В конечном счете, все дело заключалось в послушной почтительности, которая в то время значила для него все. Де Роуэн презрительно фыркнул и торопливо повернул на следующую улицу как раз тогда, когда на церкви Святого Георга зазвонили колокола, заполняя своим гулом Риджент-стрит. По привычке он поднес к глазам часы. В такое время здесь могла происходить только свадьба. Он горько усмехнулся и снова подумал о Пенелопе, которая в этой самой церкви обвенчалась так много лет назад. О той свадьбе еще долго судачили в высшем свете.
Прошло чуть больше года, и главный судья уголовного полицейского суда, что на Боу-стрит, направил де Роуэна в ее вызывающе богатый кирпичный особняк на Гросвенор-стрит. Престарелый муж Пенелопы, всемогущий член совета министров, неистовствовал от неописуемого возмущения. Бесценные драгоценности его дражайшей половины самым наглым образом украдены, и дело он мог доверить только человеку с Боу-стрит. Макс, ставший самым молодым капитаном в подразделении по борьбе с контрабандистами, имел репутацию беспощадного, непреклонного и безупречно честного человека. Выделялся он еще своей изысканной щеголеватостью, что частенько служило поводом для добродушных насмешек. Кроме того, он славился своим упорством и готовностью подниматься на самые высоты и спускаться на самый низ общественной лестницы, ради того чтобы отыскать негодяя, совершившего преступление. И речь шла не о каких-то там простых карманных воришках, проститутках и жуликах, а о сводниках Ист-Энда, которые затягивали свои жертвы в самое натуральное рабство, и о джентльменах из Уэст-Энда, которые финансировали их отвратительные делишки ради солидных барышей.
Де Роуэн верил, что его отец гордился бы делами своего сына. На Боу-стрит его сочли идеальным кандидатом на ведение дела о краже драгоценностей. Поручением вести дело об ограблении де Роуэн был несказанно польщен и верхом деловито направился к Гросвенор-стрит этаким странствующим рыцарем, дабы небрежно положить свое сердце к ногам холодной и пронырливой стервы. Преступление для расследования оказалось несложным, а решение загадки очевидным. Все сразу и узнается, стоит ему только заглянуть чуть дальше показной красоты Пенелопы. Если ему, конечно, удалось бы отставить в сторону свою увлеченность ею. И если бы он сумел миновать ее постель. В отличие от всех остальных она не пыталась ни лезть к нему, ни требовать его любви. Напротив, Пенелопа соблазняла намного коварнее и ждала от своей игры гораздо больше, чем просто сладострастного удовольствия.
На протяжении нескольких недель он жадно ловил каждое ее всхлипывание и очень скоро вообразил себе, что влюбился в нее без памяти. Несчастная Пенелопа угодила в ловушку брака без любви, принесенная своей семьей в жертву ради денег. Мужа своего она представляла мерзким ревнивым старцем, который не давал ей и шагу ступить и обращался с ней как с последней служанкой. Она не уставала повторять, что Макса ей послали небеса, дабы утешать ее обездоленное сердце. Де Роуэн и старался изо всех сил исполнять роль утешителя, помимо своей воли раз за разом отвергая малейшие свидетельства, указующие на отвратительную правду. Медленно, но верно уголовное дело все сильнее буксовало, добавляя головной боли на Боу-стрит. Муж Пенелопы все громогласнее выражал недовольство. Вполне могло статься, что он начал уже подозревать и собственную жену. Макса тихо и незаметно отстранили от расследования, и дело стал вести более опытный следователь.
Пенелопа оказалась намного вероломнее, чем можно было себе представить, и преступления, которые она совершила, оказались намного тяжелее, чем кража драгоценностей у самой себя. Макс не мог поверить. Он даже дошел до того, что вернулся на Гросвенор-стрит, где ему пришлось вынести ее унизительные насмешки. В конце концов, член совета министров оказался перед лицом принятия весьма затруднительного решения. Его прелестная Пенелопа со дня на день могла угодить в исправительную тюрьму либо отправиться в далекое путешествие на Гебридские острова и остаться там до конца своих дней в одном из его поместий. Власть и положение в обществе такой выбор ему предоставляли. У Макса же выбора не было никакого. Всю глубину своего провала ему так никогда и не удалось до конца постичь, однако на протяжении многих месяцев за ним тянулся хвост туманных подозрений.
Когда ему предложили должность в речной полиции Уоппинга, он сразу же согласился, благодаря судьбу за возможность скрыться с поля брани и избежать нелицеприятных эпитетов в свой адрес. Законченный болван. Развратный прелюбодей. Неудачник. Так что, поджав хвост, он ударился в бега. Но с какой стати ему сейчас пришли в голову прошлые неудачи? Им уже исполнилась дюжина лет. За тот грех, как и за все остальные, он расплатился, вновь и вновь проверяя себя делом. Однако страх повторения оставался при нем, а жажда успеха так и осталась неутоленной. О нем говорили, что он не боится никого и ничего. Это было неправдой. Он приходил в ужас от одной только мысли о неудаче.
Де Роуэн, ушедший в воспоминания о прошлом, шагнул на мостовую, чтобы перейти улицу, и резво отпрыгнул назад, когда ему прямо в правое ухо продудел сигнальный рожок. Вскинув голову, он увидел, как по Кавендиш-сквер во весь опор летит почтовая карета, промчавшаяся так близко от него, что порывом ветра галстук закинуло ему на плечо. Обругав себя последними словами, де Роуэн огляделся вокруг и увидел, что умудрился, не заметив, пересечь весь Мейфэр и стоять теперь в самом начале Харли-стрит. Он тут же сообразил, отчего оказался именно здесь. Пройдя быстрым шагом вдоль улицы, он остановился около дверей знакомого дома и, подняв трость, постучал.
Дверь широко распахнулась, и на пороге возникла запыхавшаяся служанка.
– Могу я видеть доктора Гривза?
– У него сейчас пациент, – ответила служанка и приглашающе повела рукой в сторону небольшой и уютной гостиной. – Проходите и присаживайтесь, сэр, доктор выйдет к вам, как только освободится.
– Спасибо. – Де Роуэн вошел и протянул девушке визитную карточку. – Но я не пациент, я из министерства внутренних дел.
Служанка слегка удивленно приподняла брови, однако визитную карточку взяла, присела в торопливом реверансе и поспешно вышла. Де Роуэн устроился на более чем мягких подушках массивного кресла, что стояло около камина, и уставился на головешки, оставшиеся в очаге после утренней топки.
Очень быстро его снова начало грызть чувство вины. Не из-за Люси или Пенелопы, но, странным образом, из-за незнакомой ему женщины. Хотя как ее зовут, он знал. Леди Кэтрин Вудвей. Представилась она ему сама, и, как только она назвала свое имя, он ее оскорбил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110