…Парковка перед “Попугаем Флобером” была отдана на откуп крутым иномаркам. Вполне приличная “девятка” Митяя выглядела здесь инородным телом, бедной телятницей из совхоза, приехавшей в город к своим дальним зажиточным родственникам.
Не доезжая до парковки, Митяй остановился, бросил руль и повернулся ко мне: ноздри его раздувались.
– Так и знал, что ты меня подставишь! – прошипел он. – Говорил же сто раз, не стоит доверять такой бабе, как ты!
– А в Чем, собственно, проблема, милый?
– Это кабак моего шефа.
– Ну и что?
– А то, что есть такое понятие – субординация.
– Что ты говоришь! Это когда дворня должна сидеть в людской и жрать за печкой картофельные очистки? И дальше гардероба – ни-ни?
– Ты просто дура! При чем здесь картофельные очистки? При чем здесь гардероб? Просто в этот кабак мы не ходим.
– Именно в этот?
– Да.
– Отчего же? Было письменное распоряжение? Циркуляр? Вас выстроили и перед строем зачитали приказ?
Митяй растерялся. Он не мог сказать мне ничего вразумительного.
– Ну, нет, конечно. Просто это не принято, и все.
– А ты знаешь, что все, что не запрещено, – разрешено? Меня пригласил сам Кравчук, и ты это слышал. Меня пригласил он, а я приглашаю тебя. Или ты находишь это противоестественным? Конечно, есть такая вещь, как дешевое холуйство…
– Ладно, только ты иди вперед.
– А ты? Зайдешь пописать в ближайшую подворотню?
– А я посмотрю, как тебя вышвырнут отсюда. Это доставит мне большое удовольствие.
…В роскошном холле “Попугая Флобера” меня встретил швейцар с лицом бойца отряда специального назначения, прошедшего все горячие точки, включая Абхазию и Приднестровье. Должно быть, и сейчас при желании у него под униформой можно легко обнаружить установку “Град”.
Швейцар критически осмотрел мой затрапезный наряд:
– Чего надо?
– Метрдотеля, – лаконично ответила я.
– А Папу Римского? Топай отсюда.
– Тогда к метрдотелю добавьте еще и книгу жалоб.
– Чего-чего?
– Не думаю, что Андрей Юрьевич останется доволен тем, как принимают его гостей.
Имя Кравчука произвело магическое впечатление на швейцара. Он моментально исчез и появился спустя несколько минут уже с метрдотелем, тем самым, которого я уже видела, – скромный резидент под дипломатическим прикрытием, наш человек в Гаване, вышедший в отставку Джеймс Бонд.
– Слушаю вас, – обратился ко мне Джеймс Бонд.
– Вы не узнаете меня? Я как-то обедала у вас с Андреем Юрьевичем…
– Да-да, конечно. Прошу вас. – Ни один мускул не дрогнул на лица метрдотеля, именно с такой физиономией и нужно вербовать нечистых на руку специалистов по стратегической оборонной инициативе. Кравчук отлично вышколил своих людей, нужно отдать ему должное.
– Одну минутку.
Я вернулась к машине.
– Ну что? – заинтересованно спросил Митяй.
– Путь свободен.
– Сошло с рук?
– Мне все всегда сходит с рук. Идем, нас ждут. Всю ответственность я беру на себя.
…Сказав, что в “Попугае Флобере” царят демократические нравы, я сильно погрешила против истины. Это был элитный кабак, где по вечерам собиралась дорогая публика. Холеные грузины, давно отошедшие от продажи мандаринов и перескочившие на шоу-бизнес; молодые банкиры с лицами профессоров математики из Беркли; нефтяные царьки из северных провинций, страдающие зудом траты денег. Несколько легко узнаваемых телевизионных морд в обществе таких же узнаваемых супермоделей, похожих на изысканные торшеры; жены и любовницы в декольте и бриллиантах, с открытыми спинами и голыми руками, все, через одну, женщины-вамп и рафинированные стервы. И никакого кафешантана, никакой развязной попсы, только струнный оркестр с неизменными Гайдном и Альбинони.
Что ж, очень изысканно. Чин чинарем.
– Ничего, что он без галстука? – кивнув на Митяя, спросила я у Джеймса Бонда.
Митяй залился краской (бедный мальчик!), а метрдотель только хмыкнул (старая закалка!).
– Ваш столик. Прошу. Сейчас подадут вино. – Он любезно отодвинул тяжелый стул, и я тотчас же угнездилась на нем. – Меню, пожалуйста.
– Спасибо. Садись, милый, – цыкнула я на Митяя, с лица которого еще не сошел смущенный румянец.
– Мать твою, мы выглядим как идиоты, – прошипел он, как только метрдотель нас покинул.
– Отчего же?
– Посмотри на себя. Ты как будто со строек народного хозяйства приперлась. И я не лучше! – Здесь Митяй явно преувеличивал: он выглядел вполне сносно – отглаженные брючата, джемпер и свежая сорочка.
– Тебя это смущает?
– Откровенно говоря, да.
– Да наплюй ты на все. Слушай музыку, пей вино и наслаждайся жизнью.
– Вообще-то я не пью…
– Ты хоть раз можешь отступить от своих правил?
– Ну, хорошо, – нехотя согласился Митяй. И я подозревала, что он сделал это только для того, чтобы избавиться от смущения.
– Что ты будешь есть? – спросила я, углубившись в меню.
– Не знаю… Мне все равно.
– Вот, например, шашлык по-карски…
– Я не ем мяса.
– Извини, протертого молочного супа в меню нет. Ладно, не злись, сейчас подыщу тебе компромиссный вариант…. Салат из кинзы и свежих помидоров тебя устроит? И сулугуни?
– Да.
– Господи, какой же ты скучный человек! Неужели хотя бы раз в жизни нельзя наплевать на правила? – Я откинулась на спинку и поставила ногу на стул.
– Зато с тобой не соскучишься… Ты бы еще с ботинками на скатерть влезла, – укорил меня Митяй.
– Еще не время, – туманно пообещала я. Я заказала подошедшему официанту множество блюд с потешными и трудно произносимыми грузинскими названиями и две бутылки “Цинандали” – в память о первом визите в “Попугай Флобер”. Официант разлил вино, и, когда он удалился, я подняла бокал:
– Хочу выпить за тебя, Митяй. Ты милый.
– Не очень-то ты разнообразна в эпитетах.
– Да нет, просто ничего, кроме этого, я в тебе не нахожу. Прости.
– А я не нахожу в тебе даже этого.
Боже мой, только сегодня утром я позволила жалкой мысли о том, что я хочу его, уютно устроиться на груди. А еще вчера его тело, так безжалостно и так нежно касавшееся меня, казалось мне таким привлекательным… Он не будет спать с тобой, а ты не будешь спать с ним. Это невозможно…
Как жаль, что это невозможно. Я грустно посмотрела на Митяя и, не говоря ни слова, выпила вино.
– Симпатичная музыка, – виновато сказал Митяй. Музыку можно было назвать какой угодно, только не симпатичной.
– Это Дебюсси. “Послеполуденный отдых фавна”. – Больше всего я боялась, что Митяй спросит “а кто такой Дебюсси?”. Но он не спросил, и мне даже захотелось поцеловать его за это.
Еда была вкусной, а вино легким – легким и смущающим душу одновременно. Под Дебюсси между нами начали рушиться все барьеры, Гайдн ускорил этот процесс, а третья бутылка “Цинандали” довершила дело. Глаза Митяя снова перестали быть уныло голубыми, в них появилась глубина и оттенки всех цветов сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116