На участке между дворцом Порфирогенитов и воротами Харисия лица у защитников города были невеселыми. Первые залпы из четырех больших пушек снесли со стены зубцы и превратили трех человек в кровавое месиво. Еще десять было ранено каменными осколками, и пострадавших пришлось нести в город через маленькую дверку в большой стене, чтобы лекари позаботились о несчастных. После этого на площадке стены остались лужи крови, а защитники города с беспокойством смотрели на пушки, которые турки уже успели зарядить снова. Хлопотавшие у каждого орудия пушкари засыпали порох, заткнули отверстие деревяшками, замазали мокрой глиной и размахивали теперь длинными жердями, загоняя в жерло каменное ядро.
Этот участок защищают трое братьев Гуаччарди, молодые венецианские ловцы удачи, которые сами платят жалованье своим людям и согласились пойти на службу к императору. Они вышагивали по стене туда-обратно, останавливаясь то рядом с одним, то рядом с другим солдатом, подбадривали неопытных, хлопали их по плечу и говорили, что опасность не столь велика, как можно подумать. Братьям было интересно, какие разрушения произвела громадная пушка, и я ненадолго задержался с ними, чтобы своими глазами увидеть последствия следующего выстрела турок. Они пригласили меня выпить вина и проводили в башню, где обосновались. Заранее они велели принести туда из Влахернского дворца бесценные ковры, дорогие драпировки и мягкие подушки – и теперь удобно устроились на каменных скамьях.
В ожидании залпа братья лениво рассказывали о своих приключениях с гречанками Константинополя и расспрашивали меня о нравах турецких женщин. Ни одному из них на было еще и тридцати. Было видно, что это просто молодые искатели приключений, Которые стали наемниками в поисках острых ощущений, славы и денег. Они казались готовыми в любой момент предстать перед Всевышним – с беспечными лицами, затуманенными вином головами и сердцами, в которых царило множество прекрасных дам. Ведь получили же они, как и все остальные защитники города, полное отпущение всех прошлых и будущих грехов. Я не собирался укорять этих людей. Наоборот, почти завидовал их буйной молодости, которую еще не отравила своей горечью никакая философия.
Тем временем турки выбили из-под пушек клинья и нацелили орудия ниже, в основание внешней стены. Со стены закричали, что пушкари уже размахивают фитилями, и братья Гуаччарди быстро бросили по очереди кости, чтобы выяснить, кому выпадет честь стоять на стене и подавать защитникам пример мужества и доблести. Младший выкинул одни шестерки и, вдохновленный своей удачей, выбежал на стену с глазами, блестящими от азарта и вина. Оказавшись напротив пушек, юноша быстро встал между двумя зубцами, замахал закованными в стальные доспехи руками, чтобы привлечь к себе внимание турок, и начал выкрикивать по-турецки такие ругательства, что я даже устыдился за него. Но когда пушкари поднесли к орудиям фитили, молодой венецианец предусмотрительно укрылся за зубцом стены, крепко вцепившись в него руками.
Все три пушки выстрелили почти одновременно, залп оглушил нас, и стена задрожала под нашими ногами. Когда ветер развеял дым и пыль, мы увидели юного Гуаччарди: он был цел и невредим. Широко расставив ноги, молодой человек стоял на прежнем месте. Но ядра ударили над самым краем рва, разрушили крепостной вал и выбили большие куски из внешней стены. Было ясно, что обстрел причинит нам со временем очень много вреда и медленно, но верно сокрушит стену.
От пушек даже до нас доносились жуткие вопли и жалобные причитания. Мы увидели, что крепления левого орудия лопнули, и оно сорвалось со своего ложа, разметав далеко вокруг глыбы и колоды. Раздавило по меньшей мере двух пушкарей. Но остальные, не заботясь о своих товарищах, бросились к орудиям, чтобы завернуть их в теплые одеяла и напоить оливковым маслом. Большие пушки были ценнее, чем человеческие жизни.
Когда я шагал по стене дальше, турки непрерывно палили из пушек и пищалей, колотили в цимбалы, дули в рожки, били в барабаны и небольшими группами бросались в атаку, добегая до самого рва и пытаясь подстрелить кого-нибудь из защитников города. Закованные в броню солдаты Джустиниани даже не уворачивались от стрел и вообще не обращали на них никакого внимания – те с треском ломались о металлические доспехи.
Как раз в тот миг, когда я добрался до участка Джустиниани, загремели большие пушки, стоявшие напротив ворот святого Романа. Кусок площадки на внешней стене обвалился; со свистом разлетелись бесчисленные каменные осколки. Известковая пыль набилась мне в рот и в нос, и я едва не задохнулся от кашля; от ядовитого порохового дыма мои лицо и руки стали черными. Со всех сторон неслись стоны и проклятия; многие солдаты взывали по-гречески к Божьей Матери. Прямо рядом со мной упал какой-то несчастный поденщик, который носил на стену камни. Из страшной раны у него в боку хлестала кровь.
– Иисусе Христе, Сыне Божий, смилуйся надо мной! – простонал он и испустил дух. Этот человек отмучился…
Гремя доспехами, ко мне подбежал Джустиниани, чтобы осмотреть произведенные выстрелами разрушения. Он поднял забрало, и я увидел, что в его круглых бычьих глазах зелеными огнями пылает жажда битвы. Он уставился на меня, словно не узнавая, и вскричал:
– Война началась! В твоей жизни был когда-нибудь более прекрасный день?
Джустиниани глубоко втянул в себя воздух, чтобы почувствовать смрадный запах пороха и теплой крови. На мощном теле генуэзца бряцали доспехи, Он совершенно изменился и был теперь ничуть не похож на того трезвого и рассудительного полководца, которого я знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78