Я знавал медиков, которые подохли бы с голоду, если бы не выписывали морфий. У них нет ни одного пациента, если, конечно, не включать в эту категорию джанки.
Айка я поддерживал как себя самого, деньги быстро вылетали. Спросил его насчёт мазы заделаться пушерами. Он заявил, что это невозможно.
– Ты и недели не продержишься. Покупателей, которые будут платить тебе пятнадцать песо за вмазку качественным аптечным продуктом, естественно, хоть отбавляй. Но как только их начнет ломать и не окажется денег, они прямиком направятся к Люпите и заложат тебя за несколько пакетиков. Или другой вариант – их сцапает полиция, и у них быстренько развяжутся языки. Некоторых даже уговаривать не придётся. Сразу скажут: «Отпустите меня, я расскажу, кто торгует джанком». Фараоны подсылают его к тебе с мечеными деньгами, он якобы покупает, и дело сделано. Тебя зажопят на месте. А за торговлю дают восемь лет, без всяких залогов… Ко мне заявлялись такие: «Мы знаем, Айк, ты продукт по рецептам берешь. Здесь пятьдесят песо. Достань мне один». Иногда притаскивают дорогие часы или пиджаки. Я говорю таким, что завязал. Можешь быть уверен, я делал бы двести песо в день, но и не продержался дольше недели.
– Неужели ты не можешь найти пять-шесть нормальных покупателей?
– Я знаю каждого хипстера в Мехико. И никому бы не доверился. Ни одному.
* * *
Поначалу мы получали джанк по рецептам без особых проблем. Но через несколько недель в аптеках, где выдавали морфу, начали скапливаться рецепты, и они стали сокращать выдачу. Дело шло к тому, чтобы вернуться к Люпите. Один или два раза нам не хватало на дозу и приходилось затариваться у неё. Практикуя добротный аптечный морфий мы здорово подсели и, чтобы держало, требовались два пятнадцатипесовых пакетика в стиле Люпиты. Теперь я уже не мог позволить себе дозу за тридцать песо. Надо было завязывать, сокращать «рацион» до уровня этих двух пакетиков в день, или находить новый источник.
Один из врачей, который выписывал нам рецепты, посоветовал Айку обратиться за правительственным разрешением. Айк объяснил мне, что мексиканское правительство выдаёт хипстерам-торчкам разрешения на получение определенного количества морфия в месяц по доступной цене. Врач мог оформить для Айка прошение за сто песо. «Сейчас же иди и договаривайся», – сказал я ему и выдал требуемую сумму. Я не придал этому значения, полагая, что без мазы, но всё неожиданно получилось. По прошествии десятидневки он получил правительственное разрешение на покупку пятнадцати грамм морфина в течение месяца. Оставалось только подписать у своего врача и у главного эскулапа в Департаменте Здравоохранения, а потом он мог спокойно направляться в аптеку и брать.
Цена была около двух долларов за грамм. Помню, как ему впервые выдавали по разрешению. Полная кубиков морфина коробка… Голубая мечта каждого джанки! Я никогда ещё не видел столько сразу и внутренне трясся, доставая деньги. Продукт поделили по-братски. Семь грамм морфина в месяц обеспечивали стабильные три грана в день. Это было больше, чем я когда-либо имел в США. То есть запасся достаточным количеством джанка на месяц по цене в тридцать долларов, в сравнении с тем же количеством, только за триста, в Штатах.
* * *
За всё это время я не познакомился ни с одним другим джанки в Мехико. Большинство из них добывали деньги на джанк воровством. Всех их держали под колпаком, и все они активно стучали. Ни одному из них нельзя было верить ни на грош. Ничего бы хорошего из общения с ними не вышло.
Айк не был вором и добывал хлеб насущный продажей браслетов и медалей, выдавая их за серебряные. От своих покупателей ему приходилось держаться подальше, потому что липовое серебро чернело в считанные часы. Дважды его арестовывали по обвинению в мошенничестве, и оба раза я его выкупал. В конце концов, я посоветовал ему заняться какой-нибудь строго узаконеной дребеденью и он начал торговать распятиями.
В Штатах Айк был бустером – магазинным вором – и утверждал, что делал в Чикаго по сто долларов в день, запихивая костюмы в свой чемодан с пружинами. Одна из стенок чемодана в самый ответственный момент пружинила, и под ней оказывалось пустое место. Вырученные деньги шли на морфу и кокаин.
В Мексике Айк воровать не собирался – себе дороже. Сказал, что даже самые искусные воры проводят большую часть жизни за решеткой. В Мексике рецидивиста могли отправить в исправительную колонию Трес Мариас без судебного разбирательства. Тут нет воров из служащих, с чёткой принадлежностью к среднему классу и хорошо обеспеченных, как в Штатах. Здесь работают только крупные воротилы с политическими завязками, да бродяги, которые собственно и проводят в тюрьме примерно половину своей жизни. Обычно, крупная рыба – полицейское начальство и высокопоставленные чиновники. Вот такая система здесь процветала, а у Айка не было завязок, чтобы вписаться.
Время от времени я встречался с одним темнокожим джанки с Юкатана, которого Айк отрекомендовал как «Чёрного ублюдка». «Чёрный ублюдок» мастерил распятия. На самом деле, он был необычайно религиозен и каждый год совершал паломничество в Челму, проползая на коленях по камням последнюю четверть мили с двумя людьми, которые его поддерживали. После этого целый год ширялся.
Святая из Челмы похоже является покровительницей джанки и мелких жуликов, потому что раз в год все клиенты Люпиты становились паломниками. «Чёрный ублюдок» снимал в монастыре келью и толкал налево пакетики с джанком, в которые, не скупясь, добавлял молочный сахар.
С ним я сталкивался периодически и узнал о нём массу занимательных историй от старины Айка, который ненавидел Чёрного так, как только один джанки способен ненавидеть другого.
– Чёрный ублюдок спалил ту аптеку. Приперся туда, сказав, что я его послал. Теперь там больше ничего не дадут.
Вот так я и плыл по течению. Нам всегда немного не хватало под конец месяца и приходилось выписывать несколько рецептов. В отсутствие продукта всегда появлялось ощущение неуверенности, исчезавшее с отложенными в надёжное место семью граммами, после чего на смену приходило сытое чувство безопасности.
Однажды Айк схлопотал пятнадцать суток за бродяжничество, проведя их в городской тюрьме – «Кармен», как её называли. А я тут как раз иссяк и не смог заплатить штраф, добравшись до него только через три дня, да и то на свидание. Его тело высохло, лицо осунулось так, что проступили кости, карие глаза блестели от боли. Во рту у меня был целлофановый пакетик с опием. Вжал опиюшник в половинку апельсина и протянул Айку. Через двадцать минут он капитально отъехал.
Оглядевшись, я обнаружил, что хипстеры выделяются в особую группу, ровно как и голубые, визжавшие и вихлявшиеся в своём углу двора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Айка я поддерживал как себя самого, деньги быстро вылетали. Спросил его насчёт мазы заделаться пушерами. Он заявил, что это невозможно.
– Ты и недели не продержишься. Покупателей, которые будут платить тебе пятнадцать песо за вмазку качественным аптечным продуктом, естественно, хоть отбавляй. Но как только их начнет ломать и не окажется денег, они прямиком направятся к Люпите и заложат тебя за несколько пакетиков. Или другой вариант – их сцапает полиция, и у них быстренько развяжутся языки. Некоторых даже уговаривать не придётся. Сразу скажут: «Отпустите меня, я расскажу, кто торгует джанком». Фараоны подсылают его к тебе с мечеными деньгами, он якобы покупает, и дело сделано. Тебя зажопят на месте. А за торговлю дают восемь лет, без всяких залогов… Ко мне заявлялись такие: «Мы знаем, Айк, ты продукт по рецептам берешь. Здесь пятьдесят песо. Достань мне один». Иногда притаскивают дорогие часы или пиджаки. Я говорю таким, что завязал. Можешь быть уверен, я делал бы двести песо в день, но и не продержался дольше недели.
– Неужели ты не можешь найти пять-шесть нормальных покупателей?
– Я знаю каждого хипстера в Мехико. И никому бы не доверился. Ни одному.
* * *
Поначалу мы получали джанк по рецептам без особых проблем. Но через несколько недель в аптеках, где выдавали морфу, начали скапливаться рецепты, и они стали сокращать выдачу. Дело шло к тому, чтобы вернуться к Люпите. Один или два раза нам не хватало на дозу и приходилось затариваться у неё. Практикуя добротный аптечный морфий мы здорово подсели и, чтобы держало, требовались два пятнадцатипесовых пакетика в стиле Люпиты. Теперь я уже не мог позволить себе дозу за тридцать песо. Надо было завязывать, сокращать «рацион» до уровня этих двух пакетиков в день, или находить новый источник.
Один из врачей, который выписывал нам рецепты, посоветовал Айку обратиться за правительственным разрешением. Айк объяснил мне, что мексиканское правительство выдаёт хипстерам-торчкам разрешения на получение определенного количества морфия в месяц по доступной цене. Врач мог оформить для Айка прошение за сто песо. «Сейчас же иди и договаривайся», – сказал я ему и выдал требуемую сумму. Я не придал этому значения, полагая, что без мазы, но всё неожиданно получилось. По прошествии десятидневки он получил правительственное разрешение на покупку пятнадцати грамм морфина в течение месяца. Оставалось только подписать у своего врача и у главного эскулапа в Департаменте Здравоохранения, а потом он мог спокойно направляться в аптеку и брать.
Цена была около двух долларов за грамм. Помню, как ему впервые выдавали по разрешению. Полная кубиков морфина коробка… Голубая мечта каждого джанки! Я никогда ещё не видел столько сразу и внутренне трясся, доставая деньги. Продукт поделили по-братски. Семь грамм морфина в месяц обеспечивали стабильные три грана в день. Это было больше, чем я когда-либо имел в США. То есть запасся достаточным количеством джанка на месяц по цене в тридцать долларов, в сравнении с тем же количеством, только за триста, в Штатах.
* * *
За всё это время я не познакомился ни с одним другим джанки в Мехико. Большинство из них добывали деньги на джанк воровством. Всех их держали под колпаком, и все они активно стучали. Ни одному из них нельзя было верить ни на грош. Ничего бы хорошего из общения с ними не вышло.
Айк не был вором и добывал хлеб насущный продажей браслетов и медалей, выдавая их за серебряные. От своих покупателей ему приходилось держаться подальше, потому что липовое серебро чернело в считанные часы. Дважды его арестовывали по обвинению в мошенничестве, и оба раза я его выкупал. В конце концов, я посоветовал ему заняться какой-нибудь строго узаконеной дребеденью и он начал торговать распятиями.
В Штатах Айк был бустером – магазинным вором – и утверждал, что делал в Чикаго по сто долларов в день, запихивая костюмы в свой чемодан с пружинами. Одна из стенок чемодана в самый ответственный момент пружинила, и под ней оказывалось пустое место. Вырученные деньги шли на морфу и кокаин.
В Мексике Айк воровать не собирался – себе дороже. Сказал, что даже самые искусные воры проводят большую часть жизни за решеткой. В Мексике рецидивиста могли отправить в исправительную колонию Трес Мариас без судебного разбирательства. Тут нет воров из служащих, с чёткой принадлежностью к среднему классу и хорошо обеспеченных, как в Штатах. Здесь работают только крупные воротилы с политическими завязками, да бродяги, которые собственно и проводят в тюрьме примерно половину своей жизни. Обычно, крупная рыба – полицейское начальство и высокопоставленные чиновники. Вот такая система здесь процветала, а у Айка не было завязок, чтобы вписаться.
Время от времени я встречался с одним темнокожим джанки с Юкатана, которого Айк отрекомендовал как «Чёрного ублюдка». «Чёрный ублюдок» мастерил распятия. На самом деле, он был необычайно религиозен и каждый год совершал паломничество в Челму, проползая на коленях по камням последнюю четверть мили с двумя людьми, которые его поддерживали. После этого целый год ширялся.
Святая из Челмы похоже является покровительницей джанки и мелких жуликов, потому что раз в год все клиенты Люпиты становились паломниками. «Чёрный ублюдок» снимал в монастыре келью и толкал налево пакетики с джанком, в которые, не скупясь, добавлял молочный сахар.
С ним я сталкивался периодически и узнал о нём массу занимательных историй от старины Айка, который ненавидел Чёрного так, как только один джанки способен ненавидеть другого.
– Чёрный ублюдок спалил ту аптеку. Приперся туда, сказав, что я его послал. Теперь там больше ничего не дадут.
Вот так я и плыл по течению. Нам всегда немного не хватало под конец месяца и приходилось выписывать несколько рецептов. В отсутствие продукта всегда появлялось ощущение неуверенности, исчезавшее с отложенными в надёжное место семью граммами, после чего на смену приходило сытое чувство безопасности.
Однажды Айк схлопотал пятнадцать суток за бродяжничество, проведя их в городской тюрьме – «Кармен», как её называли. А я тут как раз иссяк и не смог заплатить штраф, добравшись до него только через три дня, да и то на свидание. Его тело высохло, лицо осунулось так, что проступили кости, карие глаза блестели от боли. Во рту у меня был целлофановый пакетик с опием. Вжал опиюшник в половинку апельсина и протянул Айку. Через двадцать минут он капитально отъехал.
Оглядевшись, я обнаружил, что хипстеры выделяются в особую группу, ровно как и голубые, визжавшие и вихлявшиеся в своём углу двора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48