Летом они сидели на островке, переговариваясь между собой полушепотом, эдакие грифы-скамеечники в чёрных пиджаках.
Физиономия барыги напоминала скорее мордочку крайне истощенного подростка. Несмотря на свои пятьдесят пять, выглядел он не больше, чем на тридцать. Маленький темноволосый человечек с исхудалым ирландским лицом. Когда объявлялся – а подобно многим старым джанки он был совершенно не пунктуален, то сидел за столиком в кафетерии. Ты садился за этот столик, давал деньги и через три минуты встречался с ним на углу, где и получал продукт. С собой он никогда не таскал – оставлял, хитро припрятав, где-нибудь в непосредственной близости от места боевых действий.
Этого человека знали как «Ирландца». Одно время он работал на Голландца Шульца, но поскольку крупные рэкетиры не держат джанки среди своих людей, ввиду их общепризнанной ненадёжности, Ирландца послали. Теперь он периодически приторговывал и «чистил дыры» (грабил пьяных в метро и машинах), когда не мог выйти на оптовых поставщиков продукта для последующей реализации. Однажды ночью Ирландца забрали в метро за пьяную драку. Он повесился в «Томбз».
Работа барыги – один из видов коммунальных услуг. Сменяя друг друга на этом трудоемком и небезопасном посту, этим занимаются все, без исключения, члены определенного сообщества. Обычный срок пребывания в должности – где-то около трех месяцев. Все сходятся на том, что это совершенно неблагодарное занятие. Как говаривал Джордж-Грек: «Кончаешь кинутым или в тюряге. Если не даешь в кредит, все называют тебя жлобом; а если даешь, тобой просто начинают пользоваться».
Джордж не мог обломать, послать человека, который доползал до него под ломкой. Люди стали пользоваться его добротой, вымаливая в долг, а потом перепродавали или покупали у других пушеров. Джордж продержался три года, а когда вышел из игры, то наотрез отказывался заниматься какой-либо торговлей.
На Сто третьей никогда не показывались джанки-хипстеры, помешанные на бибопе. Все местные ребята были древние кремни – исхудавшие, жёлтого цвета лица. Резкие, колкие на язык с характерной, одервенелой артикуляцией. (Трудно не узнать джанки по пожатию рук, также как по вялому, мягкому подергиванию ладони вычисляешь педика. Джанки не жмет руку, а, двинув локтем, скорее хлопает по ней своей одервенелой пятерней и сразу же её опускает). Невзирая на разные национальности, все они были чем-то друг на друга похожи чисто физически. Лик джанка отчётливо проступал за каждым из них: Ирландец, Джордж-Грек, Роза Пантопон, Коридорный Луи, Эрик Пед, Гончий Пес, Матрос и Джо Мекс. Некоторые из них сейчас уже мертвы, остальные сидят или бесследно исчезли.
Нет теперь больше джанки, ждущих продавцов, на пересечении Сто третьей и Бродвея. Торговля переместилась в другое место. Но дух опия по-прежнему витает здесь. Он вставляет тебя на углу, сопровождает, пока ты проходишь по кварталу, а затем останавливается, замирая у стены сгорбившимся попрошайкой, озадаченно глядящим тебе вслед.
Джо Мекс – лицо вытянутое, с длинным, заостренным, чуть вздернутым носом. Уголки рта опущены вниз, зубов явно не хватало. Везде морщины, шрамы, но отнюдь не от прожитых лет. Джо наплевательски относился к тому, что происходило с физиономией. Его глаза оставались веселыми и молодыми. Свойственная ему известная мягкость была обычным явлением для многих старых джанки. Ты мог узнать Джо на офигенном расстоянии. Его силуэт отчётливо проступал на фоне обезличенной городской толпы, как если бы ты рассматривал его в бинокль. Враль был типичный, подобно большинству себе подобных, постоянно перекраивал свои истории, меняя, в зависимости от слушателей, время и состав участников описываемых событий. Выдаёт, скажем, байку про какого-то своего друга, а в другой раз тот же сюжет излагает применительно к себе, становясь главным действующим лицом. Засев в кафетерии за кофе и кексом, Джо спонтанно извергал на собеседника лавину избранных отрывков из своей биографии.
«Мы-то точно знали, что у этого китаезы осталась заначка. Ну и любым способом пытались заставить проболтаться где именно. Привязали к стулу. Я зажигал спички», – он чиркнул воображаемой спичкой по воображаемому коробку, – «и подносил к его ступням. Тот уперся, продолжал молчать. И так жалко мне этого мужика стало! А тут ещё мой кореш вмазал ему рукояткой пушки по кумполу, лицо залила кровь…» – Джо провел руками от лба к подбородку, изображая хлынувшую красненькую. «Когда это увидел, аж живот перехватило, ну я и сказал: „Ладно, пошли отсюда, оставь парня в покое. Он нам всё равно ничего не скажет“.
Луи – магазинный вор с наглухо слетевшей каской и разболтанными нервами, ходивший исключительно в длинных, поношенных чёрных пальто, благодаря которым внешне выглядел как заурядный, безобидный старикашка. Ему с превеликим трудом удавалось сочетать в себе вора и наркомана. Раздвоение личности у Луи произошло во время очередной отсидки. До меня доходили слухи, что одно время он был полицейским осведомителем, но к моменту нашего с ним знакомства, по общему мнению, Луи вёл правильный образ жизни. Джордж-Грек его недолюбливал, окрестив праздношатающейся скотиной. «Никогда не приглашай его к себе домой, он этим воспользуется. Заявится обдолбанный и полезет к твоим домашним. Для него всё едино, тормозов никаких».
В этой тусовке Джордж-Грек считался общепризнанным арбитром. Он решал, кто прав, а кто – нет. Своей честностью Джордж чрезвычайно гордился: «Я никогда никого не кидал».
Зато кидали его – по крупному, трижды. Ещё один такой эксцесс, и он влачил бы жалкое существование заурядного преступника на вечных побегушках. Жизнь Джорджа свелась к необходимости постоянно избегать каких-либо серьезных осложнений. Никакой торговли, никакого воровства; время от времени он работал в доках. Для человека, который на каждом своём шагу возводит сам для себя искуственные преграды, нет иного пути, кроме постепенной деградации. Когда Джордж не мог достать джанк– а это случалось с ним через раз, он пил и глотал «дураколы».
Массу неприятностей доставляли ему сидевшие на его шее два сына-подростка. В этот общий для всех период джанк-дефицита он, по большей части, был на полуломке, и ни гроша на этих маленьких дармоедов… Клеймо неудачника навек застыло на его лице. В мое последнее посещение Нью-Йорка я не смог найти Джорджа. Тусовка Сто третьей распалась, и ни один из тех, с кем мне удалось переговорить, понятия не имел, что случилось с Джорджем-Греком.
Бледный, худой, невысокого роста человек по кличке «Сторож Фриц» вечно косил под обкуренного. Его досрочно освободили после пятилетней отсидки за покупку дури для одного стукача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48