– Слава Богу! А я-то уж что худшее подумала! Ольга захлопала глазами:
– Я поражаюсь вашему спокойствию, Любовь Николаевна! Ведь это не шутки! Арсений сказал – колдун этот просто кошмарен. Воистину исчадие зла какое-то, а не человек! Это будет не поединок, а издевательство над батюшкой Емельяном! Он это специально!
– Кто специально?!
– Да колдун же! – разгорячилась Ольга. – Он стремится таким образом дискредитировать православие! Показать всем, что верующие и их священство ни на что не годны!
– Ну, будет, будет, не части, – спокойно сказала Любовь Николаевна. Сейчас ее словно подменили – из испуганной и печальной домоседки она превратилась в женщину, исполненную строгого и красивого достоинства. – Много славы какому-то чародеишке Христову веру порочить. Уж сколько до сего мага находилось желающих православие высмеять, извратить, запретить, свести на нет, ан не удается. Смешно это и наивно, Оленька. Потому поступок сей выдает в чернокнижнике человека чересчур гордого и оттого недальновидного…
– А мне кажется, что недальновидно поступил отец Емельян, когда этот вызов от мага принял! – запальчиво воскликнула Ольга. – Ведь проиграет– и тем самым многие души отвратит от веры и церкви.
– Милая. – Любовь Николаевна погладила Олю по плечу. – Знаешь ли, когда-нибудь настанет день, когда все христиане на земле проиграют. И будет властвовать Антихрист. И будет считать себя победителем. Но ты же знаешь, что после всех победителей победит Христос.
– Это где написано? – нахмурилась Ольга. – Это случайно не Анри де Любак?
– Не знаю, милая. Мне так муж мой говорит… Может, он и вычитал у Любака либо у Анри, а я не особая книжница, ты знаешь. А касательно того, что появятся те, кто разочаруется в вере и отойдет от церкви из-за проигрыша отца Емельяна… Что ж, может, это и хорошо. Пусть это событие каждому поможет испытать свою веру на прочность. Вера– не тепличный огурец, ее закалять надо. Огнем и холодом искушений. И разочарований. И поражений. Впрочем, погоди… Почему ты думаешь, что отец Емельян этому колдуну проиграет?
– Но постойте… Разве батюшка может творить чудеса?
Любовь Николаевна усмехнулась:
– Чудеса бывают разные, Оленька. И некоторые не по плечу даже самым великим магам. Так что погоди отходную петь. Поглядим, как дело обернется. И конечно, будем молиться. Это нам вполне по силам, как думаешь?
– Да-да, – рассеянно кивнула Ольга. – Знаете, эта ситуация напоминает мне один фантастический роман…
– Опять ты за свое, деточка, – улыбнулась Любовь Николаевна. – Что нам романы? У нас и без них жизнь такая, что ни в одной книжке не написать подобного. Ты чай-то пей, остынет.
– Спасибо, только я пойду. Меня Арсений ждет, волнуется – с какими новостями от вас явлюсь.
– Пей, пей, вон твой взволнованный нетерпеливец собственной персоной к нам в калитку идет.
И впрямь во двор протоиерейского дома входил неуемный дьякон.
– Любовь Николаевна! Здравствуйте! – крикнул он в распахнутое по случаю жары окошко. – Моя красавица у вас?
– Тут! Заходи, Арсюша.
Надобно сказать, что Любовь Николаевна почтение к сану соблюдала и в церкви либо на людях именовала Арсения не иначе как «отец дьякон». Но в обыденной среде «отец дьякон» немедля превращался в Арсюшу, поскольку годился Любови Николаевне в сыновья, а материнский инстинкт этой женщины был воистину неослабевающим.
– Что слышно нового? – поинтересовался Арсений. – Где наш протоиерей боевой?
– К преосвященному потребовали, – сказала Любовь Николаевна. – Неужто, Арсений, это из-за давешнего колдуна?
– Возможно, – кивнул дьякон. – Хотя характер у владыки непредсказуемый.
…Однако в данном случае ошибки не произошло. Преосвященный Кирилл затребовал пред свои строгие очи протоиерея Емельяна именно потому, что тот, как было архиерею донесено, «влип в историю».
– Излагай, – коротко бросил архиерей пришедшему священнику и принялся мерить шагами свои покои. Толстый ковер пружинил под тяжелой владычней поступью, и даже стены, казалось, застыли в подобострастном трепете. Только отец Емельян стоял спокойно и деловито излагал суть происшедшего события.
– Так-так, – протянул Кирилл, едва отец Емельян замолк. – И ты принял вызов?
– Да, владыко.
– Гм, а я до сего момента тебя умным считал, отец настоятель.
– И если мир называет это безумием, то буду , безумным о Христе Иисусе, – сказал протоиерей.
– Ты мне тут не умствуй, я и сам богослов! – рявкнул архиерей так, что стекла в книжном шкафу задрожали и что-то гулко ухнуло в здоровенной напольной вазе, созданной местной гончарной артелью к Тысячелетию Крещения Руси. – Ишь, праведник выискался! Храбрец-удалец! А ты понимаешь, чем нам это грозит?!
– Нам? – напряженно переспросил протоиерей.
– Именно! Не только твоему приходу, но и всей епархии! Может дойти до патриарха, чем попы в Щедром занимаются! А занимаются они, оказывается, тем, что сражаются на дуэлях с колдунами!
– Что же мне было, отказаться? – спросил отец Емельян. – Или, может, в ноги ему пасть, вопиять, чтоб пощадил чернокнижник меня, православного священника?! Чтоб не марал руки об мои священнические ризы?!
– Молчи! Молчи, непокорный! – Владыка аж топнул ногой, а потом без сил повалился на диван. – Открой вон шкапчик, дай мне валокордину. Сорок капель.
Отец Емельян взял пузырек и принялся считать. Руки у него дрожали, а в глазах, впервые за много лет беспечального пастырства, стояли слезы.
– Спасибо, – принял рюмку преосвященный. Выпил, поморщился и посмотрел на своего подчиненного уже не грозно, а скорбно: – Как нам быть-то, Емельян?
Протоиерей понял, что час официального владычнего гнева миновал и можно говорить откровенно и по душам.
– А чего мы боимся? – в свою очередь спросил он. – Неужели только огласки этого события? Так что нам людские пересуды! К тому же такое положение отчасти в нашу пользу свидетельствует: не мертва еще Церковь Христова, коль с Ее священниками стремятся дратьря. Не мертва и, видно, кое-кому жить здорово мешает…
– Рассудил, – хмыкнул архиерей. – Так-то оно хорошо говорить, только…
– Простите, владыко, но мне кажется, вы от меня что-то скрываете. Недоговариваете.
– Прав, – уронил Кирилл тяжелое слово. – Не хотел я тебя этим знанием расстраивать. Ты ведь, отче, дорог мне. Одни вы с Власием да дьяконом Арсюшкой остались у меня в епархии попы не трусливые да не продажные. И думал я не трогать тебя, не вводить в искушение тем грехом великим, что сам совершил да и многих других за собой увлек. Но, видно, придется. Золото огнем испытывается. Слушай, в чем общая беда наша.
Отец Емельян внимательно поглядел на владыку…
– Погоди, – шепнул тот. – Тихонько протопай-ка к двери, глянь: не маячит ли поблизости мой келейник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75