«Не рекомендуется связываться». Проглядел? Какой же ты невнимательный! А еще следователь. Правда, бывший.
– Вот мой дом. Спасибо.
– Сиди. Сначала в Майский заедем, в гостиницу. А до этого в горотдел.
Он съежился и взялся за дверную ручку.
– А по морде? – ласково спросил я. – Я ведь с тобой еще не за все рассчитался. – И на всякий случай заблокировал дверцу, вывалится еще сдуру. Собирай его потом…
Володя вышел из здания и подошел к машине, наклонился к окошку.
– Данных на администратора особых нет, – сказал он вполголоса. – Гостиница – в сфере влияния Бакса. Администратор – ее владелец. Весь персонал – тоже свои люди. Бакс, похоже, там. Ты поаккуратнее. Своих ребят я предупредил, подстрахуют. – Он кинул взгляд на бывшего следователя, спросил в полный голос: – А этого… чего с собой таскаешь?
– До первого обрыва, – я потянулся. – Выкину и вслед плюну.
Собственно, так и будет. К сожалению, в переносном смысле.
– Ладно, будь здоров, – кивнул я Володе. – Поеду в «Лавровую ветвь» – запишусь к Баксу на прием.
– Пойдешь со мной, – сказал я, останавливаясь у гостиницы.
– Вы что! – У него даже голос прорезался. – Не много ли для одного человека? – завернул.
– Человека? – удивился я. – Ты посмотри на себя. Ты подумай о своем поведении. Пошли… человечек! Человечишка, стало быть.
Администратор (кличка Портье) занимался в тиши и прохладе любимым делом – вписывал в клеточки разные слова. Вполне приличные.
Я подошел к стойке, таща за рукав своего несчастного.
Портье поднял на меня глаза. Спокойные такие, нездешние, все в загадках и отгадках.
– Вы что себе позволяете? – капризно спросил я. – Я посылаю вам своего человечка, – я дернул за рукав бывшего следователя с белым лицом и остановившимся взглядом, – требую встречи с Баксом, а вы в кроссвордах погрязли?
– Не понимаю вас. – Он свернул газету. – Вы наш постоялец? Недовольны обслуживанием? Есть претензии?
– Хватит придуриваться, – посоветовал я. – Я – Серый.
А то он не знает.
– Это фамилия?
– Партийная кличка.
– Ну, если вы тот, за кого себя выдаете, вы должны знать, что подобная аудиенция дорого стоит.
– Это угроза? Или намек? Он что у вас – министр, член правительства? Персона нон-грата?
(Что означает последнее ругательство, к стыду своему, до сих пор не выяснил, но подействовало, стало быть.)
Портье тонко улыбнулся. Отдавая дань моему нахальству и подчеркивая дистанцию между мной и Баксом.
Следователь (бывший) между тем начал мягко, но настойчиво оседать на пол. Я выпустил его рукав. Стало легче.
– Видите, что вы натворили?
– Ну хорошо, хорошо, – опять с улыбкой, – я доложу. Вам назначат.
– Никаких назначат. Звоните ему сейчас. Я знаю, он здесь, – рискнул я. – И дайте ему нашатыря, – я кивнул куда-то вниз. – Звоните, звоните, я не буду подглядывать.
У нас был сотрудник, который по звуку телефонного диска мог определить набираемый номер. Я так и не научился. Как и стилю «дельфин», кстати. Да зачем мне его телефон! Я не собираюсь дружить с ним домами.
– Николай Иванович, – сказал Портье в трубку, – здесь, внизу, какой-то серый добивается встречи с вами.
– Не какой-то, – важно поправил я, вырвав у него трубку. – Не какой-то, а Серый Штирлиц, Николай Иванович. Мне надо побеседовать с вами. О ваших делах.
– Удивительно, – ответил спокойный и, я бы сказал, доброжелательный голос. – Мне тоже. О ваших. Я жду вас завтра. В одиннадцать вам удобно?
– Я хочу сейчас.
– К сожалению, – в голосе мягкое извинение, – у меня дама. – Голос еще понизился, до интимного шепота, – и надеюсь, она останется до утра…
– Ну, ладно, – согласился я. – Тут трудно что-либо возразить.
– Я рад, что мы поняли друг друга. До завтра, Алекс.
– До завтра, Ник. Только предупредите ваших братьев-разбойников на входе, что бы меня не шмонали, не прощаю. – И я положил трубку.
Портье тем временем привел в чувство «моего человека».
– До завтра, – сказал я и пошел на выход, подталкивая следователя в спину.
По шелесту я определил, что Портье просто развернул газету, а не вытащил из-под нее длинноствольный «магнум».
Углубился в кроссворд и сказал мне вслед:
– Прекращение жизнедеятельности организма. По горизонтали. Пять букв.
– Забастовка, – подсказал я.
–
– Может, хватит с меня? – спросил следователь, когда мы выехали за город.
– Я собирался тебе еще морду набить, – признался я.
– Куда уже больше, – вздохнул он. – Куда теперь денусь? Ни к нашим, ни к вашим.
– Не люблю предателей, не жалею. Не прощаю их. Развелось вас, сволочей. Руки до всех не доходят. Ну сколько успею, столько сделаю. Чем вас меньше, тем нам чище.
Я притормозил, достал его пистолет – он вздрогнул, – вынул обойму и выкинул в Бросил пистолет ему на колени:
– Подавись!
Провез его еще немного и высадил. Ну его на…
И поехал в психушку. Водку пьянствовать. По случаю новоселья.
Мы посидели вечерок за столом. Было не очень весело – в комнатах еще витал печальный дух Мещерских.
– Когда домой-то? – спросила Женька, закуривая.
– Послезавтра, – ответил я.
Все устали. От боев, от бед, друг от друга. Пора расставаться, стало быть.
– Я с вами хочу, – сказал Анчар. – Что я здесь?
– Поедем. У меня под Москвой имение есть, шесть соток и дом-развалюха. Неподалеку птицеферма, охотиться будешь.
– А наш дом? А тостер? А яхта? – всполошилась Женька. – А любовь?
– Потом, – отмахнулся я. – Это всемирмульки.
– У тебя все – мирмульки, – обиделась она. – Кроме стрельбы.
– И стрельба – мирмульки.
– Ты устал, – сказал Анчар. – Во врага стрелять – радость.
– Посмотрим, – сказал я. – Завтра.
И тут погас свет. Во всем особняке.
«Отрубили», – успел подумать я, валя Женьку на пол, за спинку дивана.
Зазвенели стекла во всех окнах, застучали об пол влетевшие гранаты.
Загремели взрывы, осколки крушили мебель, посуду, лопнул, как пузырь, кинескоп телевизора, осыпалась напольная ваза. Завоняло дымом.
Стало тихо. Только капало со стола из разбитой бутылки.
В окне напротив меня появилась голова с глазами – посмотреть, проверить.
Так уж меня подмывало расколоть ее одним выстрелом! Или одного глаза лишить. Вместе с мозгами.
Удержался. Более того – протяжно простонал, прерывисто вздохнул и – умер… Опять.
Мы валялись долго. Терпеливо. Потом ощупью перебрались в соседнюю комнату. Заложили окно подушками с тахты, зажгли свечи.
В дверь постучали. Я стал с ней рядом, поднял пистолет.
– Эй! Вы живые? – голос охранника.
– А тебе-то что? Разбудили? – ответил я. – Звони в милицию.
– Как же, побежал! Завтра мебель поменяем, и все. Спите, раз уж так. Мы до утра от окон не уйдем. Свет сейчас сделаем.
Обормоты!
Свет действительно сделали. Анчар вернулся на место побоища, разыскал и принес не погибшую бутылку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Вот мой дом. Спасибо.
– Сиди. Сначала в Майский заедем, в гостиницу. А до этого в горотдел.
Он съежился и взялся за дверную ручку.
– А по морде? – ласково спросил я. – Я ведь с тобой еще не за все рассчитался. – И на всякий случай заблокировал дверцу, вывалится еще сдуру. Собирай его потом…
Володя вышел из здания и подошел к машине, наклонился к окошку.
– Данных на администратора особых нет, – сказал он вполголоса. – Гостиница – в сфере влияния Бакса. Администратор – ее владелец. Весь персонал – тоже свои люди. Бакс, похоже, там. Ты поаккуратнее. Своих ребят я предупредил, подстрахуют. – Он кинул взгляд на бывшего следователя, спросил в полный голос: – А этого… чего с собой таскаешь?
– До первого обрыва, – я потянулся. – Выкину и вслед плюну.
Собственно, так и будет. К сожалению, в переносном смысле.
– Ладно, будь здоров, – кивнул я Володе. – Поеду в «Лавровую ветвь» – запишусь к Баксу на прием.
– Пойдешь со мной, – сказал я, останавливаясь у гостиницы.
– Вы что! – У него даже голос прорезался. – Не много ли для одного человека? – завернул.
– Человека? – удивился я. – Ты посмотри на себя. Ты подумай о своем поведении. Пошли… человечек! Человечишка, стало быть.
Администратор (кличка Портье) занимался в тиши и прохладе любимым делом – вписывал в клеточки разные слова. Вполне приличные.
Я подошел к стойке, таща за рукав своего несчастного.
Портье поднял на меня глаза. Спокойные такие, нездешние, все в загадках и отгадках.
– Вы что себе позволяете? – капризно спросил я. – Я посылаю вам своего человечка, – я дернул за рукав бывшего следователя с белым лицом и остановившимся взглядом, – требую встречи с Баксом, а вы в кроссвордах погрязли?
– Не понимаю вас. – Он свернул газету. – Вы наш постоялец? Недовольны обслуживанием? Есть претензии?
– Хватит придуриваться, – посоветовал я. – Я – Серый.
А то он не знает.
– Это фамилия?
– Партийная кличка.
– Ну, если вы тот, за кого себя выдаете, вы должны знать, что подобная аудиенция дорого стоит.
– Это угроза? Или намек? Он что у вас – министр, член правительства? Персона нон-грата?
(Что означает последнее ругательство, к стыду своему, до сих пор не выяснил, но подействовало, стало быть.)
Портье тонко улыбнулся. Отдавая дань моему нахальству и подчеркивая дистанцию между мной и Баксом.
Следователь (бывший) между тем начал мягко, но настойчиво оседать на пол. Я выпустил его рукав. Стало легче.
– Видите, что вы натворили?
– Ну хорошо, хорошо, – опять с улыбкой, – я доложу. Вам назначат.
– Никаких назначат. Звоните ему сейчас. Я знаю, он здесь, – рискнул я. – И дайте ему нашатыря, – я кивнул куда-то вниз. – Звоните, звоните, я не буду подглядывать.
У нас был сотрудник, который по звуку телефонного диска мог определить набираемый номер. Я так и не научился. Как и стилю «дельфин», кстати. Да зачем мне его телефон! Я не собираюсь дружить с ним домами.
– Николай Иванович, – сказал Портье в трубку, – здесь, внизу, какой-то серый добивается встречи с вами.
– Не какой-то, – важно поправил я, вырвав у него трубку. – Не какой-то, а Серый Штирлиц, Николай Иванович. Мне надо побеседовать с вами. О ваших делах.
– Удивительно, – ответил спокойный и, я бы сказал, доброжелательный голос. – Мне тоже. О ваших. Я жду вас завтра. В одиннадцать вам удобно?
– Я хочу сейчас.
– К сожалению, – в голосе мягкое извинение, – у меня дама. – Голос еще понизился, до интимного шепота, – и надеюсь, она останется до утра…
– Ну, ладно, – согласился я. – Тут трудно что-либо возразить.
– Я рад, что мы поняли друг друга. До завтра, Алекс.
– До завтра, Ник. Только предупредите ваших братьев-разбойников на входе, что бы меня не шмонали, не прощаю. – И я положил трубку.
Портье тем временем привел в чувство «моего человека».
– До завтра, – сказал я и пошел на выход, подталкивая следователя в спину.
По шелесту я определил, что Портье просто развернул газету, а не вытащил из-под нее длинноствольный «магнум».
Углубился в кроссворд и сказал мне вслед:
– Прекращение жизнедеятельности организма. По горизонтали. Пять букв.
– Забастовка, – подсказал я.
–
– Может, хватит с меня? – спросил следователь, когда мы выехали за город.
– Я собирался тебе еще морду набить, – признался я.
– Куда уже больше, – вздохнул он. – Куда теперь денусь? Ни к нашим, ни к вашим.
– Не люблю предателей, не жалею. Не прощаю их. Развелось вас, сволочей. Руки до всех не доходят. Ну сколько успею, столько сделаю. Чем вас меньше, тем нам чище.
Я притормозил, достал его пистолет – он вздрогнул, – вынул обойму и выкинул в Бросил пистолет ему на колени:
– Подавись!
Провез его еще немного и высадил. Ну его на…
И поехал в психушку. Водку пьянствовать. По случаю новоселья.
Мы посидели вечерок за столом. Было не очень весело – в комнатах еще витал печальный дух Мещерских.
– Когда домой-то? – спросила Женька, закуривая.
– Послезавтра, – ответил я.
Все устали. От боев, от бед, друг от друга. Пора расставаться, стало быть.
– Я с вами хочу, – сказал Анчар. – Что я здесь?
– Поедем. У меня под Москвой имение есть, шесть соток и дом-развалюха. Неподалеку птицеферма, охотиться будешь.
– А наш дом? А тостер? А яхта? – всполошилась Женька. – А любовь?
– Потом, – отмахнулся я. – Это всемирмульки.
– У тебя все – мирмульки, – обиделась она. – Кроме стрельбы.
– И стрельба – мирмульки.
– Ты устал, – сказал Анчар. – Во врага стрелять – радость.
– Посмотрим, – сказал я. – Завтра.
И тут погас свет. Во всем особняке.
«Отрубили», – успел подумать я, валя Женьку на пол, за спинку дивана.
Зазвенели стекла во всех окнах, застучали об пол влетевшие гранаты.
Загремели взрывы, осколки крушили мебель, посуду, лопнул, как пузырь, кинескоп телевизора, осыпалась напольная ваза. Завоняло дымом.
Стало тихо. Только капало со стола из разбитой бутылки.
В окне напротив меня появилась голова с глазами – посмотреть, проверить.
Так уж меня подмывало расколоть ее одним выстрелом! Или одного глаза лишить. Вместе с мозгами.
Удержался. Более того – протяжно простонал, прерывисто вздохнул и – умер… Опять.
Мы валялись долго. Терпеливо. Потом ощупью перебрались в соседнюю комнату. Заложили окно подушками с тахты, зажгли свечи.
В дверь постучали. Я стал с ней рядом, поднял пистолет.
– Эй! Вы живые? – голос охранника.
– А тебе-то что? Разбудили? – ответил я. – Звони в милицию.
– Как же, побежал! Завтра мебель поменяем, и все. Спите, раз уж так. Мы до утра от окон не уйдем. Свет сейчас сделаем.
Обормоты!
Свет действительно сделали. Анчар вернулся на место побоища, разыскал и принес не погибшую бутылку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79