– и масса других вопросов. Все их надо обдумать, стало быть, и решить.
А времени нам отпущено не так уж много…
– Согласен? – спросил Анчар на обратной дороге.
– Ну что с тобой делать? Придется тебе доверить наши жизни. Ты только не урони нас.
– Женечку не уроню, знаю. Как можно ее уронить, да? – Он замолчал.
– А меня?
– Ну, если только один раз. Невысоко.
И на том спасибо.
Темнело. Иногда, когда дорогу зажимали с обеих сторон скалы, становилось совсем между ними темно, Анчар даже включал фары.
– Я думаю, так надо сделать – к веревке железную палку привязать, как в цирке…
Это уж точно.
– …А на краю скалы мой кепок под веревку подложить.
– Нет, – сказал я. – Лучше мокрую подушку от дивана.
– Да, – сказал Анчар, – так лучше, да. Намыленной водой намочим.
И по дороге до виллы мы, практически, решили все вопросы. И еще я сказал Анчару, что ему делать, если поднимется тревога.
– Правильно, так, – согласился он. – Тебя в подвале искать не станут. Ты сядь в бочку и поспи до утра. Я один раз спал в бочке от вина, очень крепко.
Ладно, посплю.
После завтрака (без капли вина) мы забрались в кладовку, перерыли ее и отобрали все, что нам надо: бухту хорошей веревки, даже каната, я бы сказал, длинный стальной шток от якоря и плотно набитый кранец, обшитый парусиной (вместо подушки), брезентовые рукавицы.
Один конец веревки мы расплели надвое и привязали шток – получилась трапеция.
– Надо попробовать, – сказал Анчар.
Мы пошли на берег, забрались на подходящий уступ. Метров шесть всего высотой. Я глянул вниз и зашатался.
– Ничего, – успокоил Анчар, перекидывая веревку через плечо, – только первый раз страшно. Потом привыкнешь.
Он спустил немного трапецию, надел рукавицы, твердо уперся расставленными ногами, откинулся назад.
Я повернулся спиной к обрыву, лег животом на его край, нащупал ногами шток, вцепился в веревку.
Анчар начал медленно травить ее, перекинутую через шею. Меня стало раскачивать, шток стремился вырваться из-под ног.
– Лучше сядь, – тяжело дыша, прерывисто посоветовал Анчар.
Легко сказать. Но я ухитрился – действительно, так получалось устойчивей, и я мог держаться не за одну веревку, а за две.
– Как ты? – крикнул я Анчару, благополучно завершив спуск.
– Так хорошо. Но шее больно. Надо кепок подложить, да! – И он втянул наверх трапецию.
Я пошел вдоль берега, Анчар уже ждал меня, и мы пошли к дому. Кожа на его могучей шее была стерта до крови.
Нужно что-то придумать, какой-то хомут изобрести. А то ведь и без головы останется.
Но Анчар думал не о себе, не о своей шее.
– Что хочу сказать? – Он остановился. – Ты мужчина, она – женщина, ей будет плохо на этой железке, так, да?
Вообще-то, конечно. Двадцать метров на ней сидеть.
– Нужно сиденье сделать.
– Давай уж тогда лифт построим. Время есть.
– Пойдем покажу, что придумал.
Придумал здорово, признаться. В сарае, где было свалено разное барахло, он разыскал кресло рулевого, снятое Мещерским с яхты. Мало того, что оно было маленькое, легкое и прочное – так еще и со спинкой, и подлокотниками!
Больше того, Анчар разыскал еще и старый страховочный пояс яхтенного рулевого, с хорошей пряжкой, которая защелкивалась и отпиралась одним движением руки. Можно было бы вполне использовать этот пояс вместо кресла, но у Анчара были другие на него виды. Он заложил его за спинку, пропустил под подлокотниками и успокоился:
– Так хорошо. Женечке удобно будет.
Я думаю… Ей даже понравится. Еще раз попросит.
Перед отправлением я спустился в колодец и спрятал там кассету, завернутую в пакет. Пожалел, конечно, что поленился подобрать возле причала вынесенную морем банку из-под чая, за которую так переживал Анчар. И в которую Мещерский уложил кассету перед ее навечным, как он полагал, захоронением в братском крабовом могильнике. И которую выкинула за ненадобностью Светка. А может, и по другой причине выкинула – в кармашек купальника не влезала…
Приехали много заранее.
По дороге убрали ломиком несколько больших камней, так что смогли проехать вперед еще метров на триста. Может, и немного, но, когда погоня пойдет, каждый метр малым не покажется.
Стали устраиваться на месте. Анчар расстелил бурку – ждать нам придется долго, уложил под рукой карабин, патроны россыпью, гранаты и табак с трубкой. Отдельно лежала монтировка с веревочной петлей.
Начали вести наблюдение, по очереди.
Все эти сутки, с того страшного часа, я старался думать только о том, как добыть Женьку, а вовсе не о том, что с ней могли сделать. Сейчас мне это уже не удавалось.
– Вот! – прошептал Анчар.
Я подполз к нему, свесил голову.
Из дома вышел мужик с судками, в белом халате и колпаке – повар. Он прошел вдоль стены и рядом с гаражными воротами толкнул дверь в сводчатой нише. Просунул руку, видимо, включил свет.
Значит, эта дверь не на запоре, уже легче.
Вышел он неожиданно быстро, но с теми же судками, с оторванным рукавом халата и со сбитым набекрень колпаком. Ясно, Женька активную голодовку объявила. И правильно, нам вражеские деликатесы ни к чему. Тем более что дома своей жратвы навалом.
Больше Женьку не беспокоили.
Стало темнеть. «Фрегат» готовился к вечернему кайфу. Обслуга убралась (в смысле – разъехалась), остались хозяева и охрана. Окна были задернуты, звуки никакие до нас не доносились.
Из караулки вышли двое. Один прошел к воротам и остался там. Другой подошел к сводчатой двери в подвал и запер ее на ключ. Ну, ему же хуже. Потому что ключ он положил в карман.
Стемнело совсем. Я надел на руку веревку с монтировкой, сунул в карман фонарик, проверил пистолет и загнал патрон в ствол.
Анчар спустил «за борт» нашу «люльку», уложил канат на кранец, перекинул через плечо, изготовился.
В этот момент из дома вышел человек, остановился на крыльце, докуривая сигарету. В свете фонаря я узнал его – тот, что в «приемной» Боксера все время проигрывал в карты.
Что-то мне в нем не понравилось.
Он отбросил окурок, воровато огляделся и шмыгнул к подвальной двери, достал свой ключ. Ага, в карты не везет – решил любви попробовать! Сейчас тебе будет любовь. До гроба…
Я заскользил вниз. И только тут подумал, какую дурацкую затею мы осуществляем. Охранник у ворот меня увидеть не мог. Второй пока тоже. Ему приспичило, и он застенчиво повернулся ко мне спиной. Но вот он застегнет брюки и пожелает взглянуть на звезды. Хорошо, если для начала просто меня окликнет. А что я ему скажу?
Мол, стену крашу, вот! Бакс, мол, приказал к его приезду – непременно, чтобы скала не серая была, а голубая…
А скорее всего снимет он меня одной хорошей очередью с моего гнездышка без всяких вопросов. И шлепнусь я, как лягушка, на жесткую спину «Фрегата». Или Анчар успеет вздернуть наверх мой труп, чтобы похоронить с воинскими почестями…
Однако обошлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
А времени нам отпущено не так уж много…
– Согласен? – спросил Анчар на обратной дороге.
– Ну что с тобой делать? Придется тебе доверить наши жизни. Ты только не урони нас.
– Женечку не уроню, знаю. Как можно ее уронить, да? – Он замолчал.
– А меня?
– Ну, если только один раз. Невысоко.
И на том спасибо.
Темнело. Иногда, когда дорогу зажимали с обеих сторон скалы, становилось совсем между ними темно, Анчар даже включал фары.
– Я думаю, так надо сделать – к веревке железную палку привязать, как в цирке…
Это уж точно.
– …А на краю скалы мой кепок под веревку подложить.
– Нет, – сказал я. – Лучше мокрую подушку от дивана.
– Да, – сказал Анчар, – так лучше, да. Намыленной водой намочим.
И по дороге до виллы мы, практически, решили все вопросы. И еще я сказал Анчару, что ему делать, если поднимется тревога.
– Правильно, так, – согласился он. – Тебя в подвале искать не станут. Ты сядь в бочку и поспи до утра. Я один раз спал в бочке от вина, очень крепко.
Ладно, посплю.
После завтрака (без капли вина) мы забрались в кладовку, перерыли ее и отобрали все, что нам надо: бухту хорошей веревки, даже каната, я бы сказал, длинный стальной шток от якоря и плотно набитый кранец, обшитый парусиной (вместо подушки), брезентовые рукавицы.
Один конец веревки мы расплели надвое и привязали шток – получилась трапеция.
– Надо попробовать, – сказал Анчар.
Мы пошли на берег, забрались на подходящий уступ. Метров шесть всего высотой. Я глянул вниз и зашатался.
– Ничего, – успокоил Анчар, перекидывая веревку через плечо, – только первый раз страшно. Потом привыкнешь.
Он спустил немного трапецию, надел рукавицы, твердо уперся расставленными ногами, откинулся назад.
Я повернулся спиной к обрыву, лег животом на его край, нащупал ногами шток, вцепился в веревку.
Анчар начал медленно травить ее, перекинутую через шею. Меня стало раскачивать, шток стремился вырваться из-под ног.
– Лучше сядь, – тяжело дыша, прерывисто посоветовал Анчар.
Легко сказать. Но я ухитрился – действительно, так получалось устойчивей, и я мог держаться не за одну веревку, а за две.
– Как ты? – крикнул я Анчару, благополучно завершив спуск.
– Так хорошо. Но шее больно. Надо кепок подложить, да! – И он втянул наверх трапецию.
Я пошел вдоль берега, Анчар уже ждал меня, и мы пошли к дому. Кожа на его могучей шее была стерта до крови.
Нужно что-то придумать, какой-то хомут изобрести. А то ведь и без головы останется.
Но Анчар думал не о себе, не о своей шее.
– Что хочу сказать? – Он остановился. – Ты мужчина, она – женщина, ей будет плохо на этой железке, так, да?
Вообще-то, конечно. Двадцать метров на ней сидеть.
– Нужно сиденье сделать.
– Давай уж тогда лифт построим. Время есть.
– Пойдем покажу, что придумал.
Придумал здорово, признаться. В сарае, где было свалено разное барахло, он разыскал кресло рулевого, снятое Мещерским с яхты. Мало того, что оно было маленькое, легкое и прочное – так еще и со спинкой, и подлокотниками!
Больше того, Анчар разыскал еще и старый страховочный пояс яхтенного рулевого, с хорошей пряжкой, которая защелкивалась и отпиралась одним движением руки. Можно было бы вполне использовать этот пояс вместо кресла, но у Анчара были другие на него виды. Он заложил его за спинку, пропустил под подлокотниками и успокоился:
– Так хорошо. Женечке удобно будет.
Я думаю… Ей даже понравится. Еще раз попросит.
Перед отправлением я спустился в колодец и спрятал там кассету, завернутую в пакет. Пожалел, конечно, что поленился подобрать возле причала вынесенную морем банку из-под чая, за которую так переживал Анчар. И в которую Мещерский уложил кассету перед ее навечным, как он полагал, захоронением в братском крабовом могильнике. И которую выкинула за ненадобностью Светка. А может, и по другой причине выкинула – в кармашек купальника не влезала…
Приехали много заранее.
По дороге убрали ломиком несколько больших камней, так что смогли проехать вперед еще метров на триста. Может, и немного, но, когда погоня пойдет, каждый метр малым не покажется.
Стали устраиваться на месте. Анчар расстелил бурку – ждать нам придется долго, уложил под рукой карабин, патроны россыпью, гранаты и табак с трубкой. Отдельно лежала монтировка с веревочной петлей.
Начали вести наблюдение, по очереди.
Все эти сутки, с того страшного часа, я старался думать только о том, как добыть Женьку, а вовсе не о том, что с ней могли сделать. Сейчас мне это уже не удавалось.
– Вот! – прошептал Анчар.
Я подполз к нему, свесил голову.
Из дома вышел мужик с судками, в белом халате и колпаке – повар. Он прошел вдоль стены и рядом с гаражными воротами толкнул дверь в сводчатой нише. Просунул руку, видимо, включил свет.
Значит, эта дверь не на запоре, уже легче.
Вышел он неожиданно быстро, но с теми же судками, с оторванным рукавом халата и со сбитым набекрень колпаком. Ясно, Женька активную голодовку объявила. И правильно, нам вражеские деликатесы ни к чему. Тем более что дома своей жратвы навалом.
Больше Женьку не беспокоили.
Стало темнеть. «Фрегат» готовился к вечернему кайфу. Обслуга убралась (в смысле – разъехалась), остались хозяева и охрана. Окна были задернуты, звуки никакие до нас не доносились.
Из караулки вышли двое. Один прошел к воротам и остался там. Другой подошел к сводчатой двери в подвал и запер ее на ключ. Ну, ему же хуже. Потому что ключ он положил в карман.
Стемнело совсем. Я надел на руку веревку с монтировкой, сунул в карман фонарик, проверил пистолет и загнал патрон в ствол.
Анчар спустил «за борт» нашу «люльку», уложил канат на кранец, перекинул через плечо, изготовился.
В этот момент из дома вышел человек, остановился на крыльце, докуривая сигарету. В свете фонаря я узнал его – тот, что в «приемной» Боксера все время проигрывал в карты.
Что-то мне в нем не понравилось.
Он отбросил окурок, воровато огляделся и шмыгнул к подвальной двери, достал свой ключ. Ага, в карты не везет – решил любви попробовать! Сейчас тебе будет любовь. До гроба…
Я заскользил вниз. И только тут подумал, какую дурацкую затею мы осуществляем. Охранник у ворот меня увидеть не мог. Второй пока тоже. Ему приспичило, и он застенчиво повернулся ко мне спиной. Но вот он застегнет брюки и пожелает взглянуть на звезды. Хорошо, если для начала просто меня окликнет. А что я ему скажу?
Мол, стену крашу, вот! Бакс, мол, приказал к его приезду – непременно, чтобы скала не серая была, а голубая…
А скорее всего снимет он меня одной хорошей очередью с моего гнездышка без всяких вопросов. И шлепнусь я, как лягушка, на жесткую спину «Фрегата». Или Анчар успеет вздернуть наверх мой труп, чтобы похоронить с воинскими почестями…
Однако обошлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79